Натали Питерс - Маскарад

Внезапно в ней проснулись болезненные воспоминания о том, что ей довелось увидеть в Париже. Революция – это охваченные безумием, вырвавшиеся из-под контроля толпы, злые выкрики, манифестации, насилие. Она вспомнила насаженную на пику для всеобщего обозрения голову коменданта Бастилии. Окровавленную, вызывающую тошноту, не стирающуюся из памяти.

Фоска закрыла глаза и внутренне содрогнулась. «Именно к этому, – решила она, – должно привести возвращение Рафа в Венецию».

Но оно сулит и то, что они будут вместе и навсегда. Она могла бы развестись с Алессандро и выйти замуж за Рафа… Но здесь ход ее мыслей внезапно прервался. А что будет с Паоло?

Алессандро любит мальчика. Потерять его и ее одновременно будет для него большим горем. Он никогда не согласится на это без борьбы. Она знала, что теперь надо прекратить думать о нем как о любовнике и вернуть их отношения в прежнее русло раздельного существования и враждебности. Ведь жестоко позволять ему надеяться на что-то. Сейчас холодное молчание, устанавливающееся, когда они встречались друг с другом, было частью флирта. Но возвращаться к тем временам, когда эти чувства были подлинными, а их двоих разделяла ненависть… нет, она не хотела этого.

Она вдруг почувствовала, что уже не одна в ночи. Внизу кто-то шел. Он приблизился, и она увидела, что то был ее муж в одной рубашке, расстегнутой на груди.

Он взглянул вверх, и их глаза встретились. Он сделал паузу и, казалось, хотел заговорить, но потом на его лице появилось отстраненное выражение, и он пошел дальше, не признав ее.

– Алессандро, не надо больше! Я умоляю! – воскликнула она без долгих размышлений.

Он медленно повернулся. Луна появилась из-за тучи, и он ясно увидел Фоску. Она была непричесана, а тонкий халат трепал ветер. Она пребывала в смятении.

– Фоска.

Та отвернулась и схватилась за балюстраду.

– Что вы тут делаете в такое время? – спросил он, подходя к ней сзади. Он хотел прикоснуться к ней, но сдержался. – С вами все в порядке?

– Да, да. Я чувствую себя отлично, – ответила она далеко не уверенным тоном. – Я… я не могла уснуть. А возможно, и спала. Мне снилось, что… я заблудилась в лабиринте. А когда проснулась, мне показалось, что комната – лабиринт, который меня поглощает. Ужасно. Я не могла дышать. – Фоска прижала руки к горлу и закрыла глаза.

– У меня такое же ощущение, – сказал он. – Это из-за бури. Повысилось давление воздуха, он наэлектризован. Я вспомнил, что Паоло рассердится на меня за то, что я его не разбудил. Я обещал ему, что когда в следующий раз разразится гроза, мы повторим опыт доктора Бенджамина Франклина с воздушным змеем и придуманным им молниеотводом. С тех пор я жалею об этом обещании. Я совершенно уверен, что меня при этом убьет током. Поэтому солгу Паоло, скажу, будто проспал грозу.

Алессандро заметил, что его рассказ несколько успокоил Фоску, и он еще несколько минут развивал эту тему. Он понимал, что она не слушает его, но звук его голоса умиротворяет ее.

– Что происходит, Фоска? – наконец спросил он. – Вы можете мне сказать, что случилось? Я хотел бы помочь вам, если это в моих силах.

Она покачала головой.

– Нет, нет. Я чувствую себя хорошо. Не понимаю, что происходит со мной сегодня ночью. Я нервничаю и расстроена.

– Бедное дитя, – сочувственно сказал Алессандро. – Поссорились с кем-нибудь из ваших любовников?

К его удивлению и радости, Фоска резко повернулась и бросилась в его объятия.

– О, Алессандро, я так запуталась! Я не знаю, что делать!

Он прижал ее к себе и про себя возблагодарил Бога.

– Вы не хотите обсудить со мной ваши неприятности? – Он отвел от ее лица влажные волосы.

Фоска, однако, отстранилась от него.

– Почему вы не приходили ко мне? – сердито спросила она. – Почему этим летом вы так холодны, так далеки от меня? Я ждала, ждала… Я не верю, что вы вообще меня любите!

– Так вот о чем речь, – улыбнулся он. – Моя дорогая, я не мог разговаривать с вами. Разве вы не понимаете? Я ждал, чтобы вы сделали первый шаг. Если бы я приблизился к вам, вы бы бросились от меня в сторону. Вы должны были дойти до этого сами. Простите. Я понимал, что причинил вам боль, но у меня не было другого выбора. Я вынуждал себя ждать.

– Вы жестоки! Для меня это была пытка! – заплакала она. – Я не знала, любите ли вы меня или нет. Я даже думала… что вы не знали, что я была дамой в маске, и что вы любили ее, а не меня! Он рассмеялся.

– О, вы, Фоска, неповторимы! Я с самого начала знал, что то были вы. В маске или без маски, вы остаетесь самой восхитительной венецианкой. Когда вы вошли в ту комнату, у меня замерло сердце. Я не мог поверить своим глазам. Я жутко боялся, что спугну волшебство момента.

– Вы совсем не выглядели испуганным, – раздраженно сказала она. – Были чрезвычайно ловки и убедительны в своей роли.

– Я должен был быть таким. Я не хотел спугнуть вас и должен был сделать все, чтобы вы снова пришли ко мне. А сделать это было нелегко, – усмехнулся он, – но я полагаю, мне удалось.

– Противный! – фыркнула она. Он положил руки ей на плечи.

– Я исходил из опыта, который подсказывал, что когда женщину преследуют, ее первый импульс – спастись бегством. Если бы я выступал пылким любовником, это вас бы напугало. Нам – вам и мне – нужен был предлог, чтобы вы поверили, что можете мне доверять.

– Простите меня, – сказала Фоска более мягким тоном. – Я не хотела ругать вас. Хотела убедиться, что у вас были свои причины. Вы очень мудры. Получается, вы меня знаете лучше, чем я сама.

– Вы являлись и являетесь объектом моих многолетних наблюдений и исследований, – сказал Алессандро. – Теперь я знаю, для нас это только начало. Стена, отделившая нас друг от друга, рухнула, и теперь мы способны беседовать без излишней горечи. Для нас нет возврата в прошлое… вы это знаете. Больше дамы в маске нет.

– А я и не хочу возвращаться в прошлое, – заметила Фоска серьезно. – Я устала от этой дамы, устала от игры. Я должна была поговорить с вами этой ночью… Мне нужно было удостовериться, что вы все еще любите меня.

– Понимаю. Я действительно люблю вас, Фоска. Вы же меня не любите. Пока не любите. А возможно, и никогда не полюбите. Некогда вы любили меня. В те времена, когда ваше сердце оставалось блаженно невинным. Не верится, что вы вновь полюбите меня. Но я хочу ждать и надеяться. Что скажете? Я полный идиот?.. Словом, могу ли я надеяться?

Фоска уклонилась от ответа.

– Я должна просить вас, Алессандро, о прощении за то, что я совершила. Ввела вас в заблуждение.

– О нет, Фоска, не нужно этого делать…

– Я должна… Вы правы. Пока я вас не люблю так, как я любила Рафа Леопарди. – Мимо внимания Фоски не прошло, что Алессандро словно оцепенел. – Я должна поговорить с вами о Рафе сейчас и больше никогда не стану упоминать его имя. Я его любила глубоко и вряд ли снова способна на такую любовь. Я была моложе… вы обидели меня… я тогда испугалась чувства любви… а он научил меня доверять и заставил поверить в любовь.

Фоска вздохнула и немного отстранилась от Алессандро, но он продолжал крепко держать ее за руку.

– Мне потребовалось много времени, чтобы повзрослеть и уразуметь, что человек не всегда может иметь все, что ему хочется, и что исполнение его желаний не всегда оборачивается для него добром. В Венеции, Алессандро, – продолжила Фоска, – есть много, очень много людей, которые смотрят на вас с почтением и уважают вас. Вы всегда твердо отстаиваете то, во что верите. Мне стыдно за то, что я никогда не утруждала себя тем, чтобы, оставив в стороне наши отношения, посмотреть на ваши хорошие качества. Я была эгоистична… Мне никогда не приходило в голову, какую боль я причиняю вам.

– Фоска, не надо. Прошу вас…

– Пожалуйста, Алессандро, позвольте мне договорить. Теперь я понимаю, что если бы вы развелись со мной и прогнали меня, то мой сын оказался бы внебрачным ребенком, а я бы стала отверженной. Самой настоящей отверженной. Вы спасли нас обоих от унижения и сделали это ценой вашей репутации и карьеры. Я знаю, что, если бы не я, вы продвинулись бы в правительстве значительно дальше. Все знают это. Но вы защитили меня, пожертвовав собой.

– Мною двигало отнюдь не благородство. Я страдал. Болезненно страдал от ревности. То, что я сделал, определялось скорее злобой, чем любовью.

– Теперь это не имеет значения. Тогда вы все еще любили меня. И любите меня и Паоло и по сей день.

– Вы оба для меня дороже жизни, – коротко сказал он. Фоска знала, что он говорит правду.

– Почему супруги поступают так жестоко друг к другу? – печально проронила она. – Откуда эти ужасные, злые поступки, которые они не совершили бы по отношению к своим друзьям или даже к людям, которые им неприятны. Я была плохой женой. Вы сделали плохой выбор.

– Я никогда не жалел, что женился на вас, Фоска. Сейчас моя карьера ничего не значит. Я, поймите, тоже повзрослел. Я был горд и понимал, что если удерживать вас подле себя, как сказал один английский поэт, привязать к себе железными оковами, то настал бы день, когда бы вы смягчились, простили меня и посмотрели бы как на человека, а не как на чудовище. Несмотря на мое чудовищное поведение.

– По крайней мере, – сказала она игриво, – я никогда больше не буду видеть в вас бога.

– И вы никогда больше не разочаруетесь, Фоска. – Он приблизился. – Могу ли я…

Она отступила от него.

– Нет, прошу вас, не сегодня. Я еще не готова.

– Ну хорошо. Я подожду. Даже если для этого потребуется целых сто лет.

– Я не могу обещать… Хотела бы… – Она дала ему руку. Он горячо ее поцеловал, и она отняла ее.

– Спокойной ночи, Алессандро.

– Спокойной ночи, любовь моя.

Лореданы вместе с домочадцами и гостями вернулись в Венецию в середине октября. В ходе боев против австрийцев войска Бонапарта вторглись на венецианскую территорию. В связи с этим была созвана чрезвычайная сессия управления при доже – Синьории. Сенат решил направить к французскому генералу своих эмиссаров. Им поручалось приветствовать Бонапарта от имени Республики и попытаться выяснить его намерения. Возглавить делегацию вполне резонно доверили Алессандро Лоредану, обладающему дипломатическим и военным опытом и разбирающемуся во французских проблемах.