IOU[1] Мисборн.

Чернила блестели при свете свечи. Мисборн протянул дрожащую руку, дотронулся пальцем до записки и увидел, как расползлись буквы. Поняв, что чернила еще не успели высохнуть, он стремительно обернулся. Шторы на окне колыхались. Граф распахнул их, но там никого не оказалось. Окно было открыто, влажный ночной воздух наполнил ноздри. Опершись на подоконник, Мисборн высунулся наружу в поисках человека, который имел наглость явиться среди ночи в его собственный дом и оставить послание. Ни один из фонарей, стоявших вдоль дороги, не горел. Улица была темна и безлюдна. Ни одной живой души. Даже собаки не лаяли. И никаких следов разбойника.

Даже не разворачивая смятый листок, граф понял, что это письмо, которое он передал злодею. Его можно было использовать против Мисборна, и, окажись оно в плохих руках, будет дорого ему стоить. Правда, сейчас оно было смято и выброшено за ненадобностью. Разбойник хорошо знал, какой документ ему нужен. Но в живых оставался только один человек, который осведомлен. От одной только мысли Мисборну стало дурно. Он сделал все, чтобы его остановить. В своих самых жарких молитвах просил Господа не допустить этого. Мисборн закрыл окно и задернул шторы, хотя понимал, что от этого мало толку. Разбойник был в его доме, в единственном месте, где граф чувствовал себя в безопасности.

Он налил себе виски, сел за стол и выпил крепкую согревающую жидкость. Перед глазами стояли слова из послания. Никогда еще граф не испытывал такого страха и за себя, и за Мэриэнн. Он понимал, что, если разбойник снова встретится с ним, у него будет только один выход.

Если толькоон с ним встретится.

Глава 4

Мэриэнн сидела на краешке кровати. Огонь, который зажег прошлой ночью в камине сообщник разбойника, давно погас. В комнате стало холодно. Через трещины в ставнях в спальню просачивался свет раннего утра. Постель была лишь слегка примята в том месте, где девушка пролежала всю ночь без сна поверх покрывала. Простыни остались нетронутыми, как и ночная рубашка, аккуратно сложенная на комоде. Она даже не разувалась.

Впервые за последние три года Мэриэнн Уинслоу провела ночь одна, ни на мгновение не сомкнув глаз, и всю ночь ждала. Однако разбойник не вернулся в ее комнату, не тронул ее. Вместо этого велел принести свечей, которые разогнали ночную тьму. Когда ночь уступила место рассвету, страх рассеялся. Она вспоминала о том, каким он был в притоне. Какими глазами смотрел на нее тогда. Как пасовали перед ним бандиты, с каким настороженным уважением смотрели на него. Он вывел ее невредимой из этого ада.

Он сильнее и опаснее любого бандита. Девушка вспомнила, как прошлой ночью в приступе паники вцепилась в него, пытаясь загородить собой дверь, чтобы не дать ему уйти. Она закрыла глаза от досады. Он ведь все понял. Мэриэнн видела это по его глазам. И все же разбойник не вымолвил ни слова, не пытался воспользоваться ее слабостью.

Девушка скинула туфли и уселась на ковре так, чтобы оказаться в теплом свете яркого солнечного луча.

Она снова и снова возвращалась мыслью к мужчине с красивыми завораживающими глазами цвета меда. Представляла темную маску, скрывавшую его лицо. И странные противоречивые чувства теснились у нее в груди.


Когда Найт отворил дверь в желтую спальню, он вздрогнул от неожиданности. Все ранее заготовленные слова вылетели у него из головы. Увидев, как Мэриэнн торопливо поднимается со своего места на полу, он замер на месте и позабыл обо всем на свете. В комнате царил полумрак, но сквозь щели в запертых ставнях пробивались стрелы солнечных лучей. Девушка стояла прямо на линии узкого солнечного луча, освещавшего ее мягким белым светом. Было что-то неземное в ее нежной бледности, в глубоких темных глазах, заглядывающих прямо в душу.

Наконец Рейф заставил себя очнуться. Он вошел в комнату и поставил поднос с завтраком на соседний столик. Щеки девушки вспыхнули. Как же стыдно оказаться застигнутой на полу! Взгляд Рейфа упал на босые мыски ее ног, выглядывавшие из-под юбки, затем медленно пополз вверх по свадебному платью, измятому от сна, и выше по красноватым припухлостям, оставленным на груди тугим лифом. Ее волосы белокурым водопадом локонов спадали по плечам, доходя почти до пояса. Мэриэнн Уинслоу так растрепана и прекрасна, словно только что выскользнула из постели любовника.

Глаза Рейфа остановились на лице девушки и утонули в темной глубине ее глаз, таинственных и непреклонных. И вновь, как тогда, когда он впервые увидел ее, Рейфа обдала жаркая волна желания. Он старался не поддаваться. Под его пристальным взглядом девушка покраснела еще сильнее и отошла в сторону, судорожно теребя измятую юбку, стараясь спрятать под ней босые ноги.

Найта интересовало, отчего двадцатилетнюю женщину так ужасает темнота. Казалось, за этим стоит нечто большее, чем страх перепуганного ребенка. Но он видел, какие огромные усилия она прилагала, чтобы скрыть от него этот факт, и понимал, что, если задаст такой вопрос, она будет все отрицать, ничего не расскажет.

— Подарок Пикеринга? — Он жестом указал на тяжелый дорогой жемчуг, украшавший шею девушки.

Мэриэнн кивнула.

— Вы ведь знали, что я еду венчаться, еще до того, как мой отец сказал вам об этом?

Сегодня ее глаза смотрели иначе. Они стали более светлыми, и в них не чувствовалось презрения. Что-то из защитного панциря еще оставалось, но у него возникло ощущение, будто она подняла забрало, хотя по-прежнему осторожничала, при этом прежней враждебности не проявляла.

— Брак по расчету всегда вызывает интерес в свете. — Рейф пожал плечами, будто говорил о чем-то незначительном. Он не собирался рассказывать, сколько сил потратил на то, чтобы разузнать о Мисборне все, что можно, и о том, что уже два месяца ждал удобного случая, чтобы похитить его дочь.

— Вы все еще хотите ограбить нас?

В ее голосе он уловил одновременно любопытство и осуждение.

— Вы считаете меня жестоким? Не стану отрицать: в отношении вашего отца все так и обстоит.

— Вы не должны были причинять ему вред.

Рейф заметил, как потемнели ее глаза, когда она вспомнила, что произошло на пустоши. Однако извинений приносить не собирался.

— Мне жаль, что вы стали свидетелем насилия.

— А вы не жалеете о том, что сделали?

Он отрицательно покачал головой:

— Мисборн заслуживал большего.

Жестокая правда, и Рейф не собирался лгать ей.

Мэриэнн сглотнула, ее лицо вновь приобрело неприязненное выражение. Что бы ни думал о Мисборне, Рейф не мог не восхищаться ее преданностью отцу, тем мужеством и решимостью, с которыми она бросалась на защиту этого негодяя. Он как завороженный смотрел на ее нежное овальное лицо и полные губы. Наконец, придя в себя, так крепко стиснул зубы, что хрустнула челюсть. С досады Рейф отвернулся и пошел прочь. Она же дочь Мисборна! Нельзя забывать об этом.

— В том переулке было семь головорезов, — тихо и осторожно произнесла девушка, — а вы один, но не воспользовались пистолетом.

Ее слова заставили Найта остановиться, но он не обернулся.

— На шум выстрела могло сбежаться еще больше крыс.

— Почему вы спасли меня? — Ее голос прозвучал так, что Найт позабыл все на свете.

Он посмотрел на нее. Она — само искушение. Эти глаза, такие мягкие и темные, могли лишить рассудка любого.

— А почему я не должен был этого делать?

— Вы ненавидите моего отца.

Ненавидите! Слишком мягко, чтобы передать всю палитру чувств по отношению к Мисборну. Он помедлил с ответом, заглянул в ее глаза, похожие и в то же время не похожие на глаза ее отца.

— Кем бы ни был ваш отец, со мной вы в безопасности.

«В безопасности!» Мэриэнн уже давно забыла те времена, когда чувствовала себя в безопасности. Ей казалось, они больше никогда не вернутся, как ни старались члены семьи защитить ее. Она пытливо всматривалась в лицо мужчины. В лучах утреннего солнца его глаза горели золотым пламенем. Да, он разбойник. Напал на отца и похитил ее. Держит ее пленницей. Она видела, как обитатели лондонского дна склонялись перед ним. Под черной шелковой маской мог оказаться кто угодно. Но кем бы ни был, он не воспользовался ее слабостью, хотя и мог бы. Принес свечи, чтобы разогнать темноту. И он спас ее, хотя ради этого ему пришлось одолеть семерых.

Их взгляды встретились, но Мэриэнн не отвела взгляда, погружаясь в эти янтарные глаза, пытаясь разгадать человека, скрывавшегося под маской. Он не лгал. Такой, как он, не может лгать.

Его взгляд смягчился. Разбойник потянулся к ней, словно хотел дотронуться до руки, но в последний момент остановился и убрал руку.

— С вами все в порядке?

Мэриэнн продолжала смотреть ему в лицо, не в силах отвернуться. Рейф тоже не сводил с нее глаз.

— Да, — наконец произнесла она, кивнув, — все хорошо.

Как часто Мэриэнн произносила эти слова за последние три года! Но только сейчас, стоя в запертой спальне рядом с человеком в маске, который похитил ее, она поняла, что близка к этому.

— То письмо, которое, по вашему мнению, находится у отца…

Он молчал.

— Я знаю, вы уверены, что он понимает, о чем речь. — Девушка заметила, как в его глазах мелькнуло что-то пугающее, но не остановилась. — Вы будете снова требовать его? Объясните отцу, что хотите именно это письмо?

— Я уже это сделал.

Девушка кивнула и, немного успокоившись, продолжала:

— Я слышала, как вы с сообщником говорили о каком-то документе. Отец отдаст его вам.

Отец отдаст что угодно, лишь бы вызволить ее.

— Я готова поклясться жизнью.

Он не ответил. Еще мгновение продолжал смотреть на нее, потом повернулся и вышел, оставив ее одну в запертой спальне.


Через пять минут Мэриэнн услышала, как лязгнул засов входной двери, затем раздался удаляющийся стук конских копыт. Все ясно, он уехал. На лестнице послышались шаги сообщника. Мэриэнн слышала, как он прошел по коридору в соседнюю комнату. Из комнаты послышался шум открываемых и закрываемых шкафов, после чего он отпер дверь ее спальни и, постучавшись, вошел.