— Я не нуждаюсь в няньках! И не желаю, чтобы со мной обращались, как с душевнобольным!

— Но, сударь!

— Я найду в себе силы, чтобы справиться со своей болью! Приношу вам свои извинения, доктор, за то, что вам пришлось стать свидетелем моего срыва. И благодарю вас за проявленную заботу обо мне. Оставайтесь с матушкой. Ей в данный момент ваша забота и ваша помощь более необходимы.

Он поклонился и твердым шагом вышел из покоев Елизаветы. Анфиса в нерешительности смотрела то на него, то на доктора, то на свою госпожу, как бы спрашивая: что ей делать?

— Присмотрите за ним! — сказал ей доктор.

Анфиса кивнула головой и вышла вслед за Алексисом.

Доктор Мохин взял стул, приставил его к кровати Елизаветы и присел на него.

— Ну-с, сударыня, — произнес он. — Теперь приступим к осмотру. Как вы себя чувствуете?

— Я никогда не видела его таким, — не отвечая на его вопрос, обеспокоенно произнесла Елизавета.

— Не беспокойтесь за своего сына. Он не болен, — могу вас заверить. Это следствие потрясения, нервы. Он очень страдает, — это верно! Но его состояние в целом не внушает мне особых опасений. Чего я не могу сказать о вас. Ваш сын верно заметил: в настоящий момент моя помощь более необходима вам, нежели ему. Итак, сударыня, как вы себя чувствуете?

— Не очень хорошо, — ответила Елизавета. — Ужасная слабость. Мое сознание словно плывет куда-то. И меня всю мутит.

— А боль? Боль в области живота есть?

— Есть. Но особо она меня не беспокоит. Общая слабость организма и дурнота чувствуются наиболее остро.

— Все точно-с.

— Доктор, что это был за яд? — напрямик спросила Елизавета.

— Откуда вам?.. — пробормотал он, несколько растерявшись от её неожиданного вопроса. — Впрочем, думаю, вам нужно это знать. Это был мышьяк.

— И я могла умереть?

— Вполне.

— А как вы узнали, что это было отравление, а не какая-нибудь болезнь?

— Я врач, — просто объяснил доктор Мохин. — И мне приходилось иметь дело с отравлениями. Правда, то были все больше случайные отравления: пищевыми продуктами, лекарствами, сомнительными плодами. С ядами и преступлениями я сталкивался лишь несколько раз. Но эти несколько раз оставили немало впечатлений.

— Примите мою огромную благодарность. Если бы не вы?..

— Благодарите не меня, а тех, кто вовремя забил тревогу. И особенно благодарите своего ангела-хранителя.

— Ангела-хранителя?

— Я имею в виду графа Вольшанского, — объяснил доктор Мохин. — У него оказались обширные познания в области токсикологии. И сии познания пришлись весьма полезны.

— Стало быть, графа Вольшанского? — приятно удивилась Елизавета.

— А я лишь выполнял свой долг. А теперь, позвольте мне выполнить его до конца. Дайте мне вашу руку. Я возьму у вас немного крови.

Больная подала ему свою ослабленную руку. Пока доктор совершал процедуру взятия крови, Елизавета расспрашивала его о своем здоровье.

— Как скоро пойдет мое выздоровление? — поинтересовалась она.

— Все зависит оттого, насколько сильный у вас организм, чтобы противостоять яду, а также насколько хорошо вы будете следовать моим предписаниям.

— Я сделаю все, как вы скажете. Мне необходимо выздороветь как можно скорее!

— А вы шустры, сударыня! — улыбнулся доктор. — Впрочем, это очень даже хорошо. Больной должен стремиться к выздоровлению. В этом случае его выздоровление происходит быстрее. Ну-с, вот и все!

Он туго перебинтовал то место на руке, откуда брал кровь, затем осторожно опустил руку на подушку.

— Что мне следует делать? — спросила Елизавета.

— Ваш организм нуждается в восстановлении. Но поскольку больной организм, а тем более после отравления, плохо способен принимать пищу, то рекомендую вам сон и отдых. Как можно больше времени уделяйте сну. Выходите на свежий воздух, только не с целью совершения поездок, а исключительно для отдыха, и в пределах ваших владений. Старайтесь не переутомлять себя. Пейте больше жидкостей. По возможности — натуральные соки.

— Сделаю все в точности. А эти ужасные пятна на теле? Как быть с ними?

— Не беспокойтесь. С ними вы не останетесь, — заверил он. — Они постепенно пройдут. Я напишу вам состав мази. Пусть ваша девушка закажет её в аптеке. И смазывайте этой мазью те участки кожи, которые имеют пятна, сыпь. Думаю, раза два в день — достаточно.

— Хорошо, доктор.

— Ну-с, сударыня, — заключил он, — поскольку сказал я все, что касаемо вашего выздоровления, то позвольте мне покинуть вас. Все от меня зависящее я уже сделал, остальное — в раках Божьих. А вам советую прямо сейчас приступить к выполнению моих предписаний — немного поспать.

— Хорошо.

— И не беспокойтесь за вашего сына. У всех нас или у многих бывают нервные срывы. Конечно, сие очень неприятно. Но не катастрофично!

— Благодарю вас за все, доктор.

— Скорейшего вам выздоровления, — пожелал он.

Елизавета последовала предписаниям доктора сразу же после его ухода. Она укуталась в одеяло и закрыла глаза. Сон пришел к ней довольно быстро, вопреки перенесенным волнениям, тревогам и беспокойствам, обрушившимся на неё одним за другими. Видимо, ослабленность организма взяла верх над его возбудимостью.

Елизавета проспала несколько часов беспробудным сном и проснулась только вечером. О наступлении вечера её известил легкий полумрак в её покоях. Медленно и лениво она огляделась вокруг. У дверей она заметила стройный силуэт графа Вольшанского, тихими шагами направляющийся к ней.

— Я вас разбудил? — спросил он, заметив, что она не спит. — Простите меня, пожалуйста, Елизавета!

— Вы меня не разбудили, — заверила она.

— Я только хотел взглянуть на вас, воочию убедиться, что вы чувствуете себя лучше, — объяснил он причину своего появления в её покоях.

— Я чувствую себя лучше.

Его присутствие смущало её. Елизавета, как и всякая женщина, для которой внешний вид — превыше всего даже в часы тяжелой болезни и страшных потрясений, испытывала неловкость от своих растрепанных волос, выбившихся из ночного чепчика, от своей жуткой бледности, болезненных кругов под глазами и от своей полуодетости, а Владимир, как и всякий мужчина, не понимал этого. Для него не было ничего важнее здоровья любимой им женщины, которая ещё вчера была между жизнью и смертью. Он готов был преклонить перед ней колени, словно перед божеством, и воздать ей благодарность за то, что она осталась жива, нисколько не обращая внимания ни на её растрепанные волосы, ни на бледность, ни на круги под глазами. Тем более, что в полумраке комнаты этих деталей, представляющих для Елизаветы важность, было не очень-то заметно. Но так уж устроены женщины! Когда они находятся во власти болезни, им кажется, что они лишаются своего главного оружия очарования. Не дай бог влюбленным в них мужчинам увидеть их неприбранными и непривлекательными! Женщины не понимают, что болезнь, как, впрочем, и любая угрожающая жизни опасность, дает им другое, не менее главное оружие значимость для влюбленных в них мужчин. Ибо нет ничего важнее, чем страх потерять любимого человека.

— Вы не возражаете, если я немного посижу подле вас? — вежливым и почти умоляющим голосом произнес Владимир.

Елизавета не ответила ему. Она не знала, что ему ответить, потому как не могла разобраться, чего на самом деле желает: чтобы он ушел или чтобы он остался. Поначалу ей хотелось, чтобы он ушел, дабы его присутствие не смущало её. Но его голос, словно приятный, теплый ручеек, проник в её душу и заставил забыть о нелепом смущении. И тогда ей захотелось, чтобы он остался.

— Простите меня, — произнес Владимир, трактуя её молчание не в свою пользу. — Я все понял. Хорошо, в другой раз. Я удаляюсь.

Он развернулся, чтобы уйти.

— Подождите! — остановила его Елизавета. — Вы можете остаться. Если, конечно, мой жалкий вид не внушает вам неприязни.

— Как вы можете так говорить! — возмутился Владимир, бросив на неё взгляд, полный упрека, обиды и боли.

Полумрак помешал Елизавете четко увидеть этот взгляд, но не помешал почувствовать его. И подобно тому, как несколько минут назад она испытывала смущение и стыд за свой внешний вид, то же смущение и тот же стыд она испытала за свою внутреннюю сущность.

— Простите меня, — прошептала она, виновато потупив взгляд.

Владимир улыбнулся, давая понять, что он на неё не сердится. Он подошел к её постели, придвинул стоящий неподалеку стул и присел на него.

— Вы за меня так беспокоились, — произнесла Елизавета. — Все за меня беспокоятся. А я?.. Я такая малодушная!

Он взял её руку и стал нежно перебирать её хрупкие пальчики.

— Вам, действительно, стало лучше? — ещё раз спросил он.

— Да, — подтвердила она. — По сравнению с тем, что было утром, мне намного лучше.

В дверях появился Алексис. В руке он держал канделябр со свечами, пламя которых освещало его осунувшееся лицо с взлохмаченными волосами. Его рубашка была наполовину расстегнута, а брюки неопрятно помяты. Но внешний вид его, кажется, не очень заботил.

— А, это вы, граф? — вяло и вымученно произнес Алексис. — Я услышал посторонний голос в покоях матушки. Меня это немного встревожило. Прошу меня извинить, что помешал. Я сейчас уйду.

— Алексис, подожди! — остановила его Елизавета.

— Да, матушка? — откликнулся он.

— С тобой все в порядке? — поинтересовалась она.

— Да, все в порядке.

— Однако по вашему виду этого не скажешь, — заметил Владимир.

Его замечание Алексис встретил с усталым равнодушием.

— Извините, я пойду, — произнес он и тут же исчез.

Владимир вопросительно посмотрел на Елизавету.

— Я очень за него тревожусь, — сказала ему Елизавета. — С ним творится неладное. Может быть, вам известно — отчего он такой? Он сегодня встречался с вами. И после этой встречи вернулся сам не свой. Что такого могло произойти?