Инна Туголукова - Маша и Медведев

— Димитрий? Слушай меня внимательно. Приехала Маша. Завтра вечером улетает к дочке в Бельгию. Так что думай сам, что тебе дальше делать.

— Она дома?

— Ушла за покупками.

— Хорошо. Спасибо, Шура. Завтра утром я буду на месте. Пусть дождется меня, не уходит…

Довольная Шура решила приготовить Маше сюрприз, но за ужином не удержалась:

— Димитрий-то наш завтра возвращается. Потрясенная Маруся подняла на нее глаза.

— Как услышал, что ты в Москве, все, говорит, бросаю свои дела и вылетаю. Пусть, говорит, она меня ждет и, пока я не приеду, никуда не уходит…

Медведев ехал в аэропорт, когда запиликал его мобильный, и низкий женский голос сказал:

— Дмитрий Михайлович? Здравствуйте. С вами говорит главный врач частной психоневрологической клиники. Меня зовут Карина Арменовна. У нас на излечении находится одна ваша близкая знакомая, Нинель Федоровна Евстигнеева.

— Она что же, умом тронулась? — усмехнулся Медведев.

— Напрасно иронизируете. Она в тяжелейшем состоянии. И мы, к сожалению, вынуждены расписаться в собственном бессилии. Я прошу вас приехать как можно быстрее. Боюсь, это все, чем мы можем ей помочь.

— Ничего не понимаю…

— Я все объясню вам при встрече.

— Ерунда какая-то!

— Будьте милосердны. В ваших руках человеческая жизнь.

— Да я-то тут при чем?!

— Только вы и при чем, Дмитрий Михайлович, уж поверьте мне на слово. Это я вам как специалист говорю.

— Я черт-те где, за тысячу километров…

— Плохо! Дорога каждая минута. Вы когда возвращаетесь?

— Прилетаю в Москву завтра в шесть утра.

— В аэропорту вас будет ждать наша машина…

Водитель присланной за ним «вольво», молодой кавказец, всю дорогу мрачно молчал. И у Медведева мелькнула даже шальная мысль: уж не похищение ли это, организованное таким вот оригинальным способом?

Охранник на въезде вежливо, но твердо попросил его сдать мобильный.

— Я отключу.

— Придется сдать, таковы правила.

— А ремень со шнурками вам не нужен? — взорвался Митя.

— А ремень со шнурками оставьте у себя, — невозмутимо парировал охранник.

В кабинет к Карине Медведев вошел, даже не пытаясь скрыть раздражение.

— Кофе? — предложила она, жестом указывая на широкое низкое кресло возле журнального столика.

— Спасибо, нет. — Он рывком выдвинул стул. — Не могу понять, как я вообще попался на вашу удочку! А посему прошу покороче. У меня мало времени.

— Боюсь, Дмитрий Михайлович, вы меня неправильно поняли.

— Ну так объясните.

— Попытаюсь. Не хочу читать вам лекцию по психиатрии…

— Боже вас упаси!

— …ограничусь бытовым уровнем. У Нинели Федоровны тяжелейшая депрессия, развившаяся на фоне вашего с ней разрыва. Полностью утрачен интерес к жизни. Может быть, слышали, есть такой термин «чувство отсутствия чувств»? Тяжелая угнетенность, отказ от пищи, нарушенный сон. Заторможенность мыслительных и двигательных процессов. Она просто лежит с открытыми глазами и молчит. Такие больные нередко заканчивают суицидом. Можно, конечно, добиться определенных результатов с помощью терапии, но психотропные препараты необратимо разрушат ее здоровье. Так что альтернатива такова: самоубийство или распад личности.

— И вы хотите от меня…

— Только одного: помогите пробудить в ней волю к жизни. Понимаете? Боль, страх, отчаяние — все, что угодно, кроме этого тупого безразличия. Остальное мы сделаем сами.

— Вы пытаетесь меня уверить, что такая женщина, как Нинель, может впасть в подобное состояние только потому, что один из ее многочисленных поклонников наконец-то решился разорвать отношения, давно себя исчерпавшие?

— Хотите посмотреть на нее?

Они шли по светлому длинному коридору, перемежаемому уютными маленькими холлами, и только крепкие решетки на окнах свидетельствовали, что это не санаторий, где восстанавливают свое пошатнувшееся душевное равновесие VIP-отдыхающие, а пусть и дорогая, элитная, но все же психбольница. И не хотелось думать о том, что там происходит за белыми, плотно закрытыми дверями.

— Подождите, пожалуйста, здесь. Я вас приглашу, — сказала Карина, скрываясь за одной из таких дверей.

Медведев подошел к огромному, ярко подсвеченному аквариуму. За стеклом, как на экране, текла другая жизнь: мерно покачивались сочные водоросли, громоздились таинственные, поросшие ракушками гроты и плыли диковинные, причудливо раскрашенные рыбки. Митя постучал по стеклу пальцем, и рыбки изумленно уставились на него бессмысленными выпуклыми глазами.

Рыбье царство — красота и покой, лишенные разума и страстей. Прообраз рая, прибежище для измученной души. Или это только видимое спокойствие, и здесь тоже кипят свои страсти, плетутся интриги, идет борьба не на жизнь, а на смерть? Но с кем бороться в аквариуме, в этом идиллическом пространстве, напрочь лишенном хищников? А разве только хищники опустошают души?

— Пожалуйста, прошу вас, — вывела его из задумчивости Карина и посторонилась, давая дорогу.

…Нинель лежала на спине под белой простыней и будто спала с открытыми глазами. Чудесные волосы были коротко, почти «под ноль» острижены, и Медведев не сразу узнал ее, похожую на худенького испуганного подростка.

— Неля?

Он взял ее безвольную руку, но она осталась безучастна. И тогда Митя, потрясенный увиденным, позвал ее давно забытым именем, которым называл лишь в самые первые, счастливые дни их совместной жизни:

— Елка…

Ничего не изменилось, только из глаз ее потекли слезы, заструились двумя прозрачными неоскудевающими ручейками.

— Очень хорошо. Просто замечательно! — тихо сказала Карина. — Я и не ожидала такого эффекта! Я распоряжусь поставить для вас вторую кровать.

— Не понял! — обернулся Медведев. — Вы что, рассчитываете, что я здесь останусь?

— А вы смогли бы сейчас уехать?

— А чем я, по-вашему, могу помочь?

— Просто говорите с ней. Она же слышит! Держите за руку. Общие воспоминания, какие-то милые пустячки, все то хорошее, что было между вами. Только искренне. Постарайтесь погрузиться в то время, когда еще ничто не омрачало ваших отношений. Вот увидите, у вас получится!

— Я не психолог.

— Все мы немножко психологи, когда речь идет о близких нам людях.

— Она уже давно перестала быть мне близким человеком, и я не стану дарить ей пустые надежды!

— Тогда подарите ей жизнь…

Этой ночью приснилось Марусе, будто бежит она куда-то, едва касаясь ногами земли — оттолкнется и летит, парит в воздухе. И так легко, так приятно это свободное счастливое парение! Вдруг, словно из-под земли, прямо перед ней появляется старушка, и Маша, оттолкнув ее, бежит дальше, сожалея о невольной грубости. И надо бы извиниться, но та уже далеко позади. А на душе тревожно и страшно, что не простит старушка обиду. Но разве догнать ей молодую, сильную Машу? Только та уже рядом, смотрит злобно маленькими пустыми глазами. И понимает Маруся, что пощады не будет…

Она проснулась с бьющимся сердцем и села в постели, пытаясь унять противную дрожь. «Это мои беды гонятся за мной по пятам, не отпускают, но сегодня приедет Митя, и все плохое кончится!»

Она так больше и не уснула в эту ночь, лежала, глядя в светлеющее за окном небо, и думала о своей новой прекрасной жизни. А со стены, из чудесного летнего полдня, на нее смотрела счастливая и немного смущенная женщина, и в зыбком свете зарождающегося дня казалось, будто она сочувственно посмеивается над своим наивным доверчивым двойником.

Когда ждешь, время замедляется, растягиваясь до бесконечности. Утро медленно перетекло в день, а день в вечер. Радостное возбуждение сменилось тревогой, а ей на смену пришло горькое разочарование — Митя не приехал и даже не позвонил. Его мобильный был отключен. Что это могло означать? Только одно…

Вечером Маруся улетела в Брюссель.

Карина ушла, и Медведев, присев на краешек кровати, посмотрел в лицо женщине, которая когда-то была так ему дорога, потом долго держала в плену его тело и наконец полностью утратила над ним свою чарующую власть.

Теперь ее глаза были закрыты, а уголки губ скорбно опущены, как у ребенка, который плакал-плакал, да так и уснул, не дождавшись матери.

«Если верить ученым, — думал Митя, — любовь — это простая химическая реакция организма. Кончился процесс, и прости-прощай, любимая. Если, конечно, нет прочной духовной связи. Но Нинель и духовность — две вещи несовместимые».

А как тогда объяснить то, что происходит сейчас? Мог ли он предположить такую реакцию с ее стороны? Нет, конечно. Да и думал ли он о ней, уже неинтересной, ненужной, мешающей новому чувству? Просто использовал и выбросил за ненадобностью.

Тогда чем же он лучше ее? И по какому праву отказывает ей в духовности? Что он вообще о ней знает, о ее чувствах, кроме того, что придумал сам? Он, так много переживший, так жестоко страдавший, когда погибла Катя…

Митя помнил эту страшную пустоту, ужас одиночества, это неодолимое желание уйти от действительности, невыносимую, давящую боль в груди — «ад депрессии». То, что сейчас происходит с Нинелью. А ведь это она помогла ему вернуться к жизни. К нормальной полноценной жизни, где есть место счастью и любви. Реанимировала умершие, казалось, чувства. А теперь пришла ее очередь.

…Познакомились они в стоматологической клинике. Медведев пришел почти за час до назначенного срока — так получилось — и сидел, прикрыв глаза, пользуясь редкой возможностью передохнуть, вынужденной бездеятельностью.

Женщина напротив нервно постукивала длинными ногтями по кожаной обивке дивана, и монотонный царапающий звук раздражал, мешая сосредоточиться на собственных мыслях.