Маргарита тут же растянула губы в широкую улыбку.

— Как я тебе уже говорила, дедушка, Джорджиана Роллингз — дочь старой школьной подруги мамы, по крайней мере, так было написано в записке, которую она нам на днях прислала. Насколько я знаю, ты с ней никогда не встречался, и я тоже, вот почему я предложила встретиться в театре. Если она нам не понравится, мы сможем быстро от нее отделаться после спектакля. Но мне казалось, что в память о маме мы должны отнестись к девушке с вниманием. Кто знает? Может, увидев ее, ты вспомнишь ее мать или даже саму мисс Роллингз. Но, главное, дедушка, будь, пожалуйста, повежливее и не задавай никаких бестактных вопросов.

— Я всегда веду себя как положено, чего не скажешь кое о ком из присутствующих здесь сегодня. Но, Маргарита, я хочу сказать тебе, что не вижу смысла в том, чтобы встречаться с людьми, которых я когда-то знал, но не сумел запомнить. В то же время я уже слишком стар, и у меня нет терпения встречаться с новыми людьми, которых мне, возможно, и запоминать-то не захочется. А, да ладно. Должно быть, это она.

Маргарита осознала, что теперь, когда ей предстояло сделать следующий шаг в осуществлении своего плана мести, она начинает нервничать. Постаравшись взять себя в руки, чтобы, не дай Бог, не переиграть, Маргарита поднялась навстречу молодой женщине, вошедшей в этот момент в ложу. За ней, как тень, скользнула ее компаньонка, которая сразу же уселась рядом с миссис Биллингз во втором ряду.

Молодая женщина, ростом немного выше Маргариты, была одета в скромное закрытое платье цвета слоновой кости с длинными рукавами. Юбка доходила до ее атласных туфелек, а у ворота платье было отделано кружевным рюшем и шелковой вышивкой. Длинную изящную шею женщины украшало бриллиантовое ожерелье изумительной красоты. Волосы у нее были белокурыми — этот цвет волос считался самым модным в нынешнем сезоне. Ее бледное лицо едва ли можно было назвать хорошеньким — причиной тому были слишком прямые и густые брови и слишком волевая, без единой мягкой линии челюсть, — но, по-своему, она была довольно привлекательна. Это было странно.

— Должно быть, вы и есть Джорджиана! — воскликнула Маргарита, делая шаг ей навстречу и заключая ее в объятия. — Приятно познакомиться с вами. Как хорошо, что вы без всяких затруднений нашли нас в этом огромном здании. Какая вы молодец.

— Нет. В глаза не видел ни курицы, ни цыпленка, — пробормотал за спиной Маргариты сэр Гилберт. — Я, может, и стар, но я бы не забыл такие брови. Ну-ну, Маргарита, отпусти бедную девушку, пока ты ее не задушила. В ложе и так нечем дышать, особенно теперь, когда лорд Мэпплтон стоит здесь, загораживая собой вход. Кроме того, я не желаю с ним разговаривать.

— Что-что? О, вы, должно быть, шутите, сэр Гилберт, — заговорил лорд Мэпплтон, протискиваясь в ложу, в которой становилось чересчур людно. — Всегда любили пошутить, насколько я помню по встречам с вами в Лейлхем-хаусе, где мы все собирались. Хорошее было время, не правда ли, вплоть до прошлого года, когда ваша дочь… гм… ну… — Голос его прервался, когда он, закашлявшись, поднес руку ко рту.

Приступ кашля, решила Маргарита, был вызван тем, что он едва не подавился своим болтливым языком.

— Ревень и каломель, — объявила миссис Биллингз, заслужив одобрительный кивок компаньонки мисс Роллингз. — Единственное средство от такого кашля как у вас.

— Билли, пожалуйста, — Маргарита бросила на нее яростный взгляд, потом принялась представлять всех друг другу. По окончании этой церемонии лорд Мэпплтон оказался сидящим слева от Джорджианы, а сама Маргарита заняла свое место по другую сторону узкого прохода в центре.

— Джорджиана, — начала она, увидев, каким взглядом уставился лорд Мэпплтон на бедро мисс Роллингз, доверчиво прижавшееся к его бедру. — Как вам нравится пребывание в столице? Ознакомились уже с нашими достопримечательностями?

Джорджиана улыбнулась, но не Маргарите, а лорду Мэпплтону.

— Господи, — проговорила она высоким слегка жеманным голосом, хлопая ресницами на его светлость, — да я не отходила еще дальше, чем на несколько кварталов, от дома, который мы снимаем на Брук-стрит. А мне бы так хотелось осмотреть город перед тем, как я уеду домой на будущей неделе. Мой дядя, с которым я живу после того, как мои родители погибли в этой ужасной дорожной катастрофе, очень плохо себя чувствует. Я не могу оставлять его одного надолго, и вовсе не потому, что я единственная наследница его значительного состояния. Я и сюда-то приехала лишь по его настоянию. Добрый благородный человек. Понимаете, он сказал, что я должна увидеть свет, прежде чем надену домашний чепец старой девы.

— Что-что? Чепец старой девы? Вы слишком молоды и хороши собой, чтобы думать про такой вздор, — запротестовал лорд Мэпплтон, каким-то образом завладевший левой рукой мисс Роллингз, которую он ласкал с чувством более глубоким, нежели дружеский интерес, играя в то же время жемчужным с бриллиантами кольцом на ее указательном пальце. — Я почту за честь сопровождать вас завтра, покажу вам достопримечательности города и все такое прочее. Что-что? Неужели я увидел в ваших глазах слезы, мисс Роллингз? Нет-нет, я и слышать об этом не хочу. Я совершенно раскисаю от женских слез. Не могу выносить их, у самого сердце начинает разрываться на части. Вы должны быть счастливы, дорогая, ведь ваша улыбка похожа на улыбку ангела, и нам, простым смертным, просто невозможно без нее жить.

Маргарита вытаращила глаза, услышав подобный комплимент. Лорд Мэпплтон являл собой классический пример «старого дурака». Ее отец был бы доволен, хотя даже он не сумел бы, наверное, предсказать, что на порогё старости его светлость станет столь горячим поклонником молодых — и особенно богатых — особ женского пола. Да что там говорить, лорд Мэпплтон был близок к тому, чтобы упасть на колени тут же в ложе и возблагодарить Всемилостивого Бога за то, что богатая мисс Роллингз, судя по всему, нашла его привлекательным. В любом случае, было ясно, что Джорджиана уже сейчас могла бы кормить из рук этого кавалера, почуявшего богатство.

— О, лорд Мэпплтон, какое же это чудо — встретить джентльмена подобного вам, — зачирикала Джорджиана, одаряя лорда ослепительной улыбкой, отчего его и без того красное лицо стало густо-багровым. — Такого любезного и красивого. У меня нет слов, чтобы выразить переполняющие меня чувства.

Приподняв брови, Маргарита в восхищении наклонила голову к плечу. Она и представить не могла, что мисс Роллингз сумеет сказать нечто еще более напыщенное и глупое, чем лорд Мэпплтон, однако ей это удалось. Маргарита словно наяву услышала оглашение помолвки.

— Ну-ну, — лорд Мэпплтон вытер мокрые щеки мисс Роллингз собственным носовым платком, довольный, судя по всему, тем, что оценка, данная этой молодой леди его характеру и наружности, совпала с его собственной. — Не нужно так официально. Зовите меня Артур.

— О, я не смогу… я не должна… о, как это любезно с вашей стороны, ваша светлость, я хочу сказать, Артур. — Мисс Роллингз снова усердно захлопала ресницами. — А вы, в свою очередь, просто обязаны звать меня Джорджианой.

— О Боже, ты когда-нибудь слышала такой тошнотворный вздор? — тихонько проговорил сзади сэр Гилберт, повторяя невысказанные мысли Маргариты. — Никто не предупредил меня, что в нашей ложе будет разыгран подобный фарс. Маргарита, девочка, надеюсь, ты будешь довольна: я начисто лишился аппетита, и наверное, не меньше, чем на неделю.

Бедный дедушка. Вынужден быть свидетелем происходящего, не понимая, что происходит. Мне нужно будет что-то для него сделать, чтобы вознаградить за эти мучения. У Маргариты запершило вдруг в горле. Подумав, что это, должно быть, передалось ей от лорда Мэпплтона, она, отвернувшись, закашлялась как раз тогда, когда первый акт должен был вот-вот начаться. Справившись наконец с приступом кашля, она расслабилась и молча поздравила себя с успешным осуществлением первого этапа плана мести лорду Мэпплтону, потом сосредоточила внимание на сцене.

Но это ее расслабленное состояние продлилось только до конца первого акта, до появления в ложе Томаса Джозефа Донована, которого она специально просила держаться от нее подальше до завтрашнего вечера. Неужели никому больше нельзя доверять? Он как чертик, выскакивающий из табакерки, появлялся без предупреждения и в самый неподходящий момент там, где его вовсе не ждали. Она яростно на него уставилась, когда он без приглашения вошел в ложу, надеясь одним лишь этим взглядом, без слов, поставить его на место. Сейчас ей было совсем не нужно присутствие этого чересчур проницательного человека.

— Сэр Гилберт! — воскликнул Томас, поклонившись ее деду и умудрившись одновременно подмигнуть ей самой.

Попробуй оскорби такого человека. Он был слишком толстокож и едва ли его можно было пронять таким безобидным, в общем-то оружием, как пристальный взгляд.

— Мой друг Патрик Дули и я увидели вас с наших мест в партере, — продолжал он, выпрямляясь. — Рад снова встретиться с вами, сэр. И с вами, тоже, Мэпплтон. Вижу, вы верны своей репутации дамского угодника. Каждый раз, когда мы с вами встречаемся, на вашу руку опирается прелестная молодая леди, и каждый раз новая… а какие на ней изумительные драгоценности. Да они просто глаза слепят. Завидую вам, ваша светлость. Добрый вечер, мисс… Ах, нас еще не представили друг другу. Мисс Бальфур, у вас, по-моему, в последние дни была столь обширная практика, что вы стали экспертом в этой области.

Маргарита заскрежетала зубами. Очевидно, Томас не собирался уходить, и ей не оставалось ничего другого, как представить его всем, что она и сделала вежливо, хотя и не слишком приветливо, стараясь не смотреть на него. В вечернем костюме он был неотразим.

И его руки, вспомнила Маргарита, глядя, как он берет понюшку табаку. Дыхание вдруг перестало быть для нее естественным актом, и ей пришлось прилагать усилия, чтобы не дышать слишком громко. Да, у него были красивые руки — хорошей формы, сильные, с длинными пальцами, натруженные, но не узловатые. Сумеет ли она когда-нибудь забыть прикосновение этих мозолистых рук к нежной коже на своих бедрах? Захочет ли она забыть это? Избавится ли когда-либо от желания снова ощутить его прикосновение? Прикосновение и кое-что еще, о чем она имела пока смутное представление.