— Вы рискуете. Особенно если будете разгуливать по городу.

— Да, это риск, но я готов рискнуть.

Ему вспомнилось лицо Мэриэнн, когда она поняла, что отец не прислал письмо, чтобы освободить ее. Это было смятение, шок, неверие и боль. Мисборн повел себя как последний мерзавец. Но наблюдать за тем, как убита этим Мэриэнн, совсем не радостно. Это не давало ощущения победы, вызывая лишь отвращение.

— Я вовсе не собирался подвергать ее опасности и причинять боль. Я думал, Мисборн пришлет документ при первой же возможности, чтобы обезопасить ее от меня. — Перед его глазами стояла Мэриэнн такой, какой она была на кладбище, еще до появления Смити и бандитов Мисборна. Он вспомнил, как ему хотелось поцеловать ее. Вспомнил ее руку, лежавшую у него на ладони. Снова почувствовал, как по всему телу пробежала горячая волна желания. Он понял, что теряет голову.

— Мисборн думает, что выиграл. — Каллертон затянул повязку.

— Он очень быстро поймет, что ошибся, — резко бросил Найт, стиснув зубы. — Чем раньше она уйдет, тем лучше.


Мэриэнн стояла в желтой спальне и смотрела, как сообщник Найта, по-прежнему в маске, вылил оставшуюся горячую воду в медную ванну, которую поставили перед камином, и вышел. Разбойник взял свой пустой кувшин и тоже направился к двери.

— Ванна готова. Одежду можете взять в гардеробе и комодах. Она немодная, зато сухая и чистая. Когда будете готовы, позвоните в колокольчик, и вам принесут обед. После обеда я отвезу вас к отцу.

Мэриэнн понимающе кивнула.

— Я подумала, у отца нет этого документа.

Все время после того, как они выбрались со склада, ей больше ничего не оставалось делать, только думать.

Разбойник ничего не ответил, но по его глазам она догадалась, он считает иначе.

— Поверьте, если бы у него было это письмо, он бы его отдал. Я уверена.

Он по-прежнему молчал, не спорил с ней. Мэриэнн не понимала, почему чувствует необходимость в чем-то его убеждать.

— Дело не в том, что он мой отец. — Она засомневалась, прежде чем продолжить. — Есть и другие причины… веские причины… — Которые она не могла назвать. — Я знаю, он не оставил бы меня в таком положении, если бы мог освободить, отдав какие-то бумаги. И не важно, что это.

Она поймала его взгляд и вдруг поняла, что он означает.

Девушка посмотрела ему прямо в глаза, и в тот же миг на ее лице появилось выражение досады.

— Не смейте меня жалеть!

Он не возражал. Только стоял и смотрел на нее.

— Вы думали, что хорошо знаете моего отца, все предусмотрели и учли в своих планах и махинациях. Однако отец не отдал письмо, и этому могут быть только два объяснения. Первое… — Она сглотнула и гордо, без колебаний произнесла: — Я не являюсь для него самым дорогим на свете. И второе, у него нет этого документа. В любом случае вы ошиблись в своих предположениях, сэр.

В его глазах сверкнула злость, и воздух между ними стал колючим. Внезапно Мэриэнн охватил страх. Она была один на один с мужчиной, с очень сильным мужчиной. Возможно, зашла слишком далеко, но отступать поздно.

Казалось, время замедлило ход. Они стояли почти рядом и смотрели друг другу в глаза.

— Ваша ванна стынет, леди Мэриэнн, — произнес он.

Упоминание ее титула вновь разделило их стеной светских условностей, отметая прочь все, что произошло между ними на кладбище и на складе. С легким поклоном разбойник удалился из комнаты.


Был поздний час, когда они отправились в путь по залитым светом фонарей улицам в том же экипаже, в котором он привез ее в свой дом. Вокруг вились клубы тумана, заставляя замедлять ход. Неожиданно экипаж остановился в каком-то переулке, дальше они пошли пешком. На сей раз Мэриэнн не была связана. Разбойник не держал ее ни за руку, ни за талию. Он убеждал себя, что в этом нет смысла. Зачем ей бежать сейчас, когда он ведет ее домой к Мисборну. Но причина крылась не только в этом, он подавлял в себе искушение прикоснуться к ней.

Они не разговаривали, просто шли по тихим улицам, испещренным лужами и блестящим от сырости. Разбойник не закрыл лицо черным шелковым платком, однако поднял воротник плаща и низко надвинул шляпу. Мэриэнн, закутанная в длинную накидку из оленьей кожи, вызывала в памяти Найта образы детства. Его мать была выше, чем она, и шире в кости. Чтобы выглядеть пристойно, девушке пришлось стянуть булавками лиф темно-синего шелкового платья, подол которого волочился по земле. Она накинула на голову капюшон, но Рейф знал, что волосы под ним аккуратно причесаны и стянуты шелковой лентой в тон платью.

Они продолжали двигаться по узким улочкам и переулкам через туман, который помогал им оставаться незамеченными. Они держались в тени, так что никто из редких прохожих не смог бы узнать ни его, ни ее. Дойдя до улочки, ведущей на Лесистер-сквер, разбойник остановился.

Посмотрел на нее сверху вниз, встретившись взглядом, обращенным вверх на него. Внезапно его пронзила мысль: а что, если бы все было иначе, если бы она не была дочерью Мисборна, которую он похитил, не была обручена с другим…

Но стена, разделявшая их, только начала расти. Когда все будет кончено, на шее Мисборна затянется петля. Найт не мог думать о том, что станется с женщиной, стоявшей перед ним. Лишние сложности ему не нужны.

«Она дочь Мисборна и ничего больше», — убеждал он себя.

— Мы совсем рядом с площадью, где вы живете. Ступайте прямо по этой улице и придете к дому вашего отца. Там вы будете в безопасности.

В мягкой тишине ночи его тихий голос звучал резко.

«Дома вы будете в безопасности». Эти слова всколыхнули воспоминание, от которого Мэриэнн вздрогнула.

Разбойник заметил ее испуг, но истолковал неправильно.

— Не бойтесь, что придется идти одной в темноте. Вам ничего не угрожает. Я буду наблюдать, пока вы не войдете в дом.

— Я не боюсь.

«С вами», — добавила она про себя.

— Я не боюсь темноты на улице, на открытом пространстве… только внутри, в комнатах, когда погаснут все свечи. — Никогда и никому прежде Мэриэнн не открывала даже столь малую часть своей тайны. Она не смогла бы объяснить, почему рассказала об этом ему.

— Бывает, самых страшных монстров рождает наше воображение. — Разбойник смотрел куда-то вдаль. Его лицо помрачнело, будто память вернула его к собственным кошмарам.

— Не всегда. Иногда эти монстры действительно поджидают в темноте. — Мэриэнн прикусила губу, вдруг испугавшись, что сказала слишком много.

Разбойник остановил на ней виноватый взгляд:

— Мне надо идти.

Но она не двинулась с места.

— Надо. Я… — он замялся, силясь произнести эти слова, — желаю вам счастья в браке с Пикерингом.

При этой мысли Мэриэнн не почувствовала ничего, кроме испуга. Она даже думать не могла ни о Пикеринге, ни о ком другом. Только не сейчас, когда рядом с ней он.

— Надеюсь, ваша рука заживет быстро. — Мэриэнн взглянула на него снизу вверх, сквозь пелену лунного света. В эти их последние минуты вместе время словно замерло. Больше она никогда его не увидит.

Они смотрели друг на друга, и напряжение, царившее между ними, достигло предела. В тиши переулка девушка слышала собственное дыхание и стук сердца в груди. Сколько же еще недосказанного! Мэриэнн понимала, что должна уйти, но не могла, не хотела.

— Я… — Она не знала, что сказать.

— Мэриэнн… — Разбойник слегка наклонил голову в ее сторону, посмотрел ей в глаза так пристально, будто собирался поцеловать. Мэриэнн хотелось, чтобы он это сделал. Хотелось почувствовать его губы на своих губах, хотелось, чтобы он обнял ее. Но он не предпринял ничего. Вместо этого нежно коснулся рукой ее лица и отвел в сторону несколько прядей, упавших на щеку. — Вам действительно нужно идти.

— Да, — шепнула она.

Домой. И этот миг, и этот человек навсегда исчезнут из ее жизни. Все станет как прежде. Зажженные свечи, разгоняющие темноту, старания отца защитить ее и страх перед каждым мужчиной, который посмотрел на нее. Если ей не удастся остановить этот миг, остановить человека, который выше, смелее и опаснее всех и который направил свою силу не против нее, а на ее защиту. Этот человек спас, а те, кто любил ее, не смогли. Его сила, такая опасная для других, давала ей остро необходимое чувство безопасности.

Мэриэнн давно забыла, что значит жить без страха, равно как испытывать влечение к мужчине. Влечение к этому человеку затмило собой все придуманные детские привязанности к приятелям брата. Теперь она знала, чего хочет. Время шло. Не успев до конца осознать свои действия, она шагнула к нему, поднялась на цыпочки и прижалась губами к его небритой щеке.

Найт не двинулся с места, не дотронулся до нее, боясь, что она исчезнет в ночном тумане. Он лишь нашел губами ее губы, нежные и невинные из всех, которых он когда-либо касался. Девушка затихла, замерла, словно испуганный олень, почуявший охотника. Какое-то мгновение Рейф стоял неподвижно, не отрывая губ от ее губ, будто хотел дать ей привыкнуть к себе. Он дышал ею, поглощая этот запах фиалок, тумана и лунного света — запах искушения. И когда она не оттолкнула его, не бросилась бежать, поцеловал. Это был ласковый, нежный поцелуй, которым он сказал все, что не мог выразить словами. Что сожалеет о произошедшем, не собирался пугать ее. И все могло быть совсем иначе, если бы они встретились при других обстоятельствах. Когда Найт, наконец, оторвался от нее, она продолжала стоять неподвижно с выражением покоя и счастья на устремленном вверх лице, с полураскрытыми губами, будто он все еще целовал ее. Она открыла глаза. Он вдруг подумал, что перед ним женщина, в которой есть все, что только можно пожелать. Женщина, сотканная из невинности, тумана, лунного света и тайны. Хрупкая, вместе с тем властная и не сознающая это. Тончайший сосуд в оправе из мерцающего серебра. Полная противоположность ему. На какой-то безумный миг ему захотелось бросить все ради нее. Но холодная реальность заставила отмести прочь эти нелепые фантазии.