— На вашем месте я бы перестал это повторять. Мы очень любим доброго короля Генриха. Он пожаловал сэру Уильяму Селвику поместье, конфискованное у одного из соратников Ричарда рядом с городком под названием Аппингтон.

— А, отсюда и титул, — вставила я.

— Отсюда и титул, — согласился Колин. — Тогда это было всего лишь баронство, но после Реставрации[24] Карл Второй возвысил барона до графа.

— За верную службу короне в годы Гражданских войн[25]? — предположила я, представив себе лихого всадника в шляпе с пером.

— Это, — Колин многозначительно поднял брови, — официальная версия. У графа также была необычайно красивая дочь.

— Да вы что! — воскликнула я, легко увлекаясь сплетней многовековой давности. Карл II славился своей любвеобильностью… и тем, что щедро раздавал титулы женщинам, согревавшим его постель.

— Мы никогда точно не узнаем, — поддразнил меня Колин, — но через восемь месяцев после получения ее отцом графского титула леди Пантея родила очень смуглого сынишку.

— А леди Пантея была светлокожей? — предположила я.

— Именно, — ответил Колин.

Мы кивнули друг другу в полном историческом согласии. Его карие глаза встретились с моими. Взгляд этот сам по себе стоил целого разговора, он был одним из тех удивительных моментов безмолвного общения, когда ты не сомневаешься, что читаешь вместе со своим собеседником одну страницу.

Моя проклятущая светлая кожа покраснела при мысли, никак не относившейся к Карлу II.

— А титул маркиза? — неловко спросила я, изображая огромный интерес к каменным плитам у себя под ногами. Мы уже шли по дорожке к кухонной двери, и я устроила целое представление из переступания с камня на камень. — Когда вы его получили?

Колин пожал плечами:

— Это далеко не такая занимательная история. В то время граф добился некоторых успехов как генерал во время войн за Испанское наследство[26]. Королева Анна сделала его маркизом.

Колин открыл кухонную дверь и посторонился, пропуская меня в дом первой.

— Я бы провел вас по дому, но до вечера должен сделать кое-какую бумажную работу.

Покачав головой, я почувствовала, как мотнулись мои растрепанные волосы.

— Ничего. Мне все равно нужно возвращаться в библиотеку. Но послушайте, насчет сегодняшнего вечера… если я вам совсем некстати на этой вечеринке, я не против остаться здесь. Я не обижусь.

Колин усмехнулся:

— Не горите желанием провести вечер с викарием, да?

Я ощетинилась, обвиненная в малодушии.

— Нет! Это не так! Я просто… подумала, что вмешиваюсь, — неуклюже закончила я.

— Поверьте мне, — сухо сказал Колин, — я не против вмешательства.

Самое время спросить, что у него с Джоан и что он себе возомнил, используя меня в качестве живого щита.

— Но мисс Плауден-Плагг может быть против. Не хочу проявлять любопытство, но…

— А чтение чужих писем таковым не является?

— Нет, когда корреспонденты лет двести как в могиле, — парировала я, прежде чем сообразила — меня только что ловко увели в сторону. Черт, неужели мной так легко манипулировать?

— Интересно, согласились бы они, — задумчиво произнес Колин.

Я отказалась углубляться.

— Насчет сегодняшнего вечера…

— Если вам нечего надеть, — мягко перебил меня Колин, — можете пошарить в гардеробе Серены.

Как он это сделал? Я воинственно открыла рот.

— Она не станет возражать, — заверил меня Колин. — Все это в любом случае вышло из моды несколько лет назад.

— Спасибо, — пробормотала я. — Я подумаю.

— Великолепно! Тогда я вас оставляю, хорошо?

И он, насвистывая, вышел.

Ничего удивительного, что он насвистывает, возмущенно подумала я. Он только что обеспечил себе отход, если говорить о буферной зоне.

Не то чтобы я возражала, сказала я себе, процокав по кухне и дальше, по оклеенному красным обоями коридору к передней лестнице. То, что меня мобилизовали, не спросив, задевало. И быть может, совсем чуть-чуть волновала мысль о том, что я нужна ему совсем для другого, а не просто ради приятного общества.

Я очень, очень медленно поднималась но лестнице, обдумывая эту мысль. Если быть честной с собой, меня действительно терзало, совсем немного, что не мои прекрасные глаза и блестящий ум побудили Колина настоять на приглашении. Я прекрасно понимала: меня пригласили для того только, чтобы отгородиться от Джоан Плауден-Плагг. Я попыталась взглянуть на ситуацию отстраненно и весело. В конце концов, наслаждаться романтическими шалостями всегда очень увлекательно, когда сам не являешься их участником, и мне следовало бы довольно пофыркивать в рукав при мысли о Колине, прячущемся за моей спиной от вышедшей на охоту блондинки. Какой простор для доброго старомодного фарса.

Почему-то мне было совсем не так весело, как хотелось.

Я остановилась и сердито посмотрела на одного из предков Колина, надменно взиравшего на меня с портрета в тяжелой позолоченной раме на второй лестничной площадке. «Ты слишком глубоко, — поругала себя я, — вдаешься в тонкости взглядов и улыбок. Хотя постойте, вернемся на минуту назад: между нами проскользнула крохотная искорка. И, хорошо, может, я и была немного — самую чуточку — заинтригована. Ведь он все же симпатичный, если вам нравятся мужчины типа принца Уильяма — с аккуратной стрижкой, светловолосые. Он умен, забавен и обаятелен — когда хочет. Не говоря уже о том, что очень немногие мужчины способны непринужденно беседовать об английских монархах. Для меня это опаснее любой мускулатуры».

Бога ради! Я, кажется, заражаюсь настроением Генриетты. Пока, за то ограниченное время, что я знакома с Колином Селвиком, он был невозможно груб в письме, еще более невыносим лично, и только за минувший день или около того он перешел к нормальному человеческому поведению.

Кроме того, даже если теплый, приветливый, расслабленный Колин был настоящим, идея закрутить роман с человеком, чьим архивом я пользуюсь, ужасна. Хуже даже служебного романа. Что, если у нас что-то начнется (я вернула свой непослушный разум назад, прежде чем он чересчур подробно начнет размышлять, чем бы это что-то могло быть, и завершит диалогом), быстро закончится, а мне еще останется изучить несколько тысяч страниц? В лучшем случае возникнет крайняя неловкость. В худшем — это может означать конец моего доступа в его библиотеку. Мужчины приходят и уходят, а рукописи остаются. Или что-то в этом роде.

Но были же эти взгляды исподтишка…

Я затопала по коридору в библиотеку, словно выбиваемая каблуками дробь могла вытеснить раздражающее гудение моих мыслей. Уже берясь за рукописи, я помедлила. В таком состоянии я могу полчаса пялиться на страницу, не видя на ней ни слова. Да и общение с предками Колина не лучший, пожалуй, способ не думать о нем.

Пытаясь отвлечься, я извлекла из кармана мобильник. Я нуждалась в голосах — милых, современных человеческих голосах. Например моей младшей сестры Джиллиан. Она быстро вправит мне мозги. Но — сверилась я с часами — в Штатах сейчас только полдесятого утра, и Джилли не понравится, что в субботу ее разбудили до полудня. Как, кстати сказать, и живущим с ней девушкам, отсыпающимся после пятничных ночных кутежей. Последний выход к бранчу в столовой в час дня, так зачем вставать раньше 12.45? Ах, колледж.

Что ж, я всегда могу позвонить Пэмми. Я прокрутила список номеров. Хотя в ситуациях эмоционального кризиса, требующих деликатного подхода, проку от Пэмми мало, она великолепно умеет объяснить мне, что я веду себя по-идиотски.

Глядя в окно, я нажала на кнопку.

— Элли! — заверещала Пэмми. Уменьшительными именами мы пользуемся, поскольку знаем друг дружку с пяти лет наряду с отвратительным количеством шокирующих личных сведений. — Как Суссекс?

— Я полная кретинка, — сказала я, кося одним глазом в окно.

— Что ты сделала?

— Ничего… пока. — Не зеленая ли куртка мелькнула на краю парка? Нет. Какое-то растение. В парках они встречаются, напомнила себе я. — Я, кажется, прикидываю, как бы подцепить Колина. Глупо, да?

— А почему бы и нет? — закричала Пэмми. — Он симпатичный. Ты — одинокая. Вперед!

— Ты должна бы сказать мне, что я веду себя смешно!

— Когда ты в последний раз ходила на свидание? — многозначительно спросила Пэмми.

Я быстренько мысленно прикинула. Свидание вслепую в марте не считается, как и ужин с коллегой в июне, предположительно платонический до того момента, когда парень принялся тискать меня в такси на обратной дороге. Хороший удар по нахальной руке убедил того типа в ошибочности его умозаключений. По правде говоря, я просто не встретила никого, на свидание с кем стоило бы потратить время и силы. В списке мест, где можно встретить достойного мужчину, университетский кампус стоит ненамного выше женских монастырей и концертов фольклорной музыки. А с тех пор как я приехала в Лондон… ну, предлог-то всегда найти можно, не так ли?

— В декабре прошлого года, — пробормотала я. Дата моего преданного самой широкой огласке и неприятного разрыва с Грантом.

— Жалкая картина!

— Я тоже тебя люблю, Пэмс.

— Слушай, в «Космо» за этот месяц была статья… — До меня донеслось шуршание страниц — Пэмми рылась в своем обширном собрании журналов. — Вот она! «Десять простых способов, как очутиться в его постели».

— Но я не хочу…

Пэмми на всех парах неслась вперед.

— Надень сегодня вечером что-нибудь сексуальное. Никакого твида. У тебя есть бюстье?

— Нет! — взвизгнула я.

— О, я одолжила бы тебе свое, но ты в Суссексе — вот в чем проблема. А как насчет…

— Даже не думай, — мрачно отрезала я.

Пэмми ошивается на окраинах мира моды. Соедините это с полным отсутствием а) вкуса и б) стыда, и вы получите красное кожаное бюстье, платье из разноцветных перьев и ярко-розовые брюки под змеиную кожу. В четверг вечером она пыталась уговорить меня надеть наряд, состоявший исключительно из двух носовых платков.