— Придя домой, я перевернул его вверх дном, но тебя там не оказалось.

Маркиза закатила глаза.

— Если бы мне захотелось послушать романтическую чушь, я бы сходила в «Друри-Лейн», — фыркнула она.

Генриетта смерила ее уничтожающим взглядом.

— Вас никто не спрашивает. — Она подняла на пострадавшее лицо Майлза восторженные глаза. — Продолжай. Ты забеспокоился?

Генриетта знала, что мелко и по-детски охотиться за крупицами любви, но ей было все равно.

— До безумия, — признался Майлз.

Генриетта широко улыбнулась.

— Нечего улыбаться, — предостерег Майлз. — Если мне придется еще раз пережить такой день, я до конца твоих дней запру тебя в башне.

— А ты будешь там со мной? — тихо спросила Генриетта, стараясь не подать вида, что все фибры ее души сосредоточены в этих кажущихся банальными словах.

Его разбитые губы сложились в дерзкую улыбку, от которой из нижней губы опять потекла кровь, но Майлз этого даже не заметил. Только он хотел что-то сказать, как из другого конца комнаты донеслось блеяние:

— Право слово! Сожалею, что прерываю, но у меня тут маленькое затруднение.

В крайнем раздражении Майлз молча повернулся, обозревая разгром.

Генриетта сделала то же самое, подумывая об убийстве Болвана. Ну что же это такое! Что хотел сказать Майлз? Должно быть, он совершенно не понял смысла. Он, по всей видимости, собирался отпустить ехидное замечание насчет принцесс, или о ее неспособности к сопереживанию, или о множестве других вещей. Или нет. Трудно читать по лицу человека, у которого заплыл глаз, а с губы капает кровь, как у вампира с нарушением глотательного рефлекса.

В другом конце гостиной распростерся на ковре Жан-Люк, рядом с ним валялся покореженный серебряный кофейник. Двое лакеев, которых Майлз столкнул лбами, лежали рядом. Один вяло шевельнулся, приоткрыл глаз, увидел Майлза и поспешно снова обмяк, что Генриетта посчитала совершенно разумным в данных обстоятельствах.

Из двух оставшихся один прислонился к стене, со стонами нянча вывернутую под неестественным углом руку. Последний же из бандитов загнал Болвана под диван и тыкал кочергой.

Генриетта и Майлз переглянулись и расхохотались.

— Право, — донесся из-под дивана обиженный голос Болвана. — Это не смешно!

Генриетта только пуще залилась, хватаясь за живот; с каждым безудержным взрывом смеха напряжение длинного, ужасного дня выходило из нее.

— Успокойся, старушка, — сказал Майлз, но в голосе его слышалось столько тепла, что смех замер у Генриетты в горле. — Брось-ка мне веревку, чтобы связать ее.

Генриетта вытерла слезившиеся глаза и отвязала шнур с кистями, поддерживавший одну из протертых до дыр штор. Штора расправилась, погрузив комнату в полумрак.

— Подойдет? — спросила Генриетта.

— Идеально, — ответил Майлз.

Маркиза заворчала.

— Так-так, — произнес совершенно новый голос.

На порог гостиной упала тень. Майлз круто развернулся к двери, не выпуская маркизы. Генриетта застыла со шнуром в руках.

Через порог переступили сияющие черные сапоги. Новоприбывший был в черном парчовом, с серебряной искрой, сюртуке. Блестящий монокль в оправе в виде змеи, кусающей собственный хвост, висел точно под безупречно повязанным галстуком. В одной руке мужчина держал шляпу и перчатки с небрежностью джентльмена, наносящего утренний визит. На боку у него красовалась шпага.

Мужчина потянулся к шпаге движением человека, который прекрасно умеет с ней обращаться. Свет заиграл на перстнях, когда изящные пальцы сомкнулись на серебряной рукоятке.

— Это частная вечеринка или любой может к ней присоединиться? — с манерной медлительностью осведомился лорд Вон.

Глава тридцать шестая

Deus exmachina:[74] 1) посторонний человек, вмешивающийся с неустановленными намерениями; 2) слабый пункт плана.

Примечание: ни то ни другое нежелательно.

Из личной шифровальной книги Розовой Гвоздики

— Себастьян, — без всякого выражения проговорила маркиза, настолько безжизненно, что Генриетта не поняла, рада она, огорчена или хотя бы удивлена.

Обращение маркизы к лорду Вону по имени не сулило ничего хорошего. Маркиза так и не призналась напрямую, что она Черный Тюльпан. А если она всего лишь заместитель, вторая по значимости персона, действующая по приказам человека куда более опасного и хитрого?

Майлз отреагировал гораздо однозначнее.

— Вон, — проскрежетал он, крепче сжимая руки маркизы, которая явно хотела воспользоваться моментом и вырваться. — Какого черта вы здесь делаете?

— Поддался благородному порыву. Полагаю, — Вон лениво обвел взглядом оглушенных французов, сотрясающийся диван и маркизу с заломленными за спину руками, — необходимости в этом не было.

У Майлза не было настроения ходить вокруг да около.

— На чьей вы стороне? — спросил он в лоб.

Вон извлек из кармана эмалевую табакерку и открыл ее. Изящным движением насыпал щепотку табака на рукав и деликатно втянул носом нюхательное зелье.

— Должен сказать, я и сам себя об этом спрашиваю.

— На своей, — ответила маркиза, пытаясь освободиться из крепкой хватки Майлза. — Не так ли, Себастьян?

— Не в этот раз, — сказал лорд Вон, неспешно поглядывая вокруг. — На склоне лет меня необъяснимо тянет к альтруизму.

— К альтруизму ради Франции? — спросила Генриетта, держась поближе к Майлзу.

— Откуда вы почерпнули такую нелепую идею? — озадаченно спросил Вон.

— Из тайных встреч, — вставил Майлз, торопливо связывая маркизе руки. Если Вон собирается воспользоваться шпагой в низких целях, желательно, чтобы маркиза была надежно связана. При воспоминании о том, как она склонялась над Генриеттой с занесенным стилетом, в груди у Майлза, как в ведьмином котле, вскипала черная желчь.

Маркиза дернулась, когда Майлз с ненужной силой затянул веревку.

— Из загадочных документов. Секретных бесед. И, — Майлз еще раз дернул веревку, — из вашего явного знакомства с ней.

Он указал на маркизу коротким кивком и, не отрывая глаз от Вона, переместился, загораживая собой Генриетту. Та немедленно вылезла вперед.

— Кто это «она», которую вы искали? — спросила Генриетта, вопросительно глядя на шпагу Вона. — И почему вы солгали, что не были в Париже?

— Это, — ответил Вон, — касается только меня; даже вам я ничего не скажу.

Генриетта не поняла, как отнестись к этому «даже». Зато Майлз понял. Он расправил плечи, всем своим видом показывая неодобрение любви Вона к скрытности.

— Только не тогда, когда речь идет о безопасности королевства.

— Уверяю вас, мистер Доррингтон, — протянул Вон тоном, рассчитанным на то, чтобы вывести человека из себя, — королевство не имеет к данному обстоятельству никакого отношения.

— Тогда что имеет? — резко спросил Майлз.

— Моя жена.

— Ваша жена? — повторила Генриетта.

Губы Вона искривились в насмешливой улыбке.

— Признаюсь, после стольких лет это словосочетание нелегко выговорить. Да, моя жена.

— Ваша умершая жена? — с грубым сарказмом повторил Майлз.

— Не такая уж и умершая, — встряла маркиза; на губах ее играла легкая улыбка.

Вон стремительно повернулся к ней:

— Ты знала?

— Это стало мне известно, — спокойно ответила маркиза.

— Может, кто-нибудь объяснит? — прогремел Майлз. — Не вы, — добавил он, когда маркиза открыла рот.

— На самом деле все очень просто, — успокоил молодого человека Вон, хотя весь его тон говорил об обратном. — Десять лет назад моя жена… предпочла уехать. Подробности не важны. Достаточно сказать, что она уехала, причем таким образом, чтобы история о болезни стала лучшим способом избежать скандала.

— Значит, вы знали, что она жива? — отважилась Генриетта.

— Нет. Карета, в которой она отбыла, натолкнулась, к сожалению, на скалу. Я думал, моя жена находилась в ней, и пребывал в этом счастливом заблуждении до недавнего времени, пока три месяца назад не получил первое из нескольких писем. В нем меня уведомляли о том, что она по-прежнему жива, и в качестве доказательства предлагали отрывок из ее переписки.

— А! — воскликнул Майлз. То письмо все еще где-то у него болталось — скорее всего в жилетном кармане, где и записка с именем портного, рекомендованного Болваном.

— А? — вопросительно посмотрела на своего мужа Генриетта.

— Потом, — пробормотал Майлз.

Однако Вон сделал свой вывод из пропажи записки и обыска в доме.

— Это вы были тем бандитом, который напал на моего несчастного лакея? Хатчинс хромает вот уже две недели. — Вон томно указал моноклем на одну из складок идеально накрахмаленного галстука. — Нападение очень плохо сказалось на моем белье. Нервная натура, понимаете ли.

— По крайней мере я не наносил вашему лакею ударов ножом, — прорычал Майлз.

— Ножом? — Брови Вона взлетели.

— Только не говорите, будто ничего не знаете.

— Он этого не делал, — вставила маркиза, пытаясь ослабить свои путы.

— В настоящий момент доверие к вам, — сообщил ей Майлз, наклоняясь и завязывая на веревке третий узел, — оставляет желать много лучшего.

Маркиза выпрямилась и посмотрела на него сверху вниз — нелегкая задача для человека, лежащего на ковре и связанного шнуром от шторы.

— Стала бы Республика прибегать к такому ненадежному орудию?

— Судя по тому, что я видела, — Генриетта вынула из волос маркизы спрятанный там стилет, с отвращением глядя и на него, и на его владелицу, — да.