Андреа Кейн - Маска предательства

– С этим я не спорю. Но должно ли сильное централизованное правительство игнорировать нужды массы населения? Где же наше национальное единство? Разве оно тоже сбрасывается со счетов?

– Единство?! – Дэн схватил газету и стал быстро ее просматривать, пока не нашел то, что нужно. – Скажите, Жаклин, – он сунул ей газету, – вы считаете, это пишет человек, который озабочен единством нашего народа? – Он ткнул пальцем в статью Лэффи об уступках Америки англичанам, что доказывалось недавней отправкой Джея в Англию для переговоров. – Вы считаете, что эта точка зрения преследует цель просветить народ или спровоцировать его на раздоры? И чего надеется на самом деле достичь Джек Лэффи, еще больше восстанавливая одну часть населения страны против другой?!

Джеки молча смотрела на статью, затем судорожно перевела дыхание и подняла глаза на Дэна:

– До сих пор вы ничего не говорили о своей ненависти к этому... Джеку Лэффи.

Дэн пожал плечами, в его серых глазах все ещё сверкала ярость.

– Просто не было случая. Но я в самом деле ненавижу его. И когда я наконец установлю личность этого бесчестного негодяя, он получит от меня по заслугам!

Угроза, прозвучавшая в его тоне, не укрыласьот Джеки.

– А если это не вопрос бесчестья, Дэн? – тихо сказала она. – Иногда для того, чтобы просветить людей, сперва их нужно возбудить. Не принимаете ли вы патриотизм за враждебность?

Дэн громко засмеялся и отбросил газету.

– Признаюсь, мне не удается постичь логику ваших рассуждений.

– Разве не вы говорили, что некоторые вещи отрицают логику? – странным тоном спросила она.

Возможно, этот тон или ее непривычная бледность заставили Дэна успокоиться.

– Жаклин... простите меня. Я не хотел вас огорчить.

Джеки покачала головой:

– Вы меня не огорчили. Просто у нас с вами совершенно разные взгляды... слишком разные.

– Не думаю, – возразил Дэн и взял ее за руку. – Мы с вами честные американцы, озабоченные тем, чтобы наша страна процветала, верно? Просто у нас разные подходы к этой цели.

Джеки твердо встретила его взгляд.

– Я никогда не перестану выражать идеи, в которые я верю. Чего бы это ни стоило!

– И правильно! – одобрил он, целуя ее пальчики. – Но если вы думаете, что ваши прямолинейность и честность заставят меня уйти, то ошибаетесь, дорогая. – Он слегка потерся губами о ее пальцы. – Неужели вы еще не догадались, что именно ваша независимость и прямота так сильно меня привлекают?

Она молчала, храня непроницаемое выражение лица.

Он хотел ее обнять, когда сзади раздался какой-то треск.

Обернувшись, Дэн увидел, что его стакан валяется на полу, а содержимое вылилось. Сидящий на столе Виски удовлетворенно посмотрел на пол, затем легко спрыгнул вниз и принялся жадно лакать спиртное. Закончив, он тщательно облизнул усы и неверной походкой двинулся прочь.

– Что за черт!..– Дэн нахмурился, глядя ему вслед, и внезапно кое-что вспомнил. – Жаклин, вы позволяете своему котенку гулять на улице? – Он обернулся к ней и увидел, что она с трудом сдерживает смех.

– Нет, – едва выговорила она. – А почему вы спрашиваете?

– Потому что прошлым месяцем...

– Просто мой Виски страшно любит спиртное, – поспешно прервала она его, – отсюда и его имя.

Дэн задумчиво посмотрел вслед котенку.

– Любопытно... – пробормотал он и снова обратился к Джеки: – Вы любите театр?

– Да, конечно, а что?

– Потому что именно туда мы с вами и отправимся в пятницу вечером.

Джеки недовольно нахмурилась:

– Но было бы приличнее спросить о моем согласии, а не просто сообщить мне об этом.

– Возможно, – усмехнулся Дэн. – Но кажется, мы с вами решили не соблюдать общепринятых приличий?

– Дэн, не думаю...

– А я думаю. – Он привлек ее к себе и запечатлел у нее на губах нежный и вместе с тем чувственный поцелуй, от чего у нее закружилась голова. Затем медленно отстранился, лаская ее взглядом. – Я заеду за вами в восемь вечера. Не заставляйте меня ждать, mon chaton.

Джеки проводила его растерянным взглядом. Ситуация между ними осложнялась. Медленно вернувшись в гостиную, она собрала разбросанные страницы «Эдвертайзера» и стала читать статью, пытаясь смотреть на ее содержание с точки зрения Дэна. И снова услышала его угрозу, увидела хищный блеск в его глазах.

Невольно ей стало не по себе.

Действительно, когда в статье говорилось об уступках Америки англичанам, тон становился язвительным, даже желчным. Для этого были свои причины, размышляла она, эти интонации были оправданными. Но она не могла отрицать справедливость обвинений Дэна...

Статья действительно сыграла провокационную роль, настраивая читателя на справедливое возмущение действиями властей.

Джеки расстроилась, потому что она не думала об этом, когда писала эту статью.

Последовавшие затем недели Джеки провела в непрерывном волнении и нерешительности.

Во время каждой встречи ее с Дэном, будь то посещения театра, обеды в «Сити-Таверн», танцы в отеле «Иллер» или бурные споры в ее гостиной... тем более когда она проводила несколько восхитительных моментов в его объятиях, – интуиция Джеки буквально взрывалась, предостерегая ее, что дальнейшее общение с Дэном Уэстбруком чревато самыми серьезными последствиями. Оставаясь одна, вдали от его неотразимого обаяния, она убеждала себя, что не имеет права рисковать своим делом, на которое потратила столько труда.

Джеки очень беспокоилась о сохранении секретности своей работы в газете под псевдонимом Джек Лэффи.

Еще будучи очень юной, Джеки обнаружила, что единственный человек, который способен непредвзято относиться к ее взглядам, политическим или иным другим, – это ее любимый отец. Раз за разом она испытывала глубочайшее разочарование, когда ее ставили на место, заставляя вспомнить, что она женщина, а следовательно, не имеет права на высказывание своего мнения. И делали это все без исключения мужчины, начиная от друзей и компаньонов отца и кончая ухаживающими за ней молодыми джентльменами. Считая такое положение женщины унизительным и не в силах с этим смириться, она решила бросить обществу вызов.

Так родился Джек Лэффи.

От лица Лэффи Джеки могла высказывать то, что не имела возможности говорить от своего собственного имени. Под этим псевдонимом она могла озвучивать свои тщательно обдуманные, хотя, может, в чем-то и спорные идеи, и быть уверенной, что, читают ли ее статьи соглашающиеся с ними республиканцы или подвергающие эти статьи презрению и насмешкам федералисты, каждое ее слово встречает уважение, интерес и, что самое важное, доверие.

Раз в неделю под покровом темноты Джеки добиралась до пустынного переулка и передавала написанную статью посыльному, который получал за это солидное вознаграждение. Парень доставлял статью в редакцию «Дженерал эдвертайзер», не отвечая на вопросы и не давая никаких сведений об авторе, тем более тщательно скрывая, что автором этих злободневных и едких статей является женщина.

Это продолжалось уже почти год, и ни один человек в Филадельфии не догадывался, что под фамилией Лэффи скрывалась Джеки. Правда, она намеренно держалась несколько отчужденно, не позволяя себе завести доверительных отношений с кем-либо из опасения, что ее тайна будет раскрыта.

Так было до той весенней ночи, когда во время еженедельной вылазки Джеки на встречу с посыльным судьба едва не столкнула ее с Дэном Уэстбруком.

Джеки понимала, что играет с огнем, что ей нельзя было вступать с ним в какие-либо отношения. Но трудность заключалась в том, что она не желала расставаться с Дэном Уэстбруком. Он побуждал вибрировать переполняющие ее силы жизни, бросал вызов ее уму, заставлял ее испытывать удовольствие от возможности говорить с ним на самые разные темы, уважал ее мнение и прямоту, даже язвительность и резкость.

Правда состояла в том, что втайне Джеки мечтала испытать все те неизвестные запретные ощущения, которые обещали неотразимая мужественность и сверкающие блеском глаза Дэна. Что плохого может произойти оттого, что она вкусит опыт физической близости с мужчиной и при этом сумеет сохранить свою тайну? И зачем лишать себя такого наслаждения, тем более что сердце ее останется незатронутым?

Ведь Дэн Уэстбрук стремился овладеть вовсе не ее сердцем.

Дэн точно знал, чего добивается, и сердце Джеки только отчасти было его целью. Дэн хотел Джеки.

Его неутоленная страсть разгоралась все сильнее при каждой их встрече и заставляла его невыносимо страдать, когда он оставался один. И чем дольше продолжалось это мучение, тем стремительнее истощалось его терпение, а он буквально терял голову. Будь что будет, но она должна принадлежать ему!

Но как этого добиться?

Дэн понимал, что со временем Джеки сдастся и сама к нему придет. Но физическая близость с ней лишь на время избавит его от страданий, а их отношения серьезно осложнятся.

Нечего было и думать о том, чтобы завести с ней длительную любовную связь. Жаклин Холт не та женщина, чтобы стать его любовницей, и не потому, что ее шокировало бы столь непристойное предложение... скорее, она была бы им заинтригована, поскольку ее свободная натура упрямо отвергает все условности. Но даже если бы она и согласилась, то эта идея встретила бы решительное сопротивление со стороны ее отца. Кроме того, двусмысленное положение любовницы не для этой смелой и гордой девушки, с нежностью думал Дэн. Жаклин заслуживает большего уважения – она имеет право ожидать, что овладевший ею мужчина женится на ней.

И он готов был стать этим мужчиной.

Дэн честно признался себе, что брак с Жаклин вовсе не представляется ему жертвой с его стороны. Как ни странно, ему даже доставляло удовольствие думать, о ней как о своей жене. До сих пор брак представлялся ему делом отдаленного будущего, когда молодость останется позади, когда ему захочется тепла и домашнего уюта рядом с верной женой и детишками. По иронии судьбы женщина, на которой он хотел жениться, никогда не заговаривала ни о браке, ни о детях, и, судя по всему, от нее можно было ожидать такого же спокойствия, как от пойманного в силки сокола, который всеми силами стремится вновь взмыть в высокое небо.