– Света, – позвал ее шеф, – будьте на месте в четыре часа. Я жду одного клиента. – И, подмигнув, добавил: – Козырный туз!

Это означало, что она должна быть наготове – у шефа встреча с чрезвычайно важным «крутым» заказчиком.

Хлопоты, беготня с кофейными чашками и деловыми бумагами отвлекли Светлану от грустных утренних раздумий. Когда «туз» отбыл вместе с шефом на ужин в ресторан, Света спохватилась – она забыла отдать приглашение! Но огромное, похожее на аквариум здание банка уже опустело – был канун выходных. Открытие клуба – вечером в воскресенье. Жаль, что приглашение пропадет.

Выйдя из здания банка, Светлана направилась прямиком к метро. Она шла по бульвару, ей навстречу двигался поток нарядно одетых людей. У них были радостные, оживленные лица – многие, видимо, спешили в театры. Свете стало грустно: она не могла припомнить, когда была последний раз в театре. «Вот мой итог, – эта мысль не давала ей покоя, – в тридцать пять лет превратилась в клушу. Никуда не хожу, никого не вижу. С подругами созваниваюсь только в праздники. Гостей не приглашаю годами»… Света ощутила, как внутри нее закипала злость. Она раздраженно пробивалась сквозь людскую толпу, клубившуюся у станции метро.

– Купите билет, – вдруг обратилась к ней блондинка лет сорока в лаковом белом плаще.

Света хотела, как обычно, отрицательно покачать головой, но что-то заставило ее остановиться.

– А вы сами почему не идете? – спросила она.

Женщина грустно улыбнулась:

– Все одна да одна хожу по театрам! А сегодня решила: хватит! Возьмите билет, третий ряд партера, постановка, говорят, очень удачная.

Светлана машинально вытащила кошелек и отдала деньги.

«Зачем я это сделала?» – спросила она себя через минуту, а ноги уже несли ее к театру. Звонить домой она даже не собиралась – Миша привык к поздним возвращениям жены с работы.

Как всегда, перед началом спектакля в гардеробе стояла торопливая неразбериха, капельдинерши обступили опоздавших, предлагая им программки. Спектакль уже начался, когда Света, пригибаясь, прошмыгнула на свое место.

Действие увлекло ее, актерский ансамбль был чудесный – не зря теперь практикуется контрактная система. Лучшие актрисы московских театров были собраны в этой постановке. Светлана расслабилась, отвлеклась от своих горестных размышлений о смысле жизни. В антракте она вышла в фойе, наблюдая за прогуливающейся толпой зрителей. Странно, но среди них было большинство женщин. Когда она вновь заняла свое место, то с удивлением обнаружила, что пустовавшее во время первого акта место справа от нее теперь было занято. Свет погас. Началось второе действие.

– Позвольте посмотреть программку, – попросили рядом.

Светлана скосила глаза – голос принадлежал соседу – седовласому мужчине. Она протянула программку.

– Благодарю, – через некоторое время прошелестел голос.

В течение второго действия сосед еще несколько раз обращал на себя внимание Светланы. Он искренне смеялся, сопереживая, а в некоторые моменты даже что-то сердито бормотал. Когда спектакль кончился, публика, не щадя ладоней, продолжала вызывать актеров.

Сосед вновь обратился к Светлане:

– Вам понравилось?

– Очень! – возбужденно ответила она.

– Да, ничего, ничего, – согласился сосед, сопровождая ее в гардероб. – Но на роль Ани все-таки надо было пригласить Мирошниченко.

Света с любопытством оглянулась на странного спутника.

– Мне кажется, что эта актриса очень хорошо сыграла, – возразила она.

Они заняли очередь в гардероб, и теперь Света могла хорошенько разглядеть своего неожиданного собеседника. Ему можно было дать и пятьдесят, и семьдесят лет – высокий, моложавый, с седой гривой, он чем-то отдаленно напоминал Эйнштейна, портрет которого висел у Светы над письменным столом во времена юности.

– Я давно слежу за успехами этого режиссера, – продолжал разговор «Эйнштейн». – Позвольте представиться – Герман Кириллович.

Светлана назвала свое имя, новый знакомый галантно подал Светлане пальто и распахнул перед ней входную дверь. Они вышли в расцвеченный фонарями вечер.

– Разрешите вас проводить? – спросил Герман Кириллович.

– Давайте немного пройдемся, – согласилась она, плотнее запахнув пальто.

Они медленно двинулись по скрипящей щебенке бульвара.

– Светлана, а вы видели… – и Герман Кириллович назвал гремевшую по Москве премьеру.

– Нет, – Света грустно покачала головой, – я живу, как говорится, в «культурном вакууме».

– Маленькие дети?

Света опять отрицательно мотнула головой.

– Ревнивый муж?

– Нет.

– Работа?

– Да нет же! – чуть ли не со слезами в голосе воскликнула Светлана.

– Простите великодушно, если я чем-то оскорбил вас, – всполошился Герман Кириллович, – я и не думал…

– Ничего, – Света быстро справилась с собой. – Просто не с кем ходить, – она вздохнула.

– Это очень, очень печально, когда молодая женщина говорит такие слова, – сочувственно произнес ее спутник.

– А что делать? – вслух рассуждала Светлана. – Муж не любит никаких мероприятий, праздников. Ему бывает скучно, он тяготится и спешит скорее домой.

Радужное настроение, овладевшее ею после театра, стало потихоньку рассеиваться. Почувствовав ее состояние, примолк и Герман Кириллович.

– Светлана! – Он вдруг резко остановился. – А вы не будете возражать, если завтра мы с вами пойдем на очень интересную премьеру в «Ленком». У меня приглашение на два лица.

– На самую настоящую премьеру? – поразилась Света.

– Да, – серьезно ответил ее собеседник. – Я буду вас ждать в шесть у театра, договорились?

Света кивнула.

– Считайте, что я беру над вами шефство, – шутливо предупредил ее собеседник, – вы будете моей дамой.

– Только не Пиковой, пожалуйста! – попросила Светлана.

– Именно Пиковой, – подхватил Герман Кириллович, и они весело рассмеялись.

Подойдя к освещенному зеву подземного перехода, она повернулась к Герману Кирилловичу:

– Мне в метро, а вам?

– Я здесь недалеко живу, пойду пешком, – мужчина махнул рукой куда-то сторону и, поклонившись, поцеловал ее холодную руку: – До встречи.

Всю дорогу домой Светлана чертыхалась, она обзывала себя самыми сильными ругательствами, какие только имелись в ее лексиконе. «Дура, надо же так! Как затмение какое нашло. Не пойду я на эту премьеру. Не пойду ни за что!»

Вид мирно сидящих у телевизора мужа и сына вызвал у Светланы угрызения совести. «Сидят, бедные мои, пока мать мотается черт знает где», – распаляла свое чувство вины Света. Но ни тот, ни другой не обратили на нее никакого внимания – по телевизору показывали боевик. Переодевшись в спортивный костюм, она пошла на кухню, где привычный вид сваленной в раковину посуды и неубранные остатки обеда вызвали у нее неожиданный приступ нежности и ощущение причастности к своему дому и семье. «Какая премьера? – спрашивала она себя, моя посуду. – Какой Герман Кириллович? Какой „Эйнштейн“? Что это со мной было?»

Вытерев руки, она стала пристально изучать содержимое холодильника. В кухню, тяжело топоча, ввалились мужчины. Они заполнили собой все пространство – грохнули чайник на плиту, крупно нарезали хлеб и колбасу, оттеснив хрупкую хозяйку в самый угол кухни.

– Ща вторая серия будет, – проинформировал с набитым ртом сын. – Па, а как ты думаешь, этот фэбээровец выкрутится или нет?

Миша, как всегда, неторопливо покачал головой и пустился в детальные объяснения, почему агенту ФБР уйти не удастся. Бросив на столе остатки хлеба и колбасы, все еще дискутируя, отец и сын удалились в гостиную, откуда уже доносились звуки пальбы и вопли. Свету почему-то затошнило, она еле добрела до спальни, рухнула на кровать, натянула подушку на голову и крепко зажмурилась. Перед глазами мелькали сцены из спектакля, фрагменты ночного города, звучный голос Германа Кирилловича… Но все затмевали объедки колбасы на столе…

«И это – моя жизнь! – простонала она в подушку. – Я же еще не столетняя бабка, а как живу? Что имею? Мужа-зануду, чья зарплата в два раза меньше моей, сына-балбеса, работу на износ!»

Ей не хватало воздуха, спазмы сжимали горло. «Пойду, назло всему – пойду! Пойду завтра в театр».

Успокоенная принятым решением, Светлана незаметно заснула. Утром она вскочила необычайно рано. Взбудораженная, она трясущимися руками просыпала сахар, роняла ложки, никак не могла сварить кофе. «Успокойся, это всего лишь театр, – уговаривала она себя. – Я же не к любовнику еду».

Но что-то трепетало внутри, не давало возможности сосредоточиться на привычных домашних вещах. Света безбожно пересолила борщ, надавала подзатыльников сыну, вернувшемуся с улицы в грязных кроссовках, и никак не могла сообразить, какой список продуктов написать мужу. «Скорее!» – нетерпеливо подгоняла она часы, но стрелки двигались, как назло, едва-едва. Наконец, вымотанная ожиданием, в пять вечера она поцеловала холодными губами мужа в щеку:

– Я на деловые переговоры, вернусь поздно.

Миша невозмутимо кивнул, не отрываясь от программы новостей. Увидев долговязую фигуру у здания «Ленкома», Светлана замедлила свой стремительный шаг и глубоко вздохнула.

«Как в омут головой», – не к месту вспомнилась фраза.

Герман Кириллович, радостно улыбаясь, встретил приближающуюся Светлану. Сегодня он был еще более похож на Эйнштейна, ветер трепал пушистую седую шевелюру.

– Я очень рад вас видеть, – сказал он, целуя ее ледяные руки.

А потом все завертелось в невероятной карусели. Великолепный сюжет, гениальные артисты, московский бомонд в зале, корзины цветов, шампанское в антракте, изумительные туалеты дам – не из торгового центра, а от настоящих кутюрье, ужин с артистами после спектакля – все это стремительно закружилось перед ней. Удивительнее всего было уважение окружающих к спутнику Светы – ему улыбались, почтительно кланялись. Это почтение распространялось и на Светлану.