Больше ничем она не могла остановить надвигавшегося на нее лорда Вона. Он стоял неподвижно и внимательно смотрел на нее, не отводя взгляда, как ястреб, падающий на свою добычу. Рубиновые глаза сокола на его груди алчно сверкали в свете свечей.

— А вы, леди Генриетта? — вкрадчиво спросил он и безжалостно приподнял ее лицо за подбородок. — Вы останетесь постоянной?

Слово это как бы многократно повторилось в маленькой комнате, отразившись от стен, фарфоровых медальонов, серебряного графина — от всех безмолвных предметов, застывших в чуткой тишине.

— По-постоянной?

Генриетта тянула время, мысли ее мчались сразу во всех направлениях. Частью сознания она с неудовольствием отметила, как крепко сжимает ее подбородок Вон и как легко его пальцы могут переместиться с подбородка на горло. Другая часть сознания отстраненно вопрошала, пытается ли Вон склонить ее к измене, какой ответ задушит — положительный или отрицательный, а также не риторический ли это вопрос.

Крепче стиснув подбородок, Вон задумчиво смотрел на нее.

В жуткой тишине послышался звук, не громче скребущейся за стенными панелями крысы. Вон отпустил лицо Генриетты и быстро пошел к одной из стен.

Генриетта глубоко, судорожно вздохнула.

Панель в стене медленно открылась внутрь, плавно отделяясь от остальной обшивки. Вот, значит, как она работает, подумала Генриетта, примечая местоположение двери. По бокам она была замаскирована позолоченными декоративными решетками, а сверху искусно задекорирована пластиной из нефрита и коралла.

— Войдите! — грубо приказал Вон.

Из-за двери высунулось всего лишь лицо слуги и стало подниматься выше, словно отделенная от тела голова в романах ужасов. Если в страшных романах головы обычно смотрели гневно и пугающе, то эта выглядела очень встревоженной и виноватой. Генриетта подавила внезапное, безумное желание рассмеяться и обнаружила, что чувствует себя на вертких каблуках совсем не так устойчиво, как предполагала.

— Прошу прощения, ваша светлость, — озабоченно произнесла блуждающая голова, — я знаю, вы велели не беспокоить вас, но…

— Что такое, Хатчинс? — нетерпеливо прервал его Вон.

— Письмо, ваша светлость. Сказали, очень срочное.

— Леди Генриетта. — Вон повернулся к ней с любезной улыбкой крайнего сожаления хозяина, словно последней сцены не было и в помине. Рука Генриетты исподтишка поползла к подбородку, словно там все еще находились пальцы Вона. — Огорчен, что должен ненадолго вас покинуть, но, полагаю, вы найдете чем развлечься до моего возвращения.

Не в силах поверить своей удаче, Генриетта легкомысленно улыбнулась и пошевелила пальцами, как бы прощаясь с Воном.

— Не волнуйтесь. Нам с драконами есть что обсудить.

Например где спрятана дверная ручка.

Вон учтиво поклонился, что совершенно не вязалось с его предыдущим поведением, и вышел, демонстративно захлопнув за собой дверь. Генриетта подобрала юбки и, на цыпочках подойдя к панели, через которую удалился хозяин, постояла минуту, приложив ухо к стене и прислушиваясь к звуку удалявшихся по коридору шагов — стремительных, уверенных Вона и других — прихрамывающих и шаркающих, старающихся на отставать.

Хорошо. Вон действительно ушел. Как долго он будет отсутствовать — это уже вопрос другой.

Сосредоточенно прищурив светло-карие глаза, Генриетта осмотрела стенную панель с фарфоровыми пагодами и золочеными драконами. Девушке было все равно, сколько пламени они изрыгают; она была полна решимости найти потайную задвижку, открывающую дверь, до возвращения Вона.

Генриетта провела пальцами по позолоченной раме, в которую была заключена нарисованная на фарфоре картинка, и в изумлении отдернула руку. Фарфор был вставлен в саму стену, а рама являлась обманкой, оптической иллюзией, рисунком, создающим впечатление настоящей вещи. Завитки и выступы, таившие в себе, казалось, столько возможностей для манипуляций, оказались всего лишь мазками позолоты на дереве стены, такие же бесполезные для Генриетты, как ее валявшаяся рядом маска.

Генриетта восстановила дыхание, сосредоточившись на том, чтобы при выдохе не упираться ребрами в планки корсета. Спокойствие, ей нужно сохранять спокойствие. Преувеличенно глубоко вздохнув, она обеими руками провела по всей длине стены. Если ничего не выйдет, она хотя бы знает, где находится нужная панель, и дождется возвращения Вона. Чтобы ему войти, панель должна открыться, и Генриетта может оглушить его, ударив по голове тяжелым серебряным ведерком, в котором Вон охлаждал шампанское.

Истерическая улыбка искривила губы Генриетты. Майлз ее одобрил бы. Он большой сторонник нокаутов.

Но до этого еще не дошло, напомнила себе девушка, расправляя плечи. По крайней мере пока. На фарфоровых панелях не просматривалось ни трещинок, ни выступов, за которыми мог бы скрываться механизм, запирающий дверь. Персонажем на одной из картинок был дракон: он, согласно законам жанра, уносил неведомо куда несчастную деревенскую девушку. Девушка отнюдь не казалась такой уж несчастной. Возможно, китайские драконы добрее к своей добыче, чем их европейские собратья? — некстати подумала Генриетта, сильно надавливая на тело дракона. Ничто не шевельнулось. Дракон и девушка продолжили свое бесконечное путешествие, плоские на хрупкой основе, навсегда застывшие в полете.

Навсегда. Забавно, но до сего момента это слово никогда не казалось ей таким зловещим. Поежившись, и совсем не от холода, Генриетта упала на колени и стала ощупывать низ панели дрожащими руками. Она увидела трещинку, тоньше волоска, обозначавшую нижний край двери и насмехавшуюся над ней своим существованием.

— Почему ты не открываешься? — прошипела девушка.

Дверь, наглая и безмолвная, не потрудилась ответить.

К сожалению, не все было так безмолвно. О Боже, не шаги ли это в коридоре? Подстегнутая паникой, Генриетта в отчаянии сунула в щелку ноготь. Тот сломался. Дверь упрямо не открывалась. Если она не смогла даже просунуть туда ноготь, как можно надеяться приподнять ее чем-то более прочным? Сев на пятки, Генриетта уставилась перед собой невидящим взглядом. Значит, придется прибегнуть к ведерку. Больше ей ничего не остается, больше попробовать нечего. Она ощупала, нажимая, каждый квадратный дюйм двери, все панели, надавила на все выступы. И безнадежно признала — она попалась всерьез.

Два дракона, поддерживающие бархатное сиденье скамейки, глумливо усмехались ей в своем позолоченном самодовольстве — Церберы-близнецы своей Персефоны.

Драконы! Конечно! Генриетта вскочила, подстегнутая новым взрывом оптимизма. Они располагались настолько ниже уровня глаз, что ей и в голову не пришло подумать о них, но если нужно спрятать рычаг, разве не логично сделать его как можно более непохожим? Это хотя бы шанс, и гораздо лучший, чем оглушать Вона графином.

Она ткнула в их круглые пялящиеся глаза, потянула за маленькие заостренные уши, потыкала в лапы, подергала за свешивающиеся языки. И затем, когда она уже собралась проклясть их, а себя — обречь на недостойную схватку с их хозяином, язык правого дракона немного сместился, когда она потянула. Сдвинулся! Он сдвинулся, она не ошиблась? Почти боясь надеяться, Генриетта потянула сильнее. Длинный язык высовывался вперед все больше и больше, пока в глубине двери что-то не щелкнуло.

Со звуком высвобождающейся пружины дверь плавно скользнула вперед.


Майлз ворвался в передний холл особняка Вона, едва не сбив скалящуюся Черную смерть. Та едва успела отдернуть свои драные одеяния с дороги ищущего Генриетту Майлза. Пропади все пропадом, где же она? Майлз с трудом пробирался в маскарадной толпе разгулявшихся гостей. Они увлекали его в свой водоворот, похожие на оживший кошмар с картины средневекового художника: люди с птичьими головами, женщины в огромных, с перьями, масках — все смеются и танцуют с исступленной веселостью. Майлз протискивался, смотрел, искал, не обращая внимания на пронзительные голоса и неясные фигуры, сосредоточившись исключительно на том, чтобы найти сестру друга.

Майлз испытал прилив облегчения, когда в дальнем конце второй комнаты заприметил знакомую рыжую головку Пенелопы. Где Пенелопа, там обычно и… нет. Генриетты там не было. Майлз, задыхаясь, остановился перед девушкой.

— Вы видели Генриетту? — требовательно спросил он.

Вдовствующая герцогиня ткнула его копьем с бронзовым наконечником.

— Вы опоздали! — прокудахтала она.

— Где Генриетта? — угрожающе рявкнул Майлз, отталкивая копье. — Вы же должны были за ней присматривать!

Кто-то потянул его за рукав.

— Она пошла искать вас. — Шарлотта прикусила губу. У нее, отметил Майлз, хотя бы хватило ума встревожится. — Она вас не нашла?

Майлз со всей серьезностью наклонился к ней, даже не моргнув, когда герцогиня ткнула его под ребра своим пыточным инструментом.

— В какую сторону она пошла?

Шарлотта указала на распахнутые стеклянные двери, ведущие в музыкальную комнату, набитую, как и бальный зал, гостями в масках.

— Она пошла туда. Но это было уже некоторое время назад.

— Вы отличный парень, леди Шарлотта.

Майлз хлопнул ее по спине и устремился в указанном направлении.

— Мистер Доррингтон! Подождите!

Майлз на всем ходу остановился.

— Она в голубом robe a l’anglaise, — торопливо сказала Шарлотта. — С золотистой маской.

Майлз поблагодарил кивком и нырнул в толпу. Он не стал спрашивать Шарлотту, что такое robe a l’anglaise. Наверное, какой-то фасон платья. Любые дополнительные объяснения были бы избыточными, отнимающими время и в значительной мере непонятными.

В глаза ему лезли красно-белые и желтые платья, сопровождаемые таким количеством золотых масок, что хватило бы покрыть купол собора Святого Петра; попадались и голубые платья, но с серебряными или черными масками или украшенными перьями. Но голубого платья с золотой маской он не встретил, как не встретил и Генриетту. Когда Майлз добрался до последней из гостиных, его неистовство начало сменяться отчаянием. Нигде внизу Генриетты не было. Никто ее как будто не видел. Но кстати, в течение какого-то времени никто не видел и хозяина.