– Пусть гневается, – не смущаясь посторонних взглядов, княгиня прислонилась лбом к плечу ротмистра. – Он не сможет упрекнуть меня, я остаюсь там, где считает своим долгом находиться всякий русский.

Алексей обнял ее, прижимая.

– Тебе лучше всего вернуться в Петербург. – Алексей поцеловал черные волосы Лиз, пахнущие ванилью. – Я буду гораздо спокойнее завтра в бою, зная, что ты и твой сын в безопасности.

– Нет, Алешенька! Ни за что! – наотрез отказалась княгиня. – Я останусь с тобой, что бы не писал мне император, чего бы он не требовал от меня… Я хотела просить, Алеша. – Лиз подняла голову, ее чудные зеленоватые глаза повлажнели. – Возьми завтра моего Сашеньку с собой. Он рвется в бой, и я не имею права его удерживать.

– Сашу – в бой?! Да ты с ума сошла! – Алексей отрицательно покачал головой.

– Вовсе нет, – ответила Лиз спокойно. – Он внук князя Потемкина. И если сыновья Раевского показывают геройство, то и мой мальчик не захочет остаться в стороне… Князь Петр Иванович согласился, чтобы Саша находился при его свите. Присмотри за ним, пожалуйста.

– Хорошо, – Анненков пожал плечами. – Раз ты настаиваешь, я сделаю все, чтобы защитить его от опасности…

– Нет, – быстро возразила Лиз и прижала указательный палец к его губам. – Я не смею просить в день, когда все наши жизни едино только и принадлежат России, чтобы мой сын избегал опасности. Я только прошу, постарайтесь вернуться оба ко мне живыми, если судьба позволит… Оба. И он, и ты…

– Ты знаешь, как я люблю тебя, – ротмистр горячо целовал лицо Лиз, по которому двумя дорожками катились слезинки. – Я полюбил тебя сразу, как только увидел тогда в Кронштадте. Я люблю и теперь, и это никогда не кончится. Если ты будешь ждать и помнить…

– Я тоже люблю тебя, – откликнулась Лиз с нежностью. – Ты знаешь… И даже император это знает, хотя не желает принять и смириться. Что же, пора прощаться. – Она посмотрела на сереющее над лесом небо. – Сейчас я позову Александра. Он готов, я знаю, – отстранившись от Алексея, княгиня вернулась к палатке и откинула полог, позвав негромко: – Саша, ротмистр Анненков ждет. Вам пришло время отправиться к войску. Уже светает.

– Я готов, матушка.

Черноволосый худенький мальчик, одетый в белый мундир, напоминающий кавалергардский, но без эполет и нашивок, вышел из палатки. На боку у него висела шпага, сверкавшая даже в предрассветной мгле драгоценными украшениями по эфесу. Алексей сразу узнал оружие – легендарная Таврическая шпага его деда Потемкина, с которой тот продиктовал разгромленной Оттоманской Порте[22] мир в Яссах! Мальчик горделиво придерживал шпагу рукой. Отвязав коня, он повернулся к матери и ротмистру, ожидая, что ему скажут дальше.

– Подойди, Александр, – позвала Лиз сына и тотчас же обняла его, прижав кудрявую голову к груди. – Ступай, любимый мой, – она старалась, чтоб голос ее не дрожал. – И помни, ты – внук Потемкина, ты – мой сын. Ты – русский.

– Я помню, матушка, – откликнулся Саша. Опустившись на колено, мальчик поцеловал материнскую руку. – Вам не будет стыдно за меня. Я покажу себя смельчаком или погибну…

Он так легко произнес это «погибну» и так реально быстро наступало зловещее утро, с которым все ожидаемое и неожидаемое страшное становилось возможным как никогда, что Лиз не выдержала – тихо вскрикнула и закрыла лицо руками.

Алексей молча взял юного князя Потемкина за руку и подвел к коню.

– Садитесь, ваша светлость. Нам пора трогаться.

Сам же, вернувшись на несколько шагов, он отнял руку Лиз от лица и, наклонившись, прижался к ней щекой…

– С богом, Алексей Александрович! – прошептала княгиня. – Да хранит вас Господь…

* * *

Утро баталии выдалось над Бородино туманным и облачным. Проведя бессонную ночь, Анжелика встретила его на ногах, полностью готовая к тому, что должно произойти. Допив холодный чай, она вышла на балкон и удивилась – повсюду царила удивительная тишина. Восток едва серел, старинные березы, тянущиеся вдоль смоленского тракта, золотились осенней желтизной. Ветерок принес запах грибов и прелых листьев, смешанных с горьковатым запахом пороха…

Главная квартира армии угомонилась к рассвету, когда сам Кутузов отправился немного отдохнуть. Но не выдержав в бездействии и четверти часа, главнокомандующий снова поднялся на ноги и поднял всех. Наскоро позавтракав и не надевая парадного мундира, все в том же сюртуке без эполет и в белой бескозырке, Кутузов вышел на крыльцо и сел в коляску. Экипаж тронулся по длинной липовой аллее и затем простучал колесами через речку Стонец, за которой громоздились лазаретные фуры.

– Голубчик, – позвал Кутузов одного из адьютантов, – скачи-ка к Лизавете Григорьевне, матушке, чай, не спит она. Пущай медикусов своих растолкает. Скажи, пора.

Офицер приложил руку к высокой черной уланской шапке и, отделившись от свиты, поскакал к госпиталю. Главнокомандующий направился к правому флангу армии. За ним, кто на дрожках и в колясках, кто верхом, последовала свита.

Оставшись в штабе почти одна, Анжелика спустилась по лестнице в сад. Она решила тоже двинуться к фронту – ее тащило за собой невероятное чувство причастности к происходящему. Ей очень хотелось, чтобы Наполеон одержал сегодня верх, но и жалость к русским и их страданиям сдавливала сердце. От тех из них, кого она узнала за короткое время пребывания в их лагере, она видела только участие и теплоту.

В отличие от главнокомандующего маркиза поехала не направо, а в левую часть армии – туда, где у сожженного Шевардино стояли части князя Багратиона. Там, видные издалека, темнели плотные четырехугольники французской пехоты и кавалерии.

Анжелика знала, что именно там, на левом фланге, вступят в бой все, кого любит или любила там и кого она знает здесь: кирасиры генерала де Траиля, ахтырские и гвардейские гусары, а с ними – и граф Алексей Анненков.

Из французского расположения доносились приветственные крики – читали приказ императора перед боем. В русском царила тишина, только иногда раздавались церковные песнопения…

Томительно тянулись последние минуты перед сражением. Но вот первый солнечный луч позолотил купола Бородинской церкви. И тотчас с французской стороны ударила первая пушка. Вице-король Италии Евгений Богарне пошел в атаку на Бородино. Вслед за первой пушкой сотни орудий ударили по левому флангу Багратиона. Пороховой дым стремительно застилал округу. Под несмолкаемый гром орудий французские полки с развернутыми знаменами двинулись на русские флеши, вдохновляемые пением «Марсельезы».

Первыми из русских наступающую пехоту Богарне встретили отважные егеря…

Тем временем Милорадович, одетый в парадный генеральский мундир с лентой через плечо, чисто выбритый и надушенный как на бал, повязал на шею три разноцветных шарфа – для пущей важности – и уселся перед фронтом на попону… завтракать под французскими пулями.

– А ну, Ивашка, неси кофею, – приказал он денщику. – Покажем Бонапарту, как мы его не боимся.

Перед Милорадовичем на попоне сверкала алмазным эфесом Чесменская сабля, которую вручила ему накануне битвы княгиня Анна Орлова.

Наблюдая за генералом с холма, Кутузов недовольно качал головой: «Какие завтраки? Что удумал, фанфарон! Ну что за ребячество?» – И тут же черкнул Багратиону записку: «Завтраки покуда отложите, Петр Иванович. Не время ныне».

Артиллерийский обстрел нарастал. Русские отвечали, и от беспрестанного гула сотен орудий дрожали земля и воздух. Пороховой дым в несколько мгновений застлал все еще хорошо видимые с утра пригорки и долины, занятые войсками, и скрыл косые лучи осеннего солнца. Дальние леса, выступающие углами, точно высеченные из желто-зеленого камня, золотые поля и перелески, запруженная войсками Смоленская дорога – все сразу почернело и стало едва отличимым.

Анжелика едва не сбилась с дороги – путь ей преградили пехотные ряды солдат, быстрым шагом выдвигающиеся к переднему краю. Склонившись с седла, Анжелика хотела спросить у молоденького офицера, правильно ли она едет к Багратиону, – но тот пробежал мимо, так ничего и не ответив маркизе. Совсем рядом ударило ядро. Звезда шарахнулась в сторону – Анжелика едва удержалась на ней, схватившись за гриву.

– Чаво встали посеред батальона, дамочка! – прикрикнули снизу и кто-то ударил кобылку прикладом по заду: – А ну, пошла!

Прижавшись к луке, Анжелика дернула поводья – Звезда рванулась вперед и вынесла маркизу на обочину. Мелькнувшая яркая вспышка почти ослепила ее. Золотой купол бородинской церкви, просвечивающий сквозь дым, вспыхнул красным – в него попало ядро. Завесу дыма разорвало, и Анжелика увидела егерей, располагавшихся у леса рядом с речкой – под натиском итальянской армии Богарне они бежали к Колоче и переправлялись на правый берег. Опять запылали костры – егеря подожгли за собой единственный мост, и увлекшиеся преследованием итальянцы оказались отрезанными от своих. Русские легко расправились с ними.

Тот самый лес и речка Колоча, мимо которых Анжелика проезжала вчера с Анненковым и Давыдовым, подсказали маркизе, что она почти доехала до армии Багратиона.

– С дороги, с дороги! – снова закричали ей. Мимо протащили пушки: – Как это вы не боитесь, барыня? Ладная такая… – хихикнул кто-то из солдат.

– Маркиза, как вы тут? – услышала она рядом с собой по-французски.

Обернулась. Из дыма рядом с ней вырос гусарский офицер, которого Анжелика встречала в Царево Займище у Давыдова.

– Бурцев, Бурцев я! Помните меня? – прокричал он, но Анжелика едва расслышала – гром орудий не умолкал.

– Я еду в расположение prince Багратиона, – прокричала она в ответ.

– Я – туда же! – откликнулся Бурцев. – Из ставки главнокомандующего скачу. Едем! Ну и жарень там у нас! Прет сынок императорский Богарне – спасу нету! Как к родимой мамке за пазуху лезет!

– Далеко ли еще? – спросила Анжелика, устремляясь вслед за Бурцевым.

– Да сейчас на курган вскочим, а там уж – видать!