Мэри Кингслей - Маскарад

– Саймон…

Он издал низкий, гортанный стон и крепко сжав ее руку, положил ее на свою разгоряченную плоть. О Боже, какой он был большой и твердый, ее пальцы стали исследовать его очертания. Он снова издал этот странный стон и вдруг обхватил своей рукой ее пальцы, задавая ритм. Инстинктивно она поняла, что надо делать, как обхватить его рукой, как доставить ему удовольствие. Она чувствовала тот же самый ритм внутри себя, зовущий ее к нему, заставляющий трепетать от наслаждения. Она хотела почувствовать его внутри себя, чтобы он заполнил ее всю, чтобы он принадлежал только ей. Его руки, ее пальцы продолжали двигаться в одном и том же ритме, все быстрее и настойчивее, пока, наконец, она не почувствовала, как что-то внутри нее рассыпалось мириадами ослепляющих искр. И сразу же она ощутила его горячее семя на своей руке. Оказавшись на вершине блаженства, она вдруг почувствовала пустоту. Да, она принадлежала ему. Но он не принадлежал ей.

Под деревьями было тихо, и их дыхание постепенно стало успокаиваться. Саймон был рядом и одновременно очень далеко. Он лежал на спине и смотрел в бездонное небо. Бланш села и стала завязывать шнуровку на корсете и приводить в порядок юбки.

И когда молчание стало совсем невыносимым, Бланш повернулась к Саймону и сухо спросила:

– Почему?

– Потому что ты можешь забеременеть.

Эта мысль даже не приходила ей в голову, хотя рождение ребенка вне брака было бы для нее настоящей катастрофой. Но так ли это? Ребенок Саймона, с его темными пронзительными глазами и такими же светлыми волосами, цвета пшеницы… Бланш прижалась к нему.

– А мне бы хотелось…

– Родить ублюдка? Не думаю.

Бланш вспыхнула.

– Как ты можешь называть так своего собственного ребенка?

– Потому что знаю, что это такое, когда тебя называют ублюдком. Я бы ни за что не назвал нашего ребенка так, но другие…

Не глядя на нее, он поднялся и стал приводить одежду в порядок.

– Я не могу предложить тебе выйти за меня замуж, Бланш.

– Я и не прошу.

– Но ты попросишь, – сказал он и, наконец, взглянул на нее. – Ты создана для брака, принцесса. Ты создана быть женой и матерью, а не любовницей беглого преступника.

Бланш вздрогнула.

– Пойдем, – сказал он и протянул ей руку. – Нам надо спешить, если мы хотим добраться до Мэйдстона до рассвета.

Бланш не обратила внимания на протянутую руку. Неужели то, что случилось меду ними, ничего для него не значит?

– Если так, то почему ты хочешь, чтобы я вернулась?

– Мне нужна помощь, чтобы доказать, что я не убивал Миллера.

– С какой стати я буду тебе помогать после всего, что ты сделал?

– Потому что, – он опустился перед ней на одно колено, – ты до конца жизни будешь ломать голову, виновен я или нет.

– Мои мысли не должны занимать тебя, Саймон.

– Отчего же, очень даже должны, – он снова вскочил на ноги. – Пойдешь ты или нет, мне все равно.

Его слова заставили Бланш подняться на ноги, хотя после того, что произошло между ними, она все еще чувствовала слабость. Саймон стоял к ней спиной и отвязывал лошадь, было заметно, что он напряжен.

– Я поеду с тобой.

– Хорошо.

Легким движением он вскочил на лошадь, а затем подхватил ее и усадил перед собой.

– По крайней мере, в этот раз тебе не придется идти пешком.

– Слабое утешение, – пробормотала Бланш. Сейчас ей вовсе не хотелось быть так близко к нему, поэтому она пыталась сидеть как можно подальше от него, но в седле это было не так уж просто, и через некоторое время ей все-таки пришлось смириться, и она оперлась на него. Бланш не получила никакого удовольствия от поездки, никогда еще она не чувствовала себя такой несчастной и одинокой.

Начинался рассвет, когда Саймон устало поднялся по лестнице, ведущей в комнаты над булочной. Он не знал, где Бланш. В душе у Саймона все перевернулось вверх дном. То, что произошло в лесу, было одновременно наслаждением и мукой. Он был так близко к тому, чтобы переступить рубеж, и он знал, что Бланш тоже хотела этого. Она не произнесла ни слова во время обратной поездки, и хотя она была так близко, Саймон тоже молчал.

Гарри встретил его на площадке и приложил палец к губам.

– Ты нашел ее?

Саймон устало кивнул.

– Ты мог отпустить ее, когда выбрался из города.

– Помешали обстоятельства, – сказал Саймон и рассказал по порядку, что произошло после того, как он увидел Бланш на улице. Все, кроме того, что произошло ночью, это было его личное дело и больше ничье. – Она собиралась домой, – закончил он. – Возможно, мне следовало отпустить ее.

– Может, и так, а может, и нет. Кто знает, как бы ее приняли родные, она провела достаточно много времени с тобой.

– Я знаю, знаю, что ее репутация испорчена, – он устало потер лицо, – но я не знаю, как этому помочь.

– Выход прямо у тебя перед носом.

– Ты намекаешь на то, что я могу жениться на ней.

– Это не самое худшее, что может произойти.

– Только не для Бланш. Даже если произойдет чудо и я смогу доказать, что я невиновен, то все равно останусь всего лишь актером. И незаконнорожденным в придачу, – прибавил он горько.

Гарри положил руку ему на плечо.

– Это не имеет никакого значения для тех, кто тебя любит.

– Нет, дядя, меня слишком часто называли ублюдком, и я не хочу такой судьбы для собственного ребенка.

На некоторое время оба замолчали. Наконец Гарри сказал:

– Наверное, я не должен был так поступать, но видит Бог, я хотел как лучше.

– О чем ты?

– Твои родители встретились в Дувре. Я когда-нибудь говорил тебе об этом?

Саймон насторожился.

– Ты прекрасно знаешь, что нет.

– Я не считал нужным обсуждать эту тему, потому что Бесс и я всегда считали тебя своим сыном. – Гарри вздохнул.

– Кроме того, мне никогда не нравился твой отец.

– Так ты знал его. Ты знал его? И все эти годы говорил мне…

– Тихо, мальчик.

Он крепко сжал плечо Саймона.

– Я никогда не лгал тебе, я действительно не знал твоего отца, я его даже никогда не видел!

Саймон весь подался вперед. Гарри действительно не любил обсуждать вопрос происхождения Саймона, и тот давно перестал его спрашивать.

– А мама рассказывала что-нибудь?

– Конечно, рассказывала, да только я не хотел слушать. Я был тогда очень зол.

Гарри покачал головой.

– У нее был талант, да такой, что встречается раз в сто лет. Никто не мог сравниться с ней. Малыш Герри очень на нее похожа, но Мэгги…

Глаза Гарри затуманились.

– Она могла раз прочитать роль и уже знала ее наизусть, да что там знала, она становилась этим героем! Я никогда не видел что-либо подобное. Но она совсем не ценила себя…

– Я думал, она любила играть на сцене.

– На самом деле нет. Это был просто способ заработать на жизнь. Ты знаешь, наши родители умерли очень рано, и нас взяла к себе наша тетя-актриса, совсем как мы тебя. Поэтому мы и стали актерами. Но ты не знаешь, как твоя мать ненавидела все это!

Ей ненавистны были жизнь в театре, постоянные разъезды, изнуряющие представления. Но думаю, больше всего она тосковала по собственному дому, по семье. А мне такая жизнь всегда была по душе. Гарри ударил кулаком по колену.

– Ей все давалось легко, а я работал как проклятый. Мы никогда не могли понять друг друга, а когда стали старше, постоянно ругались.

– А потом она встретила моего отца.

– Мужчины и прежде ухаживали за ней, но она не обращала на них никакого внимания. Но этот, я не знаю, что она в нем нашла, он как будто околдовал ее.

– Он, правда, был дворянином? – спросил Саймон, припоминая одну из версий своего происхождения.

– Я не знаю, Саймон. Она говорила, что да. Но мне не было до этого никакого дела. Она была великой актрисой, и я мечтал, что она достигнет всего, я видел ее на сценах лондонских театров, я не мог допустить, чтобы она зарыла свой талант в землю. По крайней мере, не ради человека, который увез ее от нас, а потом бросил с ребенком на руках.

Гарри сложил руки на коленях.

– Есть еще кое-что, о чем ты должен был давно узнать.

Саймон подался вперед, пытаясь заглянуть ему в глаза.

– Что?

– Твоя мать… Гарри вздохнул.

– Мэгги всегда говорила, что она и твой отец поженились.

Саймон почувствовал себя так, как будто его неожиданно ударили в живот.

– Но это невозможно!

– Вот и я так говорил, потому что у нее не было свидетельства о браке. Но она настаивала, что они поженились, и все было сделано надлежащим образом.

Саймон схватил руку Гарри и сжал.

– Кто он? Кто мой отец?

– Я не знаю, мальчик. Ты же знаешь, какой у меня характер. Когда твоя мать встретила этого человека…

– Как? Как они встретились?

– Он пришел на одно из наших представлений.

– Значит, ты видел его?

– Да, – Гарри откинулся назад и посмотрел на Саймона. – Ты похож на него как две капли воды.

– Боже!

– Когда она встретила его, я был вне себя. Но она была упряма, наша Мэгги, если она чего-то хотела, ее невозможно было остановить.

– Она ушла с ним?

– Нет, она сбежала с ним. Я не знал куда, не знал, что с ней случилось и увижу ли я ее когда-нибудь. Я искал ее, видит Бог, искал, но так и не нашел.

– Боже! – повторил Саймон.

Он практически не помнил свою мать, она умерла, когда он был еще совсем маленьким. Но в его воспоминаниях она всегда была очень печальна, ее голос звучал как будто издалека, а улыбка была безжизненной. Бесс была для него матерью, она всегда утешала его, когда он падал и обдирал коленки, целовала царапины, чтобы они скорее заживали, а когда мать умерла, он едва заметил, что ее больше нет рядом. Единственно, что осталось после нее, так это упреки в незаконном рождении. А теперь и это стало неправдой.