— И что было потом? — Обожаю хорошие истории с привидениями.

— Точно никто не знает, — загадочно ответил Колин, ну или, во всяком случае, так загадочно, как может это сделать человек, взмахивающий большим черпаком. — К утру на траве лежал только мятый капюшон от рясы. Что касается дочери сквайра, от нее не осталось и следа. Но, но легенде, в ненастные ночи он по-прежнему ищет ее, и его можно увидеть медленно плывущим над территорией Донвеллского аббатства в вечном поиске своей утраченной любви.

Руки у меня покрылись мурашками, когда я мысленно нарисовала безлюдную пустошь, бледную луну, освещающую их перепуганные лица… Передо мной возник большой комок чего-то коричневого.

— Фасоли на тост? — прозаически спросил Колин.

Почти невозможно сохранять атмосферу зловещего преступления в присутствии фасоли и тостов. Это эффективнее, чем помахать чесноком перед вампиром.

— Если это задумано, чтобы вынудить меня к отъезду, ничего не выйдет. Теперь, когда я своими глазами увидела архив, даже диета из золы не выживет меня отсюда.

Он хмыкнул.

— Ясно. А как насчет призрачной фигуры в белом, нависающей над вашей кроватью?

— Слишком поздно. Вы уже сказали — призраки у вас не водятся.

Колин усмехнулся весьма распутной улыбкой, оказавшей странный эффект на мой желудок… по крайней мере я свидетельствую, что это произошло от его улыбки, а не кулинарных излишеств.

— Кто сказал, что я говорил о привидении?

Не успела я до конца разгадать подтекст данного заявления, как дверь немного приоткрылась и женский голос проворковал:

— Колин… Колин, ты дома?

Колин застыл, как лисица при виде охотников. Поймав мой взгляд, он знаком озабоченно велел мне молчать.

— Колин…

Дверь продолжила свое неумолимое движение внутрь, и в образовавшийся проем свесилась светлая коса, а за ней появилась ее обладательница — высокая девушка в обтягивающих рыжевато-коричневых брюках и облегающем пиджачке. Увидев свою жертву, девушка упруго шагнула в кухню, сапожки на каблучках зацокали по каменным плитам пола, на руке у новоприбывшей покачивался шлем для верховой езды.

— Колин! Я так и думала, что найду тебя здесь. Когда я увидела на подъездной дорожке твою машину… О!

Она заметила меня, сидевшую на другом конце стола. Шлем для верховой езды перестал покачиваться, челюсть отвисла. Данное выражение лица не очень ей шло, вызывая в памяти портреты некоторых Габсбургов, обладавших еще более мощными челюстями. Или Волка из «Красной Шапочки». Зубы у нее были очень большие и очень белые.

— Здравствуйте, — произнесла я в воцарившейся тишине.

Девушка проигнорировала меня, взгляд ее светлых глаз сосредоточился на Колине.

— Я не знала, что ты не один.

— А с чего тебе знать, — вкрадчиво ответил Колин и положил вилку на край тарелки. — Добрый вечер, Джоан.

С закрытым ртом и поджатыми теперь губами женщина производила не такое уж отталкивающее впечатление, поневоле признала я. Может, губы у нее и тонковаты, а нос слегка приплюснут, но сочетание высоких скул, длиннющих ног и выгоревших на солнце светлых волос на фоне идеально загорелой кожи могло бы сделать честь рекламе Ральфа Лорена. Я готова была побиться об заклад — она принадлежит к тем раздражающим меня людям, которые загорают не сгорая.

Глаза ее, как я заметила, были чуть узковаты и совсем светло-голубые. Обычно я не обращаю внимания на цвет, но эти глаза смотрели на меня неотрывно и, вне всякого сомнения, неприязненно.

— Ты не представил меня своей… подруге.

Вид у нее был такой, будто она жевала ту самую золу, которую я вызвалась есть добровольно.

— Элоиза, это Джоан Плауден-Плагг, Джоан, это Элоиза Келли, — сообщил Колин, снова развалясь на стуле.

— Привет! — бодро поздоровалась я.

Джоан продолжала разглядывать меня с той враждебностью, которую лучше приберечь для крупных насекомых, только что забравшихся к вам в постель.

— Вы подруга Серены? — спросила она убийственным тоном человека, который знает, что задает проигрышный вопрос.

— Ну… — Я держала один раз голову сестры Колина над унитазом, пока девицу выворачивало, но не уверена, что это можно расценить как дружбу. — Не совсем, — уклонилась я от прямого ответа.

Устремленные на меня глаза Джоан метали молнии. Я с мольбой посмотрела на Колина, но он старательно отводил взгляд, сохраняя вид насмешливого безразличия. Помощи от него не дождешься. Значит, мне самой придется выпутываться из этого маленького недоразумения, или, как красноречиво выразил это Шекспир, избавлять себя от царапин на физиономии[5].

— Я историк, — с готовностью объяснила я.

Джоан посмотрела на меня, словно я только что вызвалась представить ее Безумному Шляпнику[6].

Ладно, быть может, это не самое вразумительное заявление, какое я могла сделать. Я предприняла новую попытку, добавив:

— Колин весьма любезно разрешает мне пользоваться его архивом.

Лицо Джоан посветлело.

— О! Вы изучаете мертвых людей.

Все понятно: она закончила историческую школу Пэмми, где Чингисхан бился с Людовиком XIV на Босвортском поле — и все в кринолинах. Да и вообще — если на минувшей неделе о них не упоминали в таблоидах, все это в любом случае было далеким прошлым. Но если это означало, что она не погонится за мной с хлыстом для верховой езды, мне вообще-то безразлично, считает ли она гунна Аттилу одним из подписантов Версальского договора.

— Можно и так сказать. Мертвые люди, которых я изучаю в настоящее время, оказались родственниками Колина, поэтому он был настолько любезен, что позволил мне попользоваться его библиотекой.

К библиотекам, судя по всему, мисс Плауден-Плагг особой любви не питала. Взмахом косы она отмела меня, посчитав препятствием крайне незначительным, и вернулась к Колину. Со своего места она не могла целиком исключить меня из беседы, разве только обойти стол и встать между мной и Колином, но девица и так постаралась: наклонилась, чтобы максимально повернуться лицом к Колину и свести до минимума мое присутствие. В профиль ее нос оказался приплюснутым.

Девица положила правую руку на стол и наклонилась к Колину:

— Как там дорогая Серена?

Колин лениво наклонил голову в мою сторону:

— Как она, по-вашему, Элоиза?

— Вы же виделись с ней позднее меня, — озадаченно отозвалась я.

— Но именно вы так мило заботились о ней, когда на днях ей стало плохо. — Колин блаженно улыбнулся мне, прежде чем повернуться к Джоан и доверительно сообщить: — Пару дней назад мы были на вечеринке, которую устроила подруга Элоизы, и Серене сделалось что-то нехорошо. Но Элоиза о ней позаботилась, не правда ли, Элоиза?

Формально никакой лжи в его высказывании не было. Пэмми устроила вечеринку, Серене стало плохо и я отвела ее в ванную. Разумеется, Колин позабыл упомянуть, что вечеринка была солидной рекламной акцией, устроенной Пэмми с присущим ей профессионализмом, а не интимным скромным приемом с коктейлями; Пэмми пригласила Серену, а также целую кучу своих школьных друзей, и я, в роли старейшей в мире подруги Пэмми, таскалась за ней. Встреча с Колином и Сереной поразила меня не меньше, чем их. В тот момент я, кроме того, пребывала в заблуждении, что Серена — подружка Колина, но это уже совсем другая история.

В изложении Колина вся эта история звучала чертовски двусмысленно — было ясно, что Джоан сделает все выводы, к каким он ее подталкивает.

— Я думала, вы здесь ради библиотеки, — обвинила она меня.

Колин потянулся, как это умеют делать мужчины — меня это бесит, — и небрежно положил руку на спинку моего стула. Я бы повеселилась, если б так не разозлилась. Я сидела довольно далеко, и его пальцы лишь коснулись мебели. Более того, ему пришлось самую малость наклониться вбок, чтобы дотянуться.

— О, не знаю. Элоиза вообще-то скорее гостья. Вы так не считаете, Элоиза?

То, что я хотела сказать, было непечатным. Если здесь обитали какие-нибудь фамильные привидения, я собиралась натравить всех их на него. Всадников без головы, стенающих женщин в белом, назовите сами. Мне никогда не нравилось, когда меня выставляют на посмешище. Особенно не проинформировав, что тут полным ходом идет игра.

Я ядовито улыбнулась Колину:

— Никогда бы не подумала.

Колин подавил смешок.

— Подумали бы, — не церемонясь, заявил он. — Если б там был нужный вам исторический документ.

Я невольно едва не усмехнулась.

— Это должен быть по-настоящему важный исторический документ.

Хрясть!

Шлем для верховой езды со стуком обрушился на стол между мной и Колином, от сотрясения свалился тост, ненадежно пристроенный на краю моей тарелки.

— Ну, я тогда пойду? — слащаво пропела Джоан. — Колин, ты придешь завтра на нашу маленькую вечеринку с выпивкой, да?

— Я не… — начал Колин, но Джоан перебила его:

— Там будут абсолютно все. — Она затарахтела, перечисляя имена по списку, составленному явно для того, чтобы убедить Колина: он ужасно много потеряет, если не бросит все и стремглав туда не помчится. Я вернула тост на место. — Придут Найджел и Хлое и приведут Руфуса и его новую девушку. И Банти Бикслер будет… ты помнишь Банти Бикслера, да, Колин?

К концу я была убеждена, что она просто выдумывает имена, чтобы назвать побольше неизвестных мне людей. По лицу Колина можно было понять, что он тоже не припоминает половины имен, и у меня возникло чувство, что он не слишком жалует Банти Бикслера, кто бы ни был сей малый с таким неудачным именем.

Чувствуя, что проигрывает, наездница прибегла к отчаянной тактике.

— Можешь привести… — Джоан тупо на меня посмотрела.

— Элоиза, — услужливо подсказала я.