Он провел большую часть дня перед особняком Хервуда, то и дело отскакивая в сторону, чтобы пропустить прохожих, которых было здесь пруд пруди, и отбиваясь от уличных торговцев и ремесленников, наперебой предлагавших ему что-нибудь купить у них или лудить его горшки и кастрюли. За эти несколько часов он устал больше, чем за тот месяц, когда все их с Бриджет шестеро детей заболели корью, и они сбились с ног, ухаживая за ними.

Но Томас оказался прав. Снова. Человек с черными бровями явился к Хервуду почти через два часа после того, как Дули занял свой пост, и оставался там какое-то время. Глядя, как он весело насвистывает, удаляясь по улице, Дули покачал головой, подумав про себя, что подобная веселость определенно не сулит сэру Ральфу ничего хорошего.

Смахнув с галстука крошки кекса с тмином, который он купил и съел несколько минут назад, чтобы, сказал он себе, как-то провести время, Дули оторвался от стены, натянул поглубже на голову котелок и последовал за человеком со странными сросшимися бровями.

Он старался держаться от него на некотором расстоянии, делая все возможное, чтобы смешаться с заполнявшей тротуары толпой, и время от времени останавливаясь и задирая вверх голову с видом туриста, после чего вновь сжимал в руке позолоченный набалдашник своей трости и шел дальше, стараясь не терять чернобрового парня из вида.

Парень, который был лет на двадцать моложе Дули и весил стоуна на три меньше ирландца, шел быстро, так что когда Дули наконец добрался до Ковент-Гарденского рынка, в руках у парня уже была клетка с живым петухом и он куда-то направлялся. Дули последовал за ним.

Минут через пятнадцать он увидел, как парень вместе с клеткой вошел в какой-то захудалый трактир неподалеку от набережной Темзы.

— Нужно поскорее сообщить об этом Томми, — пробормотал Дули вслух и, крутанув в руке трость, зашагал по улице в надежде найти за углом кэб. — И если он сможет здесь что-нибудь понять, то я поцелую мамашу моей дорогой Бриджет прямо в губы, когда в следующий раз увижу ее.

Берясь за ручку двери в гостиную, Маргарита испытывала некоторую тревогу, поскольку Финч сообщил ей лишь, что к ней с визитом пожаловал один из ее «старых дуралеев», после чего с презрительным видом удалился, явно не желая иметь ничего общего с подобными делами.

Дневник отца был в полной безопасности, у нее в кармане, так как когда к ней явился с докладом Финч, она сидела в малой гостиной, перечитывая записи отца и зачеркивая первые написанные им строчки: «П. Т. — тщеславен, полагает, что все знает. Задайте ему любой вопрос, и он вам ответит». И чуть ниже: «Стинки — готов проиграть последний пенни».

Оставались три строчки, с которыми ей предстояло разобраться, но уже очень скоро — сегодня вечером — еще один падет жертвой ее пера и ее решимости. «Лорд М., — гласила третья строчка, — любит деньги больше всего на свете. Сластолюбивый волокита и паяц с мозгами насекомого».

— Перри! — воскликнула она, открыв дверь в гостиную и увидев стоявшего у окна человека, который с опаской смотрел вниз на Портмэн-сквер, словно ожидая, что в следующую минуту кто-то на улице бросится на штурм особняка, чтобы убить его. — Мой дорогой друг, я так о вас тревожилась.

Услышав ее голос, сэр Перегрин обернулся и открыл было рот, но тут же вновь закрыл его и молча покачал головой. Глаза у него были красными, вероятно, от слез.

— Мне хотелось остаться, — продолжала Маргарита, — и поддержать вас в столь тяжелую минуту, но Ральф потребовал, чтобы мы ушли. — Она подошла к нему и, взяв за локоть, подвела к одному из диванов, с трудом подавляя улыбку и гадая, что его привело к ней. Может, у него возникли на ее счет какие-то подозрения? — В чем дело, Перри? Что я могу для вас сделать?

— Сделать? — повторил он почти что снисходительно. — Что вы можете сделать для меня, дитя мое? Что вообще может кто-нибудь сделать для меня в подобной ситуации? Я сокрушен, уничтожен. Неужели вы до сих пор этого не поняли?

О да, Перри, подумала Маргарита. Да, я понимаю, что вы сокрушены, уничтожены. Полностью уничтожены. Интересно, хотелось бы вам знать, как это случилось?

— Я уверена, — произнесла она вслух, — что даже в такой ситуации что-то все же можно предпринять. Сейчас, конечно, все выглядит довольно мрачно, но, возможно, Его высочество увидит в этом и смешную сторону…

— Смешную сторону! — Сэр Перегрин сбросил со своего локтя руку Маргариты и опустился на диван, словно не замечая, что она, хозяйка, все еще стоит. — Вы, глупое дитя! Эту смешную сторону видел сегодня весь город! Я сделался всеобщим посмешищем. Сегодня уволился мой дворецкий, боясь, вероятно, испортить, оставаясь у меня на службе, свою репутацию. А на улице какой-то человек, которого я никогда не видел в своей жизни, показал на меня пальцем и назвал «Бальбусом».

— Вы говорили с Вильямом? У него большие связи. Может, он…

Сэр Перегрин вновь не дал ей договорить, оборвав на полуслове, что было весьма кстати, поскольку она едва удерживалась от смеха.

— Вильям шкуру с меня спустит, — проговорил он с горечью. — Я пришел к вам сегодня, Маргарита, лишь для того, чтобы сказать «до свидания». У меня нет иного выхода, как только уехать из страны.

Это было даже лучше, чем она ожидала.

— Уехать из страны, Перри? Может, вам лучше уехать в одно из ваших поместий и подождать, пока не прекратится шумиха?

— Этого не произойдет и через тысячу лет, моя дорогая, — проговорил, входя в гостиную, лорд Чорли, вслед за которым на пороге возник Финч и насмешливо произнес, что лорд Чорли и мистер Саймон Уоттл, сборщик долгов, желают видеть мисс Бальфур.

Обернувшись, Маргарита увидела лорда Чорли, за которым следовал человек неопределенного возраста в потрепанном костюме.

— Стинки! Что вы сказали? И кто это с вами?

— Уоттл? Он мой кредитор. Точнее, один из моих кредиторов и самый из них настойчивый. У Шеридана этих кредиторов было столько, что он заставлял их прислуживать за столом его гостям, но Уоттл переплюнул их всех, расположившись прямо в моей гости-ной, и у меня нет денег, чтобы устраивать обеды. Я абсолютно разорен, моя дорогая, абсолютно. И не могу сбежать, так как Уотлл прилип ко мне, как пластырь, и ни на секунду не выпускает меня из вида. Принни покинул меня, и все остальные тоже от меня отвернулись. Я считал их всех друзьями, но они были таковыми, пока надо мной не сгустились тучи. Ральф все еще верен мне, да и то только потому, что ему что-то от меня нужно. Как и Вильям, если подумать. Хотя Вильям будет не слишком-то мной доволен, не так ли? Не то чтобы это имело какое-то значение, поскольку не могу же я угодить им обоим? Артур? Он слишком занят своей девицей, чтобы его заботило, жив я или умер, а у Перри и своих проблем предостаточно. Ну и опростоволосился же ты, Перри, признайся. Я слышал, Круикшэнк уже рисует карикатуру для плакатов. Назвал ее «Бальбус, злой шутник», или еще как-то в том же роде. Этими плакатами по пенни за штуку будет вскоре увешан весь Лондон. Что-то ты неважно выглядишь, Перри. Ты здоров?

Маргарита нахмурилась. Лорд Чорли отнесся к своему разорению что-то уж слишком благодушно.

— И что вы решили делать, Стинки? — спросила она, взмахом руки приглашая его сесть на диван напротив.

— Делать? — Он пожал плечами. — Не имею ни малейшего понятия, дорогая. Поначалу я рыдал, как ребенок, но слезами, как вы понимаете, горю не поможешь. Вероятно, я просто убью себя, сведу, так сказать, счеты с жизнью.

— Ясно, — проговорила бесцветным голосом Маргарита и прикусила нижнюю губу. Она жаждала мести, но ей совсем не хотелось смерти членов «Клуба». Если бы она желала их смерти, то давно бы застрелила одного за другим даже не моргнув глазом. Нет, ей хотелось, чтобы они мучились, страдали.

Сэр Перегрин вскочил на ноги.

— Не пугай ребёнка, Стинки, — сердито воскликнул он. — Ты слишком любишь себя, чтобы когда-либо пойти на такое.

Лорд Чорли почесал за ухом.

— Да, конечно, но мне так хочется, чтобы меня хоть кто-нибудь пожалел. Поэтому я и пришел сюда. Но ты, похоже, меня опередил. — Он шлепнул себя ладонями по коленям и поднялся. — Ну, что, Уоттл, идем? Думаю, у меня хватит денег купить нам обоим что-нибудь поесть до того, как меня бросят в долговую яму. Вы будете меня там навещать, Маргарита? Может, даже принесете мне туда как-нибудь корзинку горячих булочек и новую колоду карт?

— Можете на меня положиться, Стинки, — отвечала Маргарита, вздохнув с облегчением.

Если очень повезет, лорд Чорли проведет в тюрьме «Флит» несколько лет.

— Я тоже пойду, дорогая, — проговорил со вздохом сэр Перегрин. — Не удивляюсь, если застану по возвращении домой также и у своей двери целую очередь кредиторов, хотя я не задолжал и половины того, что должен Стинки. Но кредиторы — это та цена, которую нередко приходится платить человеку, впавшему в немилость. До свидания, Маргарита. Вы были верным другом, и я могу только надеяться, что дружба со мной и Стинки не повредит вашему доброму имени.

— До свидания, дорогие джентльмены, — проговорила без улыбки серьезным тоном Маргарита и, проводив их, вернулась с легким сердцем в малую гостиную. Итак, она одержала победу. Оба, и Перри и Стинки, были уничтожены, сломлены, и при этом ни тот ни другой даже не подозревали о ее причастности к этому.

Теперь она должна покончить с остальными, причем быстро, прежде чем они успеют понять, что кто-то за ними охотиться.

Сегодня вечером — Мэпплтон.

Завтра — остальные двое. Последние двое. Те, которые, как она чувствовала, были самыми худшими из всех пятерых. Самыми умными из них и поэтому наиболее виновными.

Она вновь села за стол и, открыв тетрадь отца, прочла следующие несколько строчек:

«Р. X. — жаден, честолюбив и суеверен до крайности. Бедняга так боится умереть, что просто вынужден жить! В. Р. — загадка, черт его возьми. Будь осторожен, имея дело с человеком без слабостей».

Маргарита закрыла тетрадь и, грызя костяшки пальцев, уставилась невидящим взглядом в окно. Вскоре она одержит полную победу, в этом не могло быть никаких сомнений. Но ее триумф будет означать, что Донован потерпит неудачу в своих тайных переговорах с членами «Клуба».