– Я не знаю, Фоска. Я полагал, что не писать было легче. Уговорил себя, что вы меня забыли, что так будет лучше.

– Как же я могла забыть вас, если у меня ребенок, напоминающий о вас? Я думала о вас каждый день, каждый час.

– Я знаю и очень сожалею. Я тоже думал о вас. Когда все вокруг становилось невыносимо тяжело и жестоко, я закрывал глаза и вспоминал, как хорошо нам было здесь и в Париже. Вдвоем, и никого больше. Как прекрасны вы. Как я вас любил.

– Но мы тогда ссорились, как и теперь. Точно так же. Я такая ревнивая. – Фоска посмотрела ему в лицо. – Раф, вы должны сказать мне правду. Вы любите ее? Я должна это знать.

Он вздохнул.

– Что вы хотите, чтобы я сказал вам, Фоска? Что меня воротит от одного ее вида? Но это не так. Она очень много сделала для меня. Я не возлагаю на нее вину за то, что она совершила семь лет назад. Тогда она была еще ребенком. Сейчас она заботится о моей тете, выкупила мою мебель и вещи, которые я вынужден был продать…

– И все для того, чтобы вы бежали вместе со мной, – с горечью сказала Фоска.

– Я был бы рад сделать это. Но сейчас… я так благодарен ей.

– Она также спасла вашу жизнь. Помните? Устроила побег из тюрьмы инквизиции… вы были очень счастливы. Если бы вы ждали, пока спасу вас я, то были бы уже давно мертвы. Я была всего лишь развращенная и беспомощная дворянка. Не обладала ни отвагой, ни воображением!

Он крепко вцепился в ее руку повыше локтя.

– Вы когда-нибудь остановитесь? Говорю вам, Фоска, я люблю вас. – И потом вновь повторил очень размеренно: – Я люблю вас. Я никогда не любил ни одну женщину так, как люблю вас. Никогда. Ни Лиу. Ни какую-нибудь другую. Вас, Фоска. Только вас.

Новый поток слез оросил ее щеки.

– Я не могу остановиться. Не знаю, что со мной происходит. Я думаю о ней и о том, что она пыталась сделать с Алессандро, а потом я представляю вас обоих вместе…

– О чем вы говорите? При чем тут она и Лоредан?

– Я уверена, что вы слышали. А может, сами и задумали? Вы сказали ей, чтобы она соблазнила Лоредана, чтобы выманить у него последний цехин и утопить его в болоте бесчестья и разорения. Она шпионила по вашему заданию, пытаясь ослабить моральные устои дворянства.

– Для этого не требуется ни помощь Лии, ни кого-либо другого, – односложно заметил Раф. – Лоредан? Лиа и этот самодовольный, напыщенный бюрократ? Не верю.

– Целые недели об этом только и сплетничали, пока я не положила этому конец. Спросите кого угодно. Томассо, кого угодно.

– Почему же вы, Фоска, оставались с ним? – неожиданно спросил он. – Почему не развелись?

– Он не предоставил мне выбора. Он не разрешил бы мне уйти.

– Негодяй! – выпалил Раф. – Злобный, порочный тип…

– Вы ошибаетесь, – быстро возразила Фоска. – Он поступал так, потому что любил меня. Да и сейчас любит. Я знаю, что у моего мужа много пороков, но он не тот человек, за кого вы его принимаете. После того как мы поженились, мы оказались очень упрямыми и не питали друг к другу никаких симпатий. Мы болезненно досаждали друг другу. Но теперь… я стала понимать его лучше.

– Ну и… – выдыхая, Раф присвистнул. – Какое блаженство! В самом деле, настоящее блаженство! Вы и он пришли к взаимопониманию. Так вас следует понимать?

– Да, именно так.

– Он надувает вас, Фоска. Он пытался использовать все, что мог, – силу, неволю. Сейчас старается сыграть на вашей симпатии.

Фоска отстранилась от Рафа.

– Я и не рассчитывала, что вы меня поймете.

– Иными словами, хотите сказать, что я не обладаю рафинированным чувством понимания дворянства? – глумливо усмехнулся он. – В этом вы, Фоска, правы. Когда я люблю женщину, я не отношусь к ней как к куче отбросов.

– О нет. Вы просто полностью забываете о ней и ложитесь в постель с первой попавшейся вам на пути проституткой.

– Прекрасно, – холодно сказал он. – Итак, я грубый, тупой, невежественный. Я хамоватый, с варварскими замашками, похотливый и нецивилизованный. Но, если помните, когда мы впервые встретились, именно эти качества вас особенно привлекали. А я сейчас не стыжусь того, какой я есть. Но вы… вы такая мягкотелая, что поддаетесь на первую ложь, которую высасывает из пальца этот придурок Лоредан!

Раф откинул назад голову и разразился громким хохотом.

– Могу себе представить, как Лоредан подползает к вам на коленях, болтая какие-то красивые метафоры о том, что вы похожи и на солнце, и на луну – в зависимости, естественно, от времени суток. Целует вашу руку, ощупывает вашу грудь, льстит вам и ласкает вас точно так, как это делают кастраты, которых вы всегда обожали!

– Они были моими друзьями! – рявкнула Фоска. – Они знали, как заставить женщину почувствовать, что она вызывает желание!

– Свора слабовольных и простодушных фатов! – фыркнул Раф. – От них несло духами как от женщин, они были похожи на десятилетних мальчиков. А какие трусы! Скрывали все под масками. Не только это. – Он схватил ее черную овальную маску и швырнул в угол. – Манеры… Обычаи… Все это лживое, бессмысленное и продажное.

– Конечно, простые крестьяне, как вы, умеют отстаивать свою честь, – едко сказала она. – Если кто-нибудь вас раздражает, вы просто рубите ему голову! Даже королю и королеве Франции! Полагаю, вы находились где-то рядом, когда они волокли Марию Антуанетту на гильотину? Могу держать пари, это было прекрасное зрелище. Оно наверняка придало вам чувство гордости: еще бы, вы были частью той революции, которая влекла их на убой!

Революция – в отличие от менуэта – отнюдь не упражнение, прививающее хорошие манеры, – сказал он. – Это борьба, схватка. Это война. Но не между нациями, а между классами.

– Да-да. Об этом я все знаю, – презрительно сказала Фоска. – Война между угнетателями и угнетенными. Я считаю, что со стороны вашего восхитительного генерала Бонапарта так любезно взять в свои руки счастье остальной Европы и освободить все народы Италии от угнетения – даже те, которые не хотят, чтобы их освобождали. В данный момент он должен считать себя счастливым – ведь ему удалось найти предателя-венецианца, который проложит ему путь сюда, в Венецию!

Раф покраснел от охватившего его гнева и сжал кулаки.

– Я не предатель, черт вас возьми, – сказал он сквозь зубы. – Никто не любит эту страну больше меня. Никто! Я прибыл сюда, Фоска, чтобы помочь. А не для того, чтобы причинить боль.

– Тогда немедленно уезжайте из Венеции. Прекратите вашу грязную работу. Пусть кто-нибудь другой занимается ею. Возвращайтесь сюда, когда все будет закончено. Но не помогайте уничтожать город и народ, который любите.

– Никаких разрушений не будет. То есть больших, чем это необходимо. Послушайте, Фоска, – он взял ее лицо в ладони, – почему вы ко мне так относитесь? Вы всегда знали, чего я хочу. Когда-то верили в меня. Любили меня. Думаю, и сейчас любите. Что случилось с вами? Неужели Лоредану удалось убедить вас в том, что мы – свора животных и что революция – грязное, неблагородное дело, которым не будет заниматься ни один уважающий себя дворянин? В этом он прав. У господ не хватает мужества исправить несправедливости, ибо они знают, что корень всех зол – в них. Что в таком случае они могут сделать? Устранить самих себя? Они должны быть устранены, Фоска. И это происходит сейчас по всей Европе. Высшие классы уходят в небытие.

– Но я тоже дворянка, или вы забыли об этом? – холодно спросила она. – Я тоже уйду в небытие?

Он раздраженно выдохнул и обнял ее.

– Да, уйдете в мои объятия. Клянусь вам, когда все завершится, мы никогда не расстанемся. Я буду любить вас и буду предан вам как пес. Может быть, даже научусь делать любезные комплименты. – Он усмехнулся. – Вам это понравится? Раф Леопарди в роли чичизбео.

Фоска чувствовала, что и в его объятиях остается окостеневшей и неподатливой. Когда он попытался поцеловать ее, она отвернула лицо в сторону.

– Не надо, прошу вас. Я не хочу.

– Нет, хотите. Захотели, как только вошли в эту комнату. Вам просто хотелось сперва выяснить некоторые детали. Например, сказать мне, что вы обо мне думаете.

– Я еще не закончила, – сказала она неуверенно.

– Нет, закончили, – сказал Раф, так крепко обнимая ее, что она с трудом дышала, а его поцелуи довели ее до изнеможения. Она слегка вздохнула и прогнулась под ним. – Так уже лучше, – произнес он. – Поживей, женщина. Я ждал целых семь лет и больше ждать не намерен.

Он отнес ее на кровать. Отбросив в сторону юбки, развязал свои штаны и без проволочек погрузился в нее. Она почувствовала, вспомнила сладостное тепло прошлых знакомых восторгов. Наслаждение захватило ее, и когда он яростно сжал ее сильными руками и излил в нее семя своей жизни, она вскрикнула и вцепилась в него зубами, ногами, пальцами…

Прошло какое-то время, он нежно поцеловал ее и откатился в сторону.

– Правда же, хорошо? – прошептал он удовлетворенно. – Совсем как в прежние дни. – Он нашел ее руку и слегка пожал ее.

– Нам не нужно разговаривать, – сказала истомленная Фоска.

– Это придумал не я, – проворчал Раф. – Фоска, расскажите мне о мальчике. Какой он?

– Он удивительный, – с теплом в голосе сказала она. – Красивый… Такой красивый!.. Сообразительный и забавный!.. Впрочем, сейчас я напоминаю гордящуюся ребенком мать. Но я действительно горда. Он отличный маленький мужчина, наш Паоло.

Наступила гнетущая тишина.

– Паоло? А я думал, мы остановились на Даниэле?

– Да. Но Алессандро выбрал имя Паоло.

Раф поднялся на локте и сердито посмотрел на нее.

– Выбор Алессандро! – сердитым эхом повторил он. – Какое к черту отношение имеет Алессандро к имени нашего сына?

– Он хотел сына, – объяснила она. – Наследника. И он усыновил моего. Нашего. Раф, Алессандро очень хороший отец. Он по-настоящему любит мальчика. Он проводит с ним массу времени, учит его…

– Учит, как быть таким же снобом, как и он сам, – рыкнул Раф. – Черт его побери. Усыновил моего сына!