Реми рассеянно кивнула, вспоминая трущобы, заслужившие печальную славу рассадника преступности. «Алжир» располагался прямо напротив Французского квартала, их разделяла Миссисипи. Вид убогих лачуг и грязных крохотных двориков «Алжира» резко контрастировал с улицами Гардена, где старинные особняки с колоннами утопали в зелени роскошных садов.

– Человек, родившийся в трущобах, – продолжал Гейб, – вырастает ожесточенным, безжалостным.

Реми нахмурилась… Коула действительно нельзя было назвать добряком, но она бы не отважилась вменить ему это в вину. Да и вопрос о ценностях решался не столь однозначно.

– Ты ему не доверяешь?

Гейб замялся, но все же ответил:

– Не доверяю.

– Но ведь он президент нашей компании. Если ты о нем такого мнения, то зачем тогда…

– Видишь ли, – Гейб отвернулся от окна и посмотрел на сестру в упор, – мы рассчитывали, что он нам подойдет. Коул – опытный, квалифицированный специалист, у него репутация человека, который способен спасти идущую ко дну судовладельческую компанию. Мы, правда, слышали, что у него нетрадиционный подход к делу, но, насколько нам известно, ни в каких противозаконных действиях он уличен не был. Все эксперты давали ему очень высокую оценку, а ты же понимаешь, как это важно. Вот мы его и наняли.

– И теперь ты подозреваешь Коула в махинациях, – с полувопросительной интонацией сказала Реми.

Брат вздрогнул, явно испугавшись, не сболтнул ли лишнего.

– Мы с тобой уклонились от темы, – поспешно произнес Гейб. – Речь сейчас не о Коуле, а о тебе. Мне не хочется, чтобы твое имя упоминалось рядом с именем человека, на которого падает подозрение. Пусть даже необоснованное. Что же касается нашей компании, то скажу одно: я недоволен контрактом, который мы заключили с Коулом. Может быть, во мне говорит профессиональный юрист, но тем не менее… Этот контракт связывает совет директоров по рукам и ногам, а Коулу, наоборот, дает слишком большую власть. По-моему, Бьюкенен жаждет завладеть компанией и рассчитывает, что роман с тобой поможет ему в осуществлении его замыслов.

Неужели это возможно?.. В принципе, если рассуждать логически, подобный вариант не исключен. Человек, выросший в трущобах и нищете, а затем возвысившийся настолько, что ему удалось занять пост президента крупнейшей судовой компании, по определению должен быть агрессивным и честолюбивым. Войдя во вкус, он, естественно, будет жаждать все большей и большей власти.

У Реми тревожно защемило сердце.

– Но при чем тут наш роман?

– Тебе принадлежит довольно большая доля акций, и потом, ты же входишь в совет директоров, – терпеливо объяснил Гейб, ласково глядя на сестру. – Наше семейство вообще довольно влиятельное.

Реми почему-то подумала, что брат прибедняется, но предпочла не заострять на этом внимание. Лучше поговорить о другом. Восстанавливая по крохам образ своего прошлого, Реми жадно ловила любые сведения, особенно такие, которые могли подсказать, отчего ее не покидает чувство надвигающейся беды.

– Ты обмолвился, что Коул якобы известен своим умением спасать гибнущие компании. Выходит, дела «Кресент Лайн» из рук вон плохи?

Гейб пожал плечами.

– В последние годы компания понесла большие убытки, но не надо драматизировать, ничего катастрофического не происходит. В любом бизнесе бывают перепады.

– Тогда, значит, вы его наняли по другой причине? – Реми машинально провела рукой по уже высохшим волосам.

Она никак не могла свести концы с концами…

– Да. Папа хотел отойти от дел. Он проработал в компании тридцать лет, а от Марка проку никогда не было. Марк не интересуется бизнесом.

– Марк? Кто он такой?

– Марк – папин брат, наш дядя. – Гейб недоуменно вскинул голову, но тут же спохватился: – Ах, да! Я совсем забыл. Ты и его, наверное, не помнишь.

– Не помню.

– Марк на несколько лет моложе папы. У него карие глаза и темные курчавые волосы, слегка тронутые сединой. – Гейб помолчал, не зная, что еще сказать. – После смерти дедушки во главе компании встали Марк с папой. Но Марк всегда только представительствовал, а в финансовые проблемы предпочитал не вникать. Надо отдать ему должное, связи он устанавливает потрясающе. У него феноменальное чутье на людей, Реми. Он со всеми находит общий язык, всех наших служащих знает по именам. Марк может явиться в док, скинуть пиджак, снять галстук и общаться с грузчиками на равных: пить с ними пиво, рассказывать всякие байки. А потом, в тот же вечер, надев смокинг и белый галстук, отправляется в посольство и непринужденно беседует с дипломатами о мировой политике. Его все обожают. И немудрено, Марк – настоящий светский лев.

Однако Реми совсем не помнила дядю. Рассказы Гейба не находили отклика в ее душе.

– Мне очень жаль, но я все позабыла.

– А его сына Ланса помнишь? Он мой ровесник, у нас с ним разница всего в несколько месяцев. Ланс тоже работает в нашей компании, он бухгалтер. – Гейб подождал, не вызовут ли его слова у Реми каких-нибудь ассоциаций, но она смотрела по-прежнему бесстрастно. Тогда он осторожно произнес: – Вообще-то ты его не любишь.

– Почему? – удивилась Реми.

– Ты его называла надутым индюком и говорила, что он презирает женщин.

– А это действительно так?

– Вполне возможно, – кивнул Гейб. – Но меня лично это не удивляет, ведь перед ним ни одна женщина не может устоять. Лансу даже стараться особенно не нужно, достаточно пары взглядов. Когда мы с ним учились в колледже, я ему жутко завидовал. Даже до ненависти доходило. Если Ланс был рядом, на меня ни одна девушка не обращала внимания.

– Судя по твоим рассказам, этот Ланс – писаный красавец.

Гейб тихо рассмеялся.

– К нему больше подходит выражение «дьявольски красив». Темные волосы, черные глаза, взгляд томный, зазывный. Заботливые матери держат своих дочерей подальше от таких красавчиков, а отцы мечтают всадить им пулю в лоб, потому что девчонки сходят по ним с ума.

– Насколько я понимаю, он у нас донжуан, ведет вольную холостую жизнь, да? – В голосе Реми невольно прозвучала неприязнь, однако она не понимала, в чем тут причина. То ли рассказ брата вызвал у нее такие эмоции, то ли у нее есть какие-то личные претензии к Лансу.

– О нет, Ланс не холостяк. Три года назад он женился, у него двухлетний сын, и скоро родится второй ребенок.

– Значит, он женатый плейбой, – хмыкнула Реми.

– Давай будем реалистами. – Гейб поспешил встать на защиту кузена. – Представь себе, что ты пришла на банкет и тебя потчуют разными лакомствами. Неужели ты найдешь в себе силы отказаться? С какой стати? Человек слаб, Реми.

– А Ланс тем более.

Интересно, почему у нее это вырвалось? Реми недоуменно подняла брови, но тут же отмахнулась от этого вопроса. Все равно она не знает на него ответа! Лучше поинтересоваться другим.

– Ты говорил, он бухгалтер? – спросила она.

– Да. Как видишь, ни у меня, ни у Ланса не было опыта да и желания стать во главе компании. Поэтому нам и пришлось искать замену отцу на стороне.

В дверь постучали.

– Наверное, кофе принесли, – сказала Реми.

В комнату вплыл официант, с видом фокусника держащий на ладони тяжелый поднос. Воцарилась гнетущая тишина, но официант и глазом не моргнул, а принялся невозмутимо расставлять посуду на журнальном столике: сначала поставил фарфоровые чашки и блюдца, потом молочник со сливками и сахарницу. А посередине водрузил вазу с цветами.

– Налить вам кофе, мадам? – спросил официант, взяв в руки кофейник из нержавеющей стали.

– Нет, спасибо.

– Хорошо, мадам, – высокомерно фыркнул молодой человек, протягивая Реми счет.

Реми торопливо расписалась и вернула ему бумажку. Официант удалился.

– Выпьешь кофейку? – спросила она брата.

– С удовольствием.

Реми налила в чашки дымящийся кофе и потянулась за сливками.

– Ты любишь, чтобы сливок было много, а сахару чуть-чуть, так ведь?

– Совершенно верно, – усмехнулся Гейб. – Я вижу, память к тебе постепенно возвращается.

– Мне тоже хотелось бы в это верить, – с деланной небрежностью откликнулась Реми.

– Но что с тобой все-таки произошло, Реми? Почему ты потеряла память? Я так до конца и не понял. Это был несчастный случай, да?

– Инспектор полиции говорит, я отбивалась от какого-то типа. – Реми отхлебнула кофе и поморщилась, вспомнив, как саднили опухшие губы. – Он меня ударил. Я упала, стукнулась головой о дерево и потеряла сознание. Очнулась уже в больнице. Мне наложили на рану полдюжины швов. Я ничего не помнила. Кто я, где живу, чем занимаюсь – все тонуло в тумане. Врач сказал, что амнезия – это следствие травмы, ведь у меня было сотрясение мозга.

– А мужчину, который на тебя напал, поймали?

– Нет. Он бросился бежать и исчез в толпе. Полиции даже не удалось получить его детального описания, а я… я не могла им помочь. Мне до сих пор не понятно, был это мой знакомый или какой-то чужой человек. – Реми вздохнула. – Послушай, а что тебе известно про события того вечера, Гейб? Как это я оказалась на площади Массена?

– В тот вечер мы собрались в отеле недалеко от площади, – нерешительно произнес Гейб. – Мы – это ты, я, Марк с тетей Кристиной, Ланс с женой Джули, Диана, Кэти и их мужья. – Гейб перехватил недоуменный взгляд сестры и поспешил пояснить: – Диана и Кэти – дочери Марка, они обе младше Ланса. Хоть это и наши двоюродные сестры, надо признаться, я их недолюбливаю. Они пустые и тщеславные, думают только о том, как бы свести знакомства с «нужными людьми», одеться по последней моде и дать детям «приличное образование»… Но что поделаешь? В тот вечер мы праздновали карнавал, и, естественно, не обошлось без наших милых сестричек. В последний раз я тебя видел в толпе родственников. Потом ты куда-то исчезла. Я решил, что ты вернулась на яхту. Меня это не удивило. В конце концов, все эти празднества нам давно осточертели. Ну а на следующий день, когда тебя не оказалось на борту, никто тоже не насторожился. Ты собиралась уезжать, мы об этом знали. Мне – как, впрочем, и остальным – даже в голову не пришло, что с тобой случилось несчастье. Мы бы не улетели из Ниццы, если бы заподозрили неладное.