— Я тогда сказала: «Вы не могли бы стать моим кавалером на этом балу».

— И я согласился.

— Вы были прекрасным кавалером! — сказала Елизавета.

— А потом мы остались наедине в той комнате.

— Это была самая лучшая ночь в моей жизни, — призналась Елизавета.

— И в моей.

Она почувствовала, как на её глаза выступают слезы.

— О, вы не представляете, Владимир, — с огромной печалью произнесла она, — как я раскаивалась в том, что не позволила вам увидеть мое лицо, узнать мое имя и, наконец, в том, что оставила вас! Но я очень боялась. Боялась разоблачения, скандала. Я была юной и благопристойной. И в том моем понимании мой поступок казался мне ужасным. На этот маскарад меня привело не легкомыслие, а отчаяние. Я тогда не могла представить, что эта ночь станет для меня роковой.

Владимир ласково притянул её к себе и обнял.

— Не нужно ничего объяснять, — утешительно поцеловав её в висок, произнес он. — Я понял это ещё тогда. И поверьте, я никогда не держал на вас зла, несмотря на то, что ваше бесследное исчезновение причинило мне огромную боль. Я искал вас. Искал до тех пор, пока не потерял всякую надежду найти вас. Я хотел защитить вас, уберечь вас от того, чего вы боялись, заставить забыть то, что вы пытались забыть в моих объятиях.

От его упоительных речей слезы закапали из её глаз прямо на его плечо. Владимир усадил её на мягкий диван и подал ей белоснежный платок.

— Не нужно плакать, — с нежностью произнес он. — Мы нашли друг друга это главное. И сейчас мы уже не повторим прошлой ошибки. Сейчас я ни за что не позволю вам ускользнуть от меня, какие бы страхи и неразрешимые ситуации нас не преследовали, какие бы враги, сплетники и мужья не пытались отдалить нас друг от друга. А вы обещайте мне никогда не исчезать бесследно, даже на несколько дней!

— Обещаю, — покорно сказала она.

— Обещайте беречь себя.

— Обещаю.

— И обещайте, что когда вновь станете свободной, когда окончательно уладится это дело с разводом… вы выйдете за меня замуж.

— Обещаю.

От её ответа он резко встрепенулся. Он не рассчитывал, что так неожиданно и скоро его избранница согласится составить его счастье.

— Вы сказали: «обещаю»? — переспросил он, желая убедиться в достоверности её согласия.

— Да, я сказала: «обещаю», — подтвердила она.

— Вы станете моей женой?

— Да.

— Вы станете моей женой, потому что я оказался тем самым «вашим призраком»?

— Да. И ещё потому что я люблю вас.

— О, Елизавета! Моя дорогая, обожаемая Елизавета! — произнес он, заключая её в объятия.

Она ближе прижалась к нему. Его твердая и уверенная рука обвилась вокруг её талии. Она почувствовала его теплое дыхание на своем затылке. Приятное ощущение его близости, ощущение покоя и защищенности охватило все её существо.

«Двадцать лет! — с горечью подумала она. — Целая жизнь! Если бы тогда, двадцать лет назад в то утро я не ушла от него, моя жизнь была бы совершенно другой. И не было бы ни князя Ворожеева, ни угрызений совести, ни боли, ни унижений, а двадцать лет рая рядом с ним и нашим сыном».

— Сколько потеряно лет! — вздохнула она.

— Мы восполним эту потерю, — заверил её он.

Она пожала плечами и печально вздохнула, как бы выражая свое сомнение.

— Вы сомневаетесь? — воскликнул он. — Но почему? Мы любим друг друга. И теперь, когда мы нашли друг друга, когда мы сбросили тяжесть тайны, мы можем быть счастливы. Что вас пугает, Елизавета?

— Есть ещё нечто важное, что касается вас и меня.

— И что же это?

— Нет, я не смогу, — прошептала она, отвечая на собственные мысли.

— Если это касается меня, то вы должны мне сказать!

— Я обязательно вам расскажу, — пообещала она, — но не сейчас.

— Вы правы, — согласился он. — И хотя меня раздирает любопытство, но, мне кажется, на сегодня достаточно потрясений. Я до сих пор не могу прийти в себя.

— Благодарю вас за понимание, — произнесла она. — А теперь, я должна идти.

Она мягко высвободилась от его объятий и поднялась с дивана.

— Нет! Нет! — запротестовал он, удерживая её за руку. — Вы не можете уйти от меня теперь, когда все так прекрасно складывается. Я вам этого не позволю! Я таким чудом обрел вас не для того, чтобы снова потерять!

— Но я ухожу ненадолго. Мы вновь увидимся завтра.

— Но я не могу избавиться от страха, что вы снова исчезните, как двадцать лет назад.

— Ни за что! — возразила она. — Второй раз я не совершу такой ошибки. Я слишком дорого за неё заплатила. Но, поверьте мне, я должна уйти.

— Что ж, ваше желание для меня закон, Елизавета. К тому же у меня есть ваше обещание. Но знайте, я отпускаю вас с огромным сожалением.

— И вы знайте: я покидаю вас с огромным сожалением. Но это необходимо.

Она крепко его обняла. Некоторое время они стояли прижавшись друг другу, словно им предстояла долгая и тяжелая разлука. Затем она мягко отстранилась от него и с оптимизмом произнесла:

— Все должно быть хорошо. Я это чувствую.

— Иначе и быть не может, — с улыбкой сказал он. — Однако уже довольно поздно. А на улицах небезопасно.

— Но я в карете, и у меня надежный кучер.

— И тем не менее я хотел бы проводить вас. Я должен воочию убедиться, что вы благополучно добрались до дома.

— Мне ничто не угрожает, — заверила она.

— Не так давно вас пытались отравить, — напомнил он.

— Будь по вашему, — согласилась она.

— Я поеду верхом следом за вашей каретой. И как только вы окажетесь в своем доме, я немедленно уеду обратно.

Владимир сделал все в точности, как сказал. Подобно рыцарю, сопровождающему свою даму, он следовал верхом за её каретой до самых ворот её особняка. И едва его дама въехала в пределы своих владений, он развернул коня и поскакал обратно.

Елизавета вошла в свои покои. Она была взволнованна и переполнена эмоциональным восторгом. Ее лицо светилось от счастья, а глаза блестели от благодатных слез. Она преклонила колени перед иконой Божьей Матери. Обратив на икону благодарный взгляд и молитвенно сложив руки, она прошептала:

— Благодарю тебя. Благодарю тебя за то, что я нашла его. Нашла отца моего сына.

Глава семнадцатая

Алексис тихо вошел в покои матери. Почувствовав присутствие сына, она поднялась с колен и обратила на него взволнованный взгляд. На её лице ещё остались следы слез, и это немного встревожило Алексиса.

— Мне сказали, что вы только что вернулись, и я решил зайти к вам, объяснил он свое появление. — Вы ездили к графу Вольшанскому, не так ли?

— Да, к нему.

— Вы чем-то расстроены?

— Нет, — возразила она и в подтверждение своих слов улыбнулась. Милый, я должна с тобой поговорить. Это очень важно!

— Хорошо. Только, может быть, сначала вам лучше снять плащ.

— Да, конечно, — растерянно произнесла она и тут же принялась снимать плащ и шляпку.

Она небрежно положила уличную одежду на кресло. Затем присела на канапе ближе к краю и жестом руки пригласила сына присесть на другой край.

— Присядь, пожалуйста, — прокомментировала она свой жест словами. Разговор будет очень долгим.

Алексис послушно последовал её приглашению и присел на другой край канапе.

— О чем вы хотите со мной поговорить, матушка? Впрочем, я, кажется, догадываюсь. Граф признался вам в любви? — предположил Алексис. — Или, ещё значительнее, предложил вам руку и сердце?

— Нет! То есть да! — сказала она, запутавшись в ответе от его неожиданного вопроса. — То есть я хочу сказать, что он, действительно, предложил мне руку и сердце, но не об этом я собираюсь с тобой поговорить.

— Вот как!

— Я расскажу тебе одну историю. Эта история случилась со мной и с одним человеком. Но к тебе она тоже имеет отношение. Я никогда никому об этом не рассказывала. Я не могла об этом рассказывать. И ты поймешь: почему. Ты поймешь, почему я на протяжении двадцати лет я хранила тайну и почему только сейчас я решилась её открыть.

— Я слушаю вас, матушка.

Алексис придвинулся поближе к ней. Она взяла его руку и сжала её в своих ладонях.

— То, что я тебе расскажу, заставит тебя по-другому взглянуть на свою жизнь и на меня. Возможно, ты отдалишься от меня, разочаруешься во мне и перестанешь мне доверять.

— Этого не случится, — заверил её сын, — какие бы ужасы вы мне рассказали.

— И тем не менее, даже если я рискую потерять твою любовь и уважение, я расскажу тебе все. Ты должен знать.

— Я слушаю вас.

— Мне едва исполнилось шестнадцать лет, когда моя маменька объявила мне, что нашла для меня хорошую партию, — начала свой рассказ Елизавета. Я дала свое согласие на обручение. У меня не было причин, чтобы не соглашаться с выбором маменьки. К своему предстоящему браку я относилась как к необходимому и естественному событию, которое рано или поздно происходит в жизни каждой девушки. Но вместе с этим мне очень нравился мой жених. Он был молод, привлекателен и умел нравиться. Мне было приятно находиться рядом с ним. Тогда мне казалось, что я люблю его, но по сути — я его совсем не знала. Несмотря на то, что мы были официально обручены, мы очень редко встречались. А когда встречались, я видела в нем любезного, вежливого и влюбленного молодого человека, каким он хотел мне казаться. Мне и в голову не приходило, что он может быть другим, что его любезность, вежливость и влюбленность — насквозь пропитаны ложью. Тебе хорошо известно, сынок, что до своего обручения я воспитывалась в Смольном институте. Но ты и представить себе не можешь, до какой степени я была наивна и доверчива. Я знала лишь ту жизнь, которая была в пределах института. И это в какой-то мере стало причиной тех ошибок, которые я совершила. В институте мне привили хорошие манеры и правила поведения, меня научили послушанию и добропорядочности, но меня не научили, как отличать ложь от правды, как поступать с предательством и лицемерием. Я говорю тебе все это, сынок, не затем, чтобы оправдать себя в твоих глазах и ещё более очернить его, а затем, чтобы ты понял, насколько велико и болезненно было мое разочарование, когда я увидела истинную сущность князя Дмитрия Ворожеева.