Кира Буренина - Маска счастья

ВСЕ, закончили!

В переговорной царят оживление и смех. С улыбкой именинника шеф расхаживает с бутылкой виски, подливая каждому щедрой рукой.

И вот мы прощаемся друг с другом, и гости теребят пакеты с сувенирами фирмы, смущенно перемигиваясь.

Когда все наконец разъезжаются, я перебираюсь с кипой бумаг к своему столу. В понедельник начнется будничная жизнь – переводы, письма, звонки, занудство шефа.

Зачем я только откликнулась на объявление: «Требуется квалифицированный секретарь-переводчик, способный работать в цейтноте»?

Когда сегодня, дыша как паровоз, я ворвалась в свою рабочую комнату, белеющий на столе листочек бумаги ухудшил мое и без того мерзкое настроение.

Дело в том, что я уже знала, что бисерным почерком наш начальник вывел на нем формулу, приводящую в бешенство всех моих коллег: «Я был здесь в 9.02 или 03 или 01», в зависимости от того, кто и на сколько минут опаздывал к началу рабочего дня. Характерно, что несколько раз в качестве контрмеры предлагалось оставлять у него на столе записки: «Ушли с работы в 21.10 или в 22.00», но почему-то до конкретных действий так и не дошло.

Дотошный педант с манией величия – вот каким был наш шеф. Проработав полгода на этой фирме, я многое научилась воспринимать бесстрастно, но эта дотошность выводит меня из себя до сих пор! Плюхнувшись за стол, я остервенело разодрала записку в клочки, вымещая на ней свою жуткую злость.

С утра все не заладилось. Выйдя из дома, я обнаружила, что поехала петля на колготках, пришлось возвращаться. Дома же я установила, что черные колготки закончились, а светлые к моему костюму не подходят. Пришлось переодевать и колготки и костюм. Конечно, я опоздала на свой автобус, следующий пришел через двадцать минут. И вот после такого мне еще подкидывают на стол разные пакостные записки!

Телефон не смолкал ни на минуту. Все просили соединить с многоуважаемым господином Штоссманном. Я переводила звонки на его номер и только принималась выуживать бумаги и ручки из своего стола, как телефон трезвонил снова.

Звонок по внутренней связи. На проводе шеф.

– Доброе утро, – вопит он в трубку, – запишите телефон и постарайтесь дозвониться!

«Чем писать!», все ручки в столе. Чертыхаясь про себя, я судорожно пытаюсь удержать в памяти номер. Очередной бзик нашего начальника – стол после окончания рабочего дня должен оставляться стерильным. Поэтому все запихивают свои канцтовары, включая ручки, скрепки и точилки вечером в ящики стола, понося Штоссманна на чем свет стоит.

Из кабинета начальника появляется распаренный Боря. Уши у него такие красные, что у меня рождается подозрение, что шеф стал грешить рукоприкладством. У Бори дрожат губы, но, закрывая дверь, он почтительно говорит:

– Да, господин Штоссманн. Конечно, господин Штоссманн.

«Утренняя баня» – вот как это называется. Я мысленно благодарю высшие силы за то, что опоздала, иначе под горячую руку начальника попалась бы я. Шеф нуждается в утренней разборке – это дает ему энергетический заряд на весь день. Любой из сотрудников, попавший с самого утра в его кабинет, подвергается издевкам, критике и абсолютно не имеет возможности изложить свой взгляд на тот или иной предмет.

На переговорах он – душа компании и светский лев. Штоссманн ослепительно улыбается, делает комплименты, долго трясет всем руку, заглядывая в глаза. Начальник немного говорит по-русски, но весь его скудный запас русских слов полностью используется в ситуации обольщения заказчика.

Я заметила, что наши клиенты, как кролики, никуда не могут деться от пронзительных глаз и вкрадчивого голоса шефа. Он обволакивает, увещевает, шутит и обещает золотые горы. Я послушно перевожу его речи, замечая при этом, что сама начинаю говорить льстивым, мягким голоском, словно озвучиваю сказку про семерых козлят.

Особенно неотразим Штоссманн в разговоре с дамами. Они тают, называют за глаза милашкой и дают ему все, что он попросит. Мужчины держатся дольше. Но они также весело смеются любому анекдоту, рассказанному Штоссманном. Даже если переговоры заходят в тупик и мы не можем прийти к согласию, клиент все равно вспоминает добрым словом нашу фирму и господина Штоссманна. Я считаю, что Штоссманн учился гипнозу. Другие сотрудники нашей фирмы разделяют мою точку зрения: «Если Штоссманн захочет, он добьется своего».

Сегодня, «помыв» Борю, он выпархивает из своего кабинета и, сообщив: «Я у директора», – бросается вниз по лестнице так стремительно, что фалды его пиджака разлетаются как ласточкин хвост.

Это – еще одна черта шефа – быть приятным своему начальству. О, как он преображается, когда перед ним вышестоящий господин! Нет громовержца Штоссманна, нет обольстителя господина Штоссманна, есть готовый на все подчиненный! И начальство верит в его искренность и благоволит к нему более, чем к другим начальникам отделов нашей фирмы.

Пока наш начальник пьет кофе у директора, мы собираемся своим небольшим коллективом – и о чем бы ни заговорили, наш разговор неизменно переходит на проделки Штоссманна.

Я высказываю предположение, что нас всех, вероятно, ждет паранойя, если мы не прекратим говорить о нем. Это находит сочувственный отклик у моих коллег, особенно оживленно эту тему подхватывает Боря, в котором еще кипит обида за сегодняшний утренний разговор. Ни для кого не новость, что если Штоссманн заключает с кем-то контракт, только он пожинает лавры успеха, а вся черновая работа спихивается на исполнителей.

В спокойное течение моих мыслей врывается голос начальника. Подобно иерихонской трубе, он давно вопит у моего стола, диктуя очередное задание. Поймав последнюю фразу, я методом ассоциаций выстраиваю целиком поручение и – не могу поверить.

Каждый год в штаб-квартире нашей фирмы устраивается совет начальников отделов от различных филиалов фирмы. Во время совета вниманию правления представляется отчет о работе, читаются доклады, обсуждается стратегия и кадровые вопросы. Наш шеф настолько успешно попил кофе у директора, что честь представлять наш филиал на совете в этом году достается ему. Его просто распирает от важности возложенной на него миссии. Но за всем этим сквозит легкая нервозность, ведь доклад о работе нашего отдела должен быть отправлен в правление завтра, где он будет тщательно изучен и оценен, а послезавтра шеф уже должен лететь в Вену. На заседании Штоссманн должен выступить лишь с коротким резюме по итогам работы.

Результатом умственных усилий Штоссманна является название: «Стратегия и тактика успеха отдела сбыта в условиях нестабильной экономики». Все остальное предоставляется сделать нам. Ободренный перспективой участия в совете, шеф срочно собирается на очередную тусовку в посольство, где наверняка поделится своими новостями с каждым встречным.

Распределив обязанности, мы лихорадочно работаем часа два по сбору информации и составлению сводок и таблиц. После этого, провожая завистливыми взглядами коллег из других отделов, уходящих домой, как все нормальные люди, в шесть часов, мы собираемся у меня в комнате.

– Написать бы Штоссманну такой доклад, чтобы его сразу выгнали, – высказывает кто-то опасную идею.

Все невесело смеются, но мысль, словно зерно, брошенное в благодатную почву, начинает свое развитие.

– Перепутать бы все цифры, – говорит Валя, менеджер по транспорту.

– Спишут на ошибки в компьютере, – возражает Гена, аналитик и статистик.

– А если написать, что мы не добились никаких результатов и все плохо, и будет еще хуже? – предлагаю я.

– Но статистика же показывает прибыль, – возражает Гена.

– Эврика! – заходится в крике Боря. – Мы напишем, что все отлично, Штоссманн добился невероятных результатов, отдел сделал большой скачок вперед и так далее. Такого гениального менеджера точно держать на задворках не станут.

На секунду воцаряется молчание, настолько потрясающе звучит эта идея. Гена набрасывает план, и с непривычным для нас энтузиазмом мы набрасываемся на работу.

На следующий день на столе Штоссманна лежит отчет, который повествует о выдающихся успехах шефа в кадровой перестройке, маркетинговых исследованиях рынка, успешном управлении персоналом, расширении круга заказчиков. И это все его заслуга, и только его!

Штоссманн, розовый от удовольствия, ставит свою подпись под отчетом. Мы аккуратно запечатываем свою надежду в красно-белый конверт курьерской почты DHL. Вечером он полетит в Вену, где на столе у председателя правления произведет эффект разорвавшейся бомбы.

Все последующие дни нас лихорадило. Честно говоря, было не до работы. Мы сбивались кучкой у кого-нибудь в комнате и взвешивали все шансы «за» и «против» – выгорит ли наше дело или нет. Одуревшие от кофе и табачного дыма, мы расходились по рабочим местам с тем, чтобы через час, зайдя к кому-нибудь якобы по делу, увидеть там всех, азартно обсуждающих наш план. Никаких новостей из Вены не поступало.

Выходные прошли как один длинный, тягучий день. В понедельник с утра к нам зашел директор. В своей обычной нудной манере он говорил о том, что необходимо заключать больше контрактов, использовать все резервы, улучшать дисциплину. (Ничего у нас не выгорело. Обычный, рутинный понедельник!)

– Мы надеемся на вас, – закончил свою речь директор, – потому что некоторое время ваш отдел будет работать без руководителя. Господин Штоссманн срочно переведен в сингапурский филиал.

– Это просто как в фильме ужасов!!! – оглушила меня телефонная трубка голосом главного механика объединения «Спирьтранснефть». – Такого кошмара мы еще не видели – на всем продолжении трубы вода вырывается, как из фонтана! Срочно вылетайте с техником завода.