— Так. — Майлз низко согнулся над поводьями, на его лице была написана железная решимость. — Хорошо. Я покажу этому хаму, как надо ездить, на всю жизнь запомнит.

— Ты хочешь сказать, еще не показал? — ахнула Генриетта, одной рукой держа шляпку, другой хватаясь за сиденье.

— Пока что это была приятная прогулка! — Майлз со злорадством щелкнул поводьями. — Давайте, мои красавцы! У вас получится!

Словно заразившись его настроением, лошади понеслись во весь опор. Генриетта отпустила шляпку и обеими руками вцепилась в сиденье. Непокорное изделие сорвало с головы с силой, грозящей немедленным удушением.

— Так держать! — Генриетта не поняла, обращается Майлз к ней или к лошадям, но предположила последнее, особенно когда он на мгновение повернулся к ней и крикнул: — Все хорошо, Генриетта?

Девушка сдавленно пискнула, подтверждая, и в этот момент коляска попала колесом в яму, подлетела и приземлилась с ударом, отдавшимся во всем теле.

От чисто физического сотрясения новоиспеченную миссис Доррингтон отвлекло зловещее дребезжание. Правое колесо двуколки, прямо под ней, шаталось, не обещая ничего хорошего общей устойчивости экипажа. До онемения вцепившись в край коляски и открыв от ужаса рот, Генриетта следила за петлявшим колесом.

Будь она бандитом, нацеленным на разрушение и уничтожение — и пистолетные выстрелы только подтверждали такое намерение, — разве пренебрегла бы она таким очевидным средством, как поломка экипажа? Они с Болваном так много времени провели на постоялом дворе. Там было столько повозок, а во дворе толклось столько народу, что ни суетившиеся грумы, ни конюхи не обратили бы внимания на повышенный интерес к одной из них. А коляска Майлза очень выделялась на фоне простых черных карет и грязных наемных фаэтонов. Познания Генриетты о конструкции экипажей были до крайности малы, но трудно ли ослабить колесо? Минутное дело — опуститься рядом с коляской на колени и ослабить крепление. А на такой скорости…

Коляска влетела в новую яму, Генриетта подпрыгнула на сиденье, а колесо заходило ходуном, грозя неминуемой катастрофой.

— Майлз! — Генриетта схватила его за руку. — Колеса!

— Да? — быстро глянул на нее Майлз.

— Дребезжат, — еле проговорила девушка. — Наверное, кто-то их ослабил!

— Ах это! — Майлз улыбнулся совершенно неподобающе для человека, напрашивающегося на жестокую смерть. — Этот звук возникает при быстрой езде, — радостно объяснил он.

Они пронеслись мимо ошеломленного сборщика дорожных пошлин у Кенсингтонской заставы, который только и смог погрозить им вслед кулаком, когда они прогрохотали не остановившись.

— Эй, Генриетта! — перекрывая топот копыт, крикнул Майлз. — Проверь, они еще не отстали?

Удерживаясь на своем месте одним только усилием воли, Генриетта недоверчиво повернулась к мужу. Шляпка залепила ей лицо, но Генриетта даже не осмелилась поднять руку, чтобы столкнуть головной убор назад.

— Если ты думаешь, что я отпущу руку, чтобы повернуться назад, ты сошел с ума!

— Не волнуйся! — проорал Майлз. — Я оторвусь от них, как только мы переедем через Вестминстерский мост!

— Если доживем!

— Что?

— Ничего?

— Что-о-о-о?

— Я сказала… так, ничего, — пробормотала Генриетта.

В этом беда язвительных замечаний; они неизбежно теряют остроту при повторении. И потом, что значит перед лицом неминуемой смерти острота-другая?

Несмотря на свои слова, Генриетта ухитрилась оглянуться. Их преследователь, должно быть, потерял у сборщика пошлин не больше времени, чем они; он все еще мчался сзади и даже нагонял, черные кони летели, а не бежали.

Вдали показался Вестминстерский мост — длинная дуга над рекой, заполненная вечерним транспортом. По боковым дорожкам шли в сумерках пешеходы, возвращались с рынка на своих подводах фермеры, джентльмены верхом ехали за город на поиски запретных развлечений, тянулись мулы, нагруженные вчерашним хлебом.

Майлз и Генриетта ворвались в оживленный поток, как кошка в голубятню. Их сильно тряхнуло, когда коляска перескочила с пружинистого дерна на твердый камень. Всадники стали шарахаться в стороны в поисках спасения. Торговцы торопливо сворачивали к краям моста. Пешеходы вжимались в каменное ограждение. Воздух вокруг наполнился возмущенными возгласами и руганью, а позади, прямо за ними, слышался упорный перестук копыт по гладкому настилу моста. Генриетта закрыла глаза и стала молиться.

И так не слишком устойчивый, мост опасно закачался. Генриетта открыла глаза и тут же об этом пожалела. Под ними пенились темные воды Темзы, усеянные быстро движущимися лодками, — точно множество водяных жуков скользили по реке в обе стороны. Если Майлз хотя бы на мгновение выпустит лошадей из-под контроля, ограда нисколько не помешает им рухнуть в бурное течение.

Лошади по-прежнему неслись во весь опор прямо по середине моста; правил ими Майлз или они понесли, Генриетта не взялась бы определить. Она считала пролетавшие мимо арки — они преодолели половину и все еще мчались строго по середине моста.

Резкий крик заставил Генриетту посмотреть вперед. Кто-то кричал. Или это она сама?

Точно в центре моста встала поперек дороги повозка, груженная капустой. Ее хозяин с вытаращенными от ужаса глазами изо всех сил тянул в сторону мула, безуспешно пытался сдвинуть его с места. Повозка неотвратимо приближалась. Три ярда… два… С вытаращенными от ужаса глазами фермер бросил поводья и, спасаясь, кинулся в сторону. Мул даже не пошевелился.

— О Господи, — только и выдохнула Генриетта.

Рядом с ней ликующе вздохнул Майлз.

— То, что надо! Держись, Генриетта…

Генриетта слышала выражение «на волосок от…», но никогда прежде не видела такого буквального его воплощения. Уверенным движением, которое стало бы прекрасным в своей исключительной скоординированности, если бы Генриетта изо всех сил не старалась не выпасть из коляски, Майлз в самый последний момент направил лошадей в сторону. Двигаясь с идеальной слаженностью, кони обогнули повозку, так аккуратно вписавшись в узкое пространство, что Генриетта лишь услышала, как скрипнуло с одной стороны дерево, а с другой — прошуршал камень.

Майлз пробормотал что-то похожее на «мой лак», но Генриетта была слишком занята, вознося пылкую благодарность Всемогущему, и точно не расслышала.

И снова они вырвались на простор — ничто не преграждало им путь до конца моста. С безудержным победным криком Майлз щелкнул над головой хлыстом.

— Смотри! — крикнул он. Коляска вылетела с моста и резко свернула влево как раз в тот момент, когда гнавшийся за ними экипаж, двигавшийся слишком быстро, чтобы остановиться, и возница которого не обладал достаточным мастерством, чтобы повторить маневр Майлза, с треском, похожим на взрыв, врезался в брошенную повозку фермера. Капуста полетела во все стороны. Град зеленых мячей обрушился на пешеходов и посыпался в жадную пасть Темзы.

Генриетта едва разглядела экипаж их преследователя, заваленный дарами земли, когда Майлз снова передернул поводьями и нырнул в лежащую в тени боковую улочку, по ширине только-только по их коляске, которая задела боками за развешенное белье. Верхние этажи домов почти смыкались над ними, образуя темный навес над головой Генриетты. Майлз повез их по запутанному лабиринту переулков, а Генриетта пыталась тем временем отдышаться. Когда окрестности стали более знакомыми, улицы расширились, а фасады домов увеличились в длину, Майлз позволил взмыленным лошадям перейти на измученный шаг.

Генриетта заставила свои пальцы, один за другим, отцепиться от сиденья.

— Мы… в безопасности, как ты думаешь? — спросила девушка, неуверенно озираясь.

Она прижала пальцы к глазам, гадая, сумерки ли сделали Гровнор-сквер такой мутной и зыбкой или что-то случилось с ее зрением. Серые фасады особняков покачивались как соткавшиеся из тумана видения, которые в любой момент могут рассеяться, а деревья в центре площади слились в неразличимое коричнево-зеленое пятно.

— Сюда он за нами не последует, — сказал Майлз, останавливая коляску перед особняком с широким фасадом; усталые кони были только рады подчиниться. Доррингтон не смог удержаться от удовлетворенной ухмылки, добавив: — Не скоро он выберется из-под капустного завала.

— Это было впечатляюще, — дрожащим голосом произнесла Генриетта. — Особенно тот эпизод с подводой.

Майлз принялся скромно вертеть хлыст.

— Там было полно места.

— Очень надеюсь, что никогда не окажусь с тобой в коляске, когда ты снова будешь так гнать. — Майлз перестал вертеть хлыст. — Я думала, меня стошнит. Или я умру, — пришла ей в голову запоздалая мысль.

— Ты не верила, что я сумею справиться с лошадьми? — возмутился Майлз.

— О, верила! Меня волновал тот человек с пистолетом. Мне показалось, его не слишком заботило мое благополучие. — Задрожав, Генриетта поднесла ладони к губам. — В нас только что стреляли. Ты понял? В нас только что стреляли!

Негромко приговаривая что-то успокаивающее, Майлз привлек к себе Генриетту. Не сопротивляясь, она уткнулась ему в грудь. Кошмарные сцены мелькали в ее голове быстрее, чем окрестности, мимо которых они проносились, невзирая на опасность. Темный, не имеющий отличительных знаков мчащийся за ними экипаж. Длинное дуло пистолета, блестящее в последних лучах заходящего солнца. Свист пуль, вздымавших фонтанчики ныли на дороге у них за спиной. Неисправимое воображение Генриетты подсунуло ей образ Майлза, дернувшегося назад от попавшей в него пули, застывшего и выпавшего через борт коляски в дорожную пыль; его карие глаза открыты, но ничего не видят. Генриетта осознала, что вся дрожит и не может остановиться. Если бы хоть одна из этих нуль пролетела чуть ближе…

Генриетта встревоженно посмотрела на Майлза.