Ха! Майлз горько посмеялся бы над своей наивностью, если б это не привлекло излишнего внимания. А привлекать внимание ему хотелось меньше всего. Майлз поборол малодушный порыв задержаться в дверях.

Там сидели все эти… мамаши. Матери самой страшной породы. Сватающие своих дочерей. И все, как одна, мечтающие отхватить для своих чад виконта.

Этого достаточно, чтобы броситься к Деларошу, умоляя его поместить тебя в уютную, надежную камеру.

А пока — найти бы Генриетту до того, как его кто-нибудь заметит…

— Мистер Доррингтон!

Эх, слишком поздно.

Окликнула его полная женщина, для головного убора которой ощипали, наверное, целого страуса.

— Мистер Доррингтон!

Майлз прикинулся глухим.

— Мистер Доррингтон! — Женщина потянула его за рукав.

— Мистер кто? — вкрадчиво поинтересовался Майлз. — О, Доррингтон! По-моему, я видел его в карточном салоне. Это туда, — услужливо добавил он.

Женщина на мгновение прищурилась, а потом рассмеялась, так сильно стукнув Майлза по руке веером, что виконт мог поклясться: что-то хрустнуло. Вероятно, его рука.

— Неужели! Ну и забавник вы, мистер Доррингтон! Вы меня не помните…

Если бы Майлз встречался с ней раньше, то, без сомнения, запомнил бы. В качестве напоминания остались бы синяки.

— …но я была хорошей подругой вашей матушки.

— Как это мило с вашей стороны.

Майлз получил еще один удар веером.

— Поэтому едва я вас увидела, — веер снова взлетел, попав Майлзу точно по носу, — я сказала моей дорогой дочери Люси… Куда опять подевалась эта девчонка? О, вот она… я сказала ей: «Люси…» — Майлз громко чихнул. — «…Люси, мы просто обязаны поговорить с единственным сыном дорогой, дорогой Анабел».

— Вот вы и поговорили. О, посмотрите! Неженатый маркиз ищет невесту!

Майлз указал в другую сторону, а сам бросился бежать.

Генриетта заплатит ему за это. Как только он ее найдет.

Майлз спрятался за дверью в попытке спастись от ненормальной женщины с ее наносящим увечья веером и одновременно найти Генриетту. В танцевальном зале ее не было, за столом с закусками тоже, не обнаружилась она и в карточном салоне. Со своего наблюдательного пункта за дверью Майлз не мог видеть салон, но ему и не требовалось.

Майлз услышал знакомый смех, перекрывший гомон голосов, и повернулся на звук. Откровенно веселый смех мог принадлежать только Генриетте.

Майлз недаром являлся неустрашимым агентом военного министерства и успешно проследил звук до его источника. Взгляд виконта скользнул мимо группы подражателей Красавчику Браммелу, которые разглядывали в лорнет окружающих, приводя их тем самым в замешательство, мимо юной леди, несомненно, пережившей несчастный случай с железными щипцами для завивки, и, наконец, добрался до знакомой рыжевато-каштановой головки, украшенной простой жемчужной заколкой. Генриетта и две ее лучшие подруги, Пенелопа и Шарлотта, забились в уголок, где общались с помощью шепота, хихиканья и возбужденной жестикуляции. Майлз видел, как Генриетта усмехнулась и через плечо бросила замечание Пенелопе. Светло-карие глаза ее зажглись озорством.

На лице Майлза автоматически заиграла ответная улыбка, сменившаяся насупленными бровями, когда он заметил позади Генриетты молодого щеголя, тоже заметившего и заразительную улыбку, и голое плечико, через которое было брошено замечание. Плечи и шея Генриетты блестели в свете свечей, состязаясь в белизне с жемчугом у нее на шее. Майлз без особого успеха устремил на молодого человека пристальный и сердитый взгляд. Юнец поднял лорнет. Майлз вышел из-за двери, вытянулся во весь свой рост и захрустел, разминая, суставами пальцев. Затем снова бросил тот же взгляд. С повисшим на ленточке лорнетом молодой человек торопливо устремился в сторону карточного салона. Майлз удовлетворенно кивнул. Ему все лучше и лучше удается роль дуэньи.

И хорошо. В последнее время количество докучливых влюбленных, которых требовалось отпугивать, значительно возросло.

Из-за двери Майлз рассматривал Генриетту, чье лицо знал лучше собственного. На протяжении всей жизни он гораздо больше времени провел, глядя на Генриетту, чем на себя в зеркале. На первый взгляд изменилось немногое: те же длинные каштановые волосы, отливающие на свету рыжиной; те же светло-карие глаза, иногда с зеленым оттенком, иногда отливающие синевой, с чуть приподнятыми уголками, как будто в постоянной задумчивости; та же прозрачная светлая кожа, быстро покрывающаяся на солнце веснушками и склонная чесаться от крапивы, шерсти и любой другой колючей вещи, чем они с Ричардом без стыда пользовались к своей выгоде в годы их достойной порицания юности. Волосы Генриетты оставались все такими же длинными и каштановыми, глаза — так же чуточку раскосыми, кожа — такой же светлой, какой была и в девять, и в двенадцать, и в шестнадцать лет. И однако же, когда он сложил все это вместе, результат получился совсем иной, чем даже год назад.

Более глубокий вырез у платья? Волосы уложены по-другому? Ее сияние, возможно, и не затмевало факелы[9], но она излучала какой-то свет, что-то отличающее ее от Шарлотты и Пенелопы. Новый лосьон для кожи, вероятно? Майлз скорчил гримасу и сдался. Никогда ему не постичь женских ухищрений. Что до вырезов на платьях, черт бы их побрал, она была сестрой его лучшего друга, порученная его заботам. Предполагается, он не должен сознавать, что у Генриетты слишком глубокое декольте. Все, что ниже шеи, решительно под запретом. И его работа заключается в том, чтобы убедиться — все остальные мужчины в бальном зале тоже с этим смирились.

Подняв глаза, Генриетта встретилась с Майлзом взглядом, с явным удовольствием прервала разговор с Пенелопой и Шарлоттой (что уж она там им рассказывала!) и расплылась в широкой, приветственной улыбке.

Майлз поклонился ей.

Генриетта наклонила голову и наморщила нос, выражая интерес и удивление, явно означавшие: «Что это ты делаешь за дверью?»

Гримас для объяснения этого не существовало. Майлз вышел из-за двери, поправил галстук и направился к Генриетте так жизнерадостно, будто это не его только что обнаружили прячущимся за выступом дверного проема.

— От кого ты скрываешься? — с некоторым изумлением спросила Генриетта, кладя ладонь в перчатке на руку Майлза. Она откинула голову, чтобы заглянуть ему в лицо, и смешно свела брови домиком. — Неужели месье Деларош раздобыл билет в «Олмак»?

— О нет, — заверил ее Майлз. — Нечто гораздо, гораздо более серьезное.

Генриетта подумала.

— Моя мама?

— Тепло, — мрачно отозвался Майлз.

Сопровождая свои слова соответствующими жестами, он поведал о своем кратком столкновении с явившейся из ада матерью — обладательницей веера и свахой.

Глаза девушки расширились, когда она поняла, о ком идет речь.

— О, я ее знаю! Весь прошлый сезон она гонялась за Ричардом. Он даже перевернул чашу с пуншем, пытаясь отвлечь ее внимание. Он постарался, чтобы это выглядело как случайность… — Генриетта с умудренным видом покачала головой. — Но мы-то знали.

— Кое-кто, — ткнул в сторону Генриетты пальцем Майлз, — мог бы и предупредить меня.

Генриетта с преувеличенным недоумением захлопала глазами.

— Но это было бы неспортивно.

— По отношению к кому?

— К миссис Понсонби, конечно.

— Ты, — прищурился Майлз, — будешь моей должницей до конца жизни.

— Ты уже говорил это вчера вечером. И позавчера.

— Некоторые вещи никогда нелишне повторить, — твердо заявил Майлз.

Генриетта на мгновение задумалась.

— Как альбатрос.

— Альбатрос?

Светлая прядь упала на глаза Майлзу, когда он с недоумением посмотрел на Генриетту.

— Мне просто нравится произносить это слово, — радостно ответила Генриетта. — Попробуй сам. Альбатрос. А если немного выделить первый слог, то получается еще забавнее. Альбатрос!

— А Ричард был так уверен, что безумие у вас не наследственное, — в задумчивости громко заметил виконт.

— Тихо! Иначе ты распугаешь всех возможных женихов.

— Ты считаешь, что уже не сделала это, крича «альбатрос»?

— Я бы не назвала это криком. Скорее радостным восклицанием.

Майлз поступил так, как любой повеса, проигравший спор. Он одарил Генриетту медленной, чарующей улыбкой, заставлявшей трепетать сердца девушек, а опытных вдов — писать надушенные записочки.

— Вам никто не говорил, что вы очень речисты, леди Генриетта?

Сестра двух старших братьев, Генриетта была невосприимчива к обольстительным улыбкам.

— Обычно ты. В основном когда я в чем-нибудь тебя переспорю.

Майлз потер подбородок с видом надменной задумчивости.

— Что-то не припомню подобных случаев.

— Ой, смотри! — Генриетта заговорщицки наклонилась к нему, вышитый подол ее платья мазнул по носкам туфель Майлза. — Ты точно спасен. Миссис Понсонби подцепила Реджи Фитцхью.

Майлз проследил, куда указывал веер Генриетты, и с некоторым облегчением заметил, что безумная женщина действительно заловила Болвана Фитцхью. Болван не наследовал титул напрямую, но его дядя являлся графом, а сам он обладал годовым доходом в размере десяти тысяч фунтов, достаточным, чтобы сделаться очень привлекательным женихом для любой, не возражающей против полного отсутствия мозгов. Непохоже, чтобы это стало препятствием, если судить по дебютанткам нынешнего сезона, на которых насмотрелся Майлз. Кроме того, Болван слыл хорошим парнем. Не тем человеком, за которого Майлз отдал бы свою сестру (такая опасность почти не грозила, поскольку три сводные сестры Майлза были значительно старше и давным-давно скованы узами брака), но он знал толк в лошадях, щедро угощал портвейном и имел привлекательную привычку действительно платить карточные долги.