Мэри Кингслей - Маскарад

– Возможно, ты бы выиграл, в чем я лично очень сомневаюсь.

Саймон расхохотался, а Бланш вдруг поняла, что не может оторвать взгляда от его крепкой шеи, поросшей светлыми золотистыми волосами. Внезапно девушке показалось, что на улице очень жарко, и у нее пересохло во рту.

– Действительно, ты достойный соперник, – сказал Саймон, в его глазах все еще искрился смех, – а прячешься в таком неподходящем месте.

– Смею напомнить, я сделала это не по своей воле.

– Но ведь ты можешь уйти…

Бланш медлила, перед ней стоял выбор: остаться с ним и влачить жалкое существование или же вернуться к своей прежней, спокойной, но неинтересной жизни. Она выбрала первое и не могла понять, почему.

– Да, это правда.

– И все же ты еще здесь.

– Потому что теперь я такая же преступница, как и ты. На случай, если ты забыл.

– Не злись на меня, принцесса, – сказал Саймон улыбаясь. – Не в моих силах изменить ситуацию.

Бланш взглянула на него исподлобья.

– Конечно же, – пробормотала она. – А почему ты так на меня смотришь?

– У тебя чепец сбился набок.

– Какое это имеет значение, – сказала она и сдернула чепчик. Волосы рассыпались у нее по плечам. Бланш не знала, зачем она это сделала, просто ей показалось, что чепец – это что-то из прошлой жизни, и ему нет места в настоящем.

– Я не знаю, почему делаю всякие глупости, когда ты рядом. У порядочной девушки голова всегда должна быть покрыта.

– Полагаю, этому научила тебя матушка.

– Можно сказать и так, это была моя мачеха, и, скорее всего, ее розги.

Саймон выпрямился:

– Она била тебя?

– Иногда это было справедливым наказанием, – ответила Бланш, не отрывая глаз от работы.

– А где твоя родная мать?

– Умерла.

Наконец, Бланш выпустила из рук рубашку и посмотрела на него.

– Мои родители были молоды, когда поженились. Многие считали глупостью заводить семью в таком раннем возрасте. У отца имелся клочок земли, у матери не было ничего. Но они были счастливы.

Ее голос стал мягче.

– И они любили меня.

– Что случилось потом? – тихо спросил Саймон.

– Лихорадка забрала обоих. Ну что ж, работа сделана, не правда ли, рубашка как новая, даже моей мачехе было бы не к чему придраться.

– Сколько тебе было лет?

– Едва исполнилось два. У меня много работы, поэтому, если ты не возражаешь…

– Вовсе нет, я составлю тебе компанию, пока ты занят.

Бланш взглянула на него.

– Я не это имела в виду.

– Не обижайся. Так, значит, ты сирота? Он все еще не двигался с места.

– В этом мы с тобой похожи. Но в отличие от тебя, я потерял только мать, а отца у меня не было.

– Мне очень жаль.

– Ничего. Прошло уже много времени. Мой дядя Гарри и его жена Бесс взяли меня к себе, да благословит их Господь, они заботились обо мне, стали для меня семьей.

– А мне этого всегда недоставало.

– Чего?

– Семьи.

– Но у тебя же были приемные родители.

Она кивнула и опустила глаза.

– В тот год лихорадка забрала многих, и я осталась совершенно одна. Родители, дедушки, бабушки, все умерли. У меня есть дальние родственники, но я им была не нужна. Поэтому доктор Темпл взял меня к себе.

Бланш снова взялась за рубашку.

– Я уверена, он сделал это из добрых побуждений, мне некуда было идти.

– Но?

– Но его жена считала по-другому. У них был сын, сами они были уже довольно старые и не могли больше иметь детей.

– Тогда она, наверное, была рада, что ты будешь жить с ними?

– Возможно, так бы и было, если бы я отвечала ее требованиям образцовой дочери, но у меня не всегда получалось, – сказала Бланш равнодушно. – Я не могла ей угодить, я пыталась, но оказывалось, что все делаю не так. Кроме того, ни в чем не должна была отставать от Джона, моего брата.

– Так вот откуда такое умение фехтовать!

– Да, а еще латынь, математика и многое другое, у меня хорошо получалось, и, думаю, это тоже раздражало мою мачеху.

– Более чем, – ответил Саймон. – Но ты изменилась.

– Мне пришлось.

Она продолжала шить, чувствуя, что Саймон не сводит с нее любопытных глаз.

– Я должна была быть такой, какой хотели меня видеть приемные родители.

– То есть совсем не похожей на саму себя.

– Да, – сказала она после недолгого молчания и вскочила на ноги. – Рубашка готова, пойду, отдам ее миссис Степлс и возьму что-нибудь еще.

Саймон остался сидеть.

– Бланш, – позвал он. – Чего бы ты хотела больше всего на свете?

– Я не… Семью, больше всего на свете я хочу иметь собственную семью.

– Да, я так и думал. – Его взгляд затуманился.

– А ты? – спросила Бланш, пораженная выражением его глаз.

Саймон пожал плечами и поднялся:

– Я хочу свободы, доказать всем, что я невиновен.

Он стоял очень близко, и Бланш пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Вокруг его глаз обозначились морщинки, которых раньше не было, рот был упрямо сжат.

– Ты думаешь, что сможешь?

– По крайней мере, я должен попытаться. Могу я доверять тебе?

Бланш ответила не задумываясь:

– Ты же знаешь, что можешь.

– Я собираюсь покинуть труппу, – сказал он и повернулся, чтобы уйти.

– Что? – Бланш бросилась за ним. – Но это очень опасно!

– Я должен доказать свою невиновность, – повторил Саймон. – Я не могу сделать это, сидя здесь.

– Саймон. – Бланш посмотрела на него. Она все понимала и очень за него боялась.

– Что ты хочешь знать, принцесса? То, о чем ты спрашивала меня прежде?

– Нет, это не мое дело.

– Твое, принцесса, твое, – он горько рассмеялся. – Ты хочешь знать, убил ли я того человека? Что бы ты почувствовала, если бы я ответил, да?

– Но ведь это неправда, – выпалила Бланш.

Саймон посмотрел на нее сверху вниз.

– Почему ты так уверена?

– Я… Я не знаю, – мысль, что он мог быть убийцей, причиняла ей боль. – Мы все актеры.

– Тогда скажи мне, Бланш, какова моя роль? Жестокого убийцы или несправедливо обвиненного честного человека?

– Я не знаю.

– Поэтому я ухожу, никто не будет знать, убийца я или нет, пока я не докажу, что невиновен.

Бланш помолчала.

– Когда ты собираешься уйти?

– Скоро. Когда точно, не знаю. Не смотри так хмуро, наконец-то ты от меня избавитесь.

– Да, но какая в этом польза? Моей репутации уже ничем не поможешь.

– Возвращайся домой, принцесса, туда, где тебе надлежит быть.

– Теперь я и сама не знаю, где мне надлежит быть: еще один урок, усвоенный от тебя.

– Постепенно ты поймешь.

Он внимательно посмотрел на нее.

– Жиль собирается дать тебе роль, будет лучше, если ты откажешься.

– А вот это уже мне решать, – резко сказала Бланш и пошла к амбару с костюмами в руках, голова высоко поднята, как будто она и правда была принцессой, как он ее называл.

Неожиданно для себя Саймон почувствовал восхищение ее смелостью. Он знал, что не стоит держаться с ней так холодно, но что еще ему оставалось делать? Он и так уже достаточно навредил ей. Смотря ей вслед, он поклялся, что докажет свою невиновность и непременно вернется за Бланш, когда у него будет, что ей предложить.

После яркого солнечного света Бланш показалось, что в амбаре довольно темно, поэтому она остановилась и подождала, пока ее глаза привыкнут к полумраку. Что за человек, этот Саймон! Какое он имеет право приказывать ей, как будто она его собственность! Возможно, впервые в жизни она действительно была сама себе хозяйка, и никто не может ей приказывать. Она сама может выбирать, как ей поступать. Но как раз сейчас у нее и не было выбора, ведь он уходил и не звал ее с собой.

– Ах вот вы где.

Бланш повернула голову и увидела Жиля.

– Я была на улице, сэр, и мне нужно отнести эти костюмы миссис Степлс.

– Я не задержу вас надолго, – сказал он и, взяв ее за локоть, повел в глубь сарая. – У меня к вам предложение.

– Что? – воскликнула Бланш.

– Нет, не то, что вы подумали. Мне вполне достаточно моей Фебы.

– О, я понимаю, – сказала Бланш и почувствовала, как краска заливает ее лицо.

– Нет, я совсем по другому делу. У вас талант, мисс. Вам это известно? Я бы хотел дать вам роль.

Бланш прикусила губу. Саймон запретил ей соглашаться, хотя, какое он имеет право! Ведь его даже не будет здесь.

– Я право не знаю, что вам ответить. Если меня узнают…

– Только не в театральной одежде. Вас никто здесь не знает. Единственное, что может вас выдать, так это волосы. Но если их прикрыть, никто вас не узнает. Понимаете, вы как Феба, никогда не привлечете внимания, пока сами этого не захотите.

– Не думаю, сэр. У меня нет таланта Фебы.

– Я этого и не говорил. Феба – самородок. Но и вы не обделены талантом. Такое не каждому дано.

– Я вас не понимаю.

– На сцене вы привлекаете внимание, заставляете людей смотреть на вас. Вы вживаетесь в роль и становитесь частью общего впечатления. У вас хорошенькое личико, но не очень запоминающееся. Надеть на вас костюм, прикрыть волосы, и вас никто не узнает, если сами не захотите.

– Смогу ли играть?

– Уверен, что сможете, – Жиль обнял ее за плечи, чтобы подбодрить. – Я не стал бы вам предлагать, если бы не был в этом уверен.

– Хорошо, я согласна, – сказала Бланш, боясь передумать, – я буду играть.

– Хорошая девочка. Я никогда в вас не сомневался.

Жиль обнял ее за плечи еще раз, а затем отпустил.

– У вас будет небольшая роль, всего семь страниц, но она очень важна в пьесе. Думаю, вам она удастся.

– Семь страниц.

Бланш быстро подсчитала. Каждая страница содержала сорок две строки, то есть ей надо было выучить двести девяносто четыре строчки.