— Добрый день, сударь! Добрый день, Елизавета Алексеевна! — ответил тот.

Алексис вел себя с ним как обычно. Ничто в его поведении, словах или жестах не выдавало той огромной перемены по отношению к Владимиру Вольшанскому, которая произошла в его душе за последнюю ночь. Алексис был учтив, вежлив и непринужден. Во всяком случае, с виду.

— Я гляжу, вы куда-то отправляетесь, сударь? — заметил Владимир.

— Да, я отправляюсь в деревню в наше имение, — ответил Алексис. — Там накопились некоторые дела, требующие моего участия и контроля.

— Понимаю.

— И коли уж мне довелось вас встретить перед своим отъездом, граф, могу я попросить вас сделать кое-что для меня?

— Я вас слушаю.

— Я оставляю здесь самое дорогое мне существо. — Он взглянул на Елизавету. — И мне будет гораздо спокойнее, если я буду знать, что оставляю её под вашей защитой.

— Но Алексис! — возмутилась Елизавета и слегка покраснела.

— Она не так сильна, как кажется, — продолжал тот. — Она очень ранима. Ей нужна ваша забота и поддержка. Особенно сейчас.

— Ни о чем не беспокойтесь! — произнес Владимир. — Однако вам не нужно было просить меня об этом.

— А теперь, извините меня, но мне пора ехать.

Он легко запрыгнул в коляску, в которой уже находился его маленький багаж.

— С богом! — произнесла Елизавета.

Он бросил на неё оптимистический взгляд, который словно говорил: «Все должно обернуться хорошо. Иначе и быть не может».

«И он уверяет, что не бежит», — подумала Елизавета, когда коляска её сына стремительно выехала из ворот.

Владимир нежно обнял её за плечи.

— Вы огорчены его отъездом? — спросил он.

— Ему это необходимо.

— Вы ему рассказали о нас, не так ли?

Елизавета кивнула головой.

— Я очень хотел бы с ним подружиться, — после некоторой паузы произнес он. — Мне нравится ваш сын, Елизавета. Он так похож на вас. Может быть, поэтому мне так легко с ним.

Его слова приятно взволновали Елизавету. Она ближе прижалась к нему и положила голову на его плечо. На её губах сияла блаженная улыбка.

— За то время, что мы не виделись, я уже успел соскучиться, признался Владимир. — С самого утра я не находил себе места. Мне так хотелось увидеть вас. Я не выдержал этой разлуки и приехал.

— Я так рада, что вы приехали!

Он крепко обнял её и какое-то время продолжал держать в своих объятиях.

— Я должна сказать вам нечто важное, — промолвила Елизавета.

Его руки медленно выпустили её из сладкого плена.

— Что вы хотите мне сказать? — спросил он.

— Не здесь. Это не слишком подходящее место. Пойдемте.

Она привела его в гостиную и плотно закрыла дверь. Она была взволнованна и не сразу начала разговор. Владимир молча и терпеливо ждал.

— Я вчера сказала вам, — наконец, произнесла она, — что есть ещё нечто важное, что касается вас и меня.

— Да, я помню.

— Это также касается Алексиса. После той ночи на маскараде… Вернее в ту ночь на маскараде… Так случилось, что он был зачат в ту роковую ночь. Алексис — ваш и мой сын. Вы его настоящий отец, а не князь Ворожеев.

Глаза Владимира округлились от удивления. Он ожидал услышать от неё все, что угодно. Но такое!..

— Мой сын… — произнес он. — Ваш и мой… Нет, так не бывает!

— Ему сейчас девятнадцать лет, — продолжала Елизавета. — Он родился семнадцатого мая: через девять месяцев после той ночи. Когда я выходила замуж за князя Ворожеева, я уже знала о том, что беременна. Именно поэтому я и вышла замуж.

— О Боже! — прошептал он.

— Алексис ваш сын, — ещё раз повторила Елизавета, выделив слово «ваш», — можете в этом не сомневаться.

Владимир с нежностью посмотрел на нее.

— Я ничуть не сомневаюсь в ваших словах, Елизавета, — Просто все это настолько… Я даже предположить не мог о таком продолжении этой маскарадной истории.

— Ну почему? Мы же были близки. И вероятность зачатия, хоть и небольшая, но все же существовала. А вы никогда не задумывались над тем, что от этой связи у вас может быть ребенок?

— Нет, — откровенно признался Владимир. — Возможно, это прозвучит безответственно, но я над этим не задумывался. Я думал о девушке, которая завладела моим сердцем, но о том, что у неё может быть мой ребенок… Нет, об этом я не думал.

— И я, признаться, тоже об этом не задумывалась. До первых симптомов.

— Бедная моя, — с невыразимой нежностью и благоговением произнес он. Сколько же вам пришлось принести жертв, сколько выстрадать! А меня не было рядом. Смогу ли я когда-нибудь возместить вам все это?

— Возместить? — с улыбкой и со слезами счастья на глазах произнесла она. — Ну что вы такое говорите? Это мне надобно вам возмещать, то что вы долгое время были лишены великой радости — растить своего сына.

Он крепко сжал её в объятиях. Его охватило необыкновенное чувство счастья. Он словно только что осознал значение всего того, что сказала ему любимая женщина.

— Мой сын… — произнес он, и его лицо от этого слова просияло счастьем. — Плоть от плоти моей, кровь от крови. Я так мечтал об этом. И теперь… Подумать только: все это время он рос вдали от меня, а я даже не подозревал о его существовании! Мой сын… Уже такой взрослый!

— Ну, не такой уж ещё и взрослый, — возразила Елизавета, и её лицо тоже просияло счастьем. — У него ещё вся жизнь впереди. И хотя в свои юные годы он уже многое испытал, познал боль от разочарования, но это не значит, что он стал неуязвимым и ему не потребуется помощь, сильная воля и ум его отца.

— Я так хочу его увидеть! Мне нужно столько ему сказать! Как вы думаете, Елизавета, как он все это воспримет, когда узнает, что я его отец?

— Дело в том, что…

— Да я понимаю, необходимо немного подождать, — сказал Владимир. Ему, пожалуй, не следует это говорить, пока все как-то не уладится. Пока ваш брак с Ворожеевым не будет аннулирован.

— Дело в том, что он все знает.

— Как знает?

— Я ему все рассказала: и про маскарад, и про то, что вы его отец. Я рассказала ему сразу же после того, как вчера приехала от вас. У нас был долгий разговор. Я посчитала, что он должен все узнать и узнать именно от меня.

— Что ж, — сказал Владимир. — Коли вы так посчитали, значит, это правильно. Вам, как никому другому, известна душа нашего сына.

— Нашего сына, — медленно произнесла Елизавета. — Как прекрасно звучит!

— Поистине прекрасно, — согласился он. — А как он отреагировал на все это?

— Сейчас ему очень трудно, — неопределенно ответила она. — Он ещё не может прийти в себя после всех этих событий с отравлением и двоеженством. Он очень хорошо к вам относится, но он пока ещё не готов принять вас, как своего отца. На это нужно время. Но, я думаю, это обязательно произойдет, и произойдет очень скоро.

Он прижал её руку к губам и с благоговением поцеловал. Затем он посмотрел на неё теплым, нежным взглядом. Его взгляд словно проник ей в душу и освободил от последних оков тайны. Голосом, полным любви и благодарности, он произнес:

— Благодарю вас. Вы не представляете, какой огромный дар вы мне преподнесли.

Владимир пробыл у Елизаветы до самого вечера. Они откровенничали, делились впечатлениями и радовались. И все их откровения, впечатления и радости были связаны с Алексисом.

Окрыленный и воодушевленный после этой встречи, Владимир возвратился в свой особняк. Он был счастлив как никогда. Судьба не просто благоволила ему, она сделала его своим избранником, потому что только своему избраннику судьба способна преподнести такие огромные дары, как любовь женщины, которая для тебя дороже всех на свете, и сына, о котором ты так долго мечтал. Своего собственного сына — плоть от плоти, кровь от крови! Сына, у которого похожий характер, похожие способности и наклонности, сына, который является продолжением тебя самого! Владимир и раньше испытывал симпатию к Алексису, но теперь он любил его всем сердцем. И причиной этого стало одно единственное слово. Слово, которое связывало их неразрывными и прекрасными узами. И хотя Владимир понимал, что ему предстоят ещё трудности в борьбе за преподнесенные судьбой дары: нужно было добиться разрешения на брак с Елизаветой, добиться любви Алексиса и каким-то образом дать ему свое имя, но эти трудности его не страшили.

Подобно Владимиру Елизавета также чувствовала себя окрыленной и счастливой. Небывалая легкость переполняла её существо. Словно юная девушка, Елизавета закружилась в гостиной, раскинув руки в стороны, а затем побежала через комнаты в свои покои.

После долгих лет она наконец-то сбросила маску, скрывавшую огромную тайну её жизни, маску, довлевшую на неё со страшной силой и заставлявшую её поневоле обманывать.

Глава девятнадцатая

После того, как Елизавета открыла последнюю и самую важную тайну Владимиру, он больше не появлялся в её доме. Прошло три дня, а от него не было никаких известий. Обычно Владимир навещал её по любому поводу, а теперь, когда поводов появилось предостаточно, он исчез. Елизавета уже начала всерьез беспокоиться. Она даже написала ему письмо, в котором просила объяснить причину его молчания, непонятного и тягостного для нее. Однако отправить это письмо она не успела. Едва она окончила его писать, как лакей принес ей письмо от графа Вольшанского. Елизавета вскрыла конверт и прочла:

«Моя самая дорогая, нежно любимая и милая моему сердцу Елизавета! Надеюсь, мое обращение не покажется вам немного дерзким и несвоевременным. Мне безумно захотелось назвать вас своей и осыпать вас теплыми и прекрасными словами, коих вы заслуживаете. Простите, ежели вызвал ваше недовольство. Однако какой-то внутренний голос подсказывает мне, что вы ничуть не сердитесь на меня, а даже, наоборот. Я словно вижу, как улыбаются ваши губы нежной и трогательной улыбкой, как сияют ваши глаза, когда вы читаете эти строки. На вашем лице нет и следа недовольства, так же как в моих словах нет дерзости, ибо самые прекрасные порывы нашей души нельзя считать дерзостью. Я счастлив, окрылен и влюблен! Я все более и более осознаю, как это необыкновенно, удивительно и прекрасно, — что с нами произошло много лет назад и что происходит теперь! Однако мое счастье так хрупко и неопределенно. Вернее — наше счастье, ибо теперь мы — единое целое. И я должен сделать все возможное, чтобы обезопасить это хрупкое и неопределенное, но такое дорогое счастье. Именно поэтому мне необходимо на некоторое время покинуть вас. Покинуть, чтобы потом навсегда обрести: вас и нашего сына. По этим словам вы, наверное, догадываетесь, куда устремлены мои намерения. Я желаю, чтобы вы и наш сын носили мое имя. На данный момент я имею весьма смутное представление, как это можно сделать. Здесь в Петербурге я обращался к некоторым влиятельным и сведущим в данной области персонам, однако их влияний и сведений оказалось недостаточно. Кроме того, мне необходимо уладить ряд дел, так или иначе связанных с предстоящими изменениями в моей жизни. Я думаю, вы меня понимаете.