Виктория Дьякова - Маркиза Бонапарта

Объехав армию и поговорив с солдатами, Кутузов осмотрел выбранную для генерального сражения позицию, принял рапорты военачальников. Затем от лица генералитета его пригласили к обеду.

Новый главнокомандующий направлялся к дому, где располагался штаб армии. На крыльце его ожидали хозяин – генерал Барклай де Толли, а также князь Багратион как старший в армии по званию. Вокруг них расположилась многочисленная блестящая свита.

Подъехав ближе, Анжелика увидела княгиню Лиз. Почему-то маркизе представлялось, что княгиня окажется в самых первых рядах приветствующих Кутузова – ведь Лиз давно была знакома с ним и даже дружна. Но Анжелика не могла не отметить: особым свойством русской принцессы было везде занимать то место, которое в данный момент оказывалось наиболее подходящим. Дочь императрицы Екатерины скромно стояла в стороне. Так же как и княгиня Анна, она ожидала, пока генералы закончат свои дела и главнокомандующий сам обратит на нее внимание.

Заметив Анжелику, княгиня Лиз пригласила ее присоединиться к ним.

– Я вижу, что вы оправились, ma chère, – сказала она с улыбкой, когда Анжелика подъехала.

– Да, вполне, благодарю вас, мадам, – ответила та.

В это время Михаил Кутузов, поднявшись на крыльцо, увидел княгиню и, поклонившись, хотел снова спуститься к ней.

– Не нужно, не нужно, Михайла Илларионович, не трудись, – видя, как тяжело новому главнокомандующему даются подъемы и спуски по лестнице, Лиз сама поспешила к нему.

– Матушка Лизавета Григорьевна, – еще раз поклонился Кутузов, встретив княгиню на крыльце и расцеловав ей руки. – Вот уж погляди, свет ты мой, я тебе письмецо привез. От государя… – Он тут же достал из-за лацкана сюртука конверт и передал его Лиз.

Выражение лица княгини не оставляло сомнений – послание вовсе не порадовало ее.

– Супружница моя, Катерина Ильинишна, поклон тебе шлет, – продолжал Кутузов.

– Как здоровье ее? Как дочки? – спросила княгиня, все еще глядя на конверт.

– Да живы-здоровы помаленьку…

Несмотря на яркий солнечный день и праздничное настроение, царящее вокруг, Анжелика лишь внешне старалась выказать бодрость. Она по-прежнему скованно чувствовала себя среди русских. Сам воздух вокруг казался ей насыщенным невысказанными угрозами и непонятными опасностями. Ей почему-то казалось, что каждый русский видит в ней только врага и следит за каждым ее движением. Потому, когда обе русские дамы прошли по приглашению Кутузова в дом, где был накрыт обед, Анжелика не торопилась последовать за ними, хотя княгиня Лиза, обернувшись, знаком позвала ее.

– Я сегодня так и сказал князю Петру Ивановичу, – услышала Анжелика за собой уже знакомый голос гусарского поэта Дениса Давыдова. – Ведь коли до Москвы докатимся и сдадим Первопрестольную, так Бонапартий нас не ровен час с собой на Индию потащит. Нет, уж если должно мне погибнуть, то лучше здесь костьми лягу. За чужую пользу в Индию не пойду…

– Ты, Денис, одно слово, что поэт. Красиво мыслишь, далеко, – ответил ему другой голос, который Анжелика не признала. – Но ведь помирать – то лучше в Индии, у амазонок тамошних.

– А наши бабы чем хуже? Кто ж за них помирать станет? – возмутился Давыдов. – Я за справедливость!

– Фантазируешь ты, Денис. Тебе сам Багратион сказал про то: никто не собирается в Индию. Разве только Бонапарт туда как-нибудь иначе попадет, не через нас.

– А я тебе скажу, чего французов туда тянет. Там, в Индии, у каждого раджи по многу жен, а у них в Париже, так же как и у нас, у каждого по одной, вот и заскучали мужики-то! В Индию собрались.

– Они заскучали, а мы причем?

– Маркиза, позвольте обратить ваше внимание к нашей скромной компании, – обратился Денис Давыдов к Анжелике.

Она отъехала на несколько шагов, чтобы не мешать разговору молодых людей.

– Признаюсь, мы все счастливы, что вы не захотели возвращаться к французам, а предпочли наше общество.

– Мне было неловко, что я окажусь невольной слушательницей, – смутилась Анжелика.

– Но мы не разглашаем секретов, – рассмеялся Давыдов и тут же предложил: – Позвольте, я представлю вам моих друзей. Ротмистр Тройкин, лейб-гвардии Гусарский полк, – начал он и тут же иронически добавил: – Явиться изволили, на третий-то месяц войны…

Молодой офицер сдернул кивер и поклонился Анжелике, встряхнув густой шевелюрой русых кудрей.

– А также мой брат, Левушка, – продолжал Давыдов.

– Я счастлив познакомиться, – проговорил тот, и Анжелика по голосу узнала участника разговора, упрекавшего поэта в излишнем фантазерстве.

– Вы собираетесь на генеральский банкет? – поинтересовался Денис у маркизы.

– Да, я приглашена. А вы?

– Мы нет, – ответил он со смехом. – Пока еще не доросли эполетами. Но мы тоже собираемся отметить приезд нового главнокомандующего. Правда, обстановка и угощение у гусар поскромнее: «Заменяет все диваны куль овса, вместо зеркала сияет яркой сабли полоса», – процитировал Денис свои стихи. – Простите, в переводе на французский получается не так гладко. «Стукнем чашу с чашей дружно. Нынче пить еще досужно. Завтра громы загремят…» Так, может быть, вместо генеральского, посетите наш банкет, мадам? – спросил гусар с хитрецой.

– С большим удовольствием, – согласилась Анжелика. Ей самой хотелось побыть с людьми, которых она совсем не знала и которые, тем более, почти ничего не знали о ней. – А ротмистр Анненков будет там? – спросила она как-то неожиданно даже для самой себя.

– О, господа! – воскликнул Левушка. – Мы зря стараемся, наши карты биты еще до начала игры. Ну что же, порадуемся за боевого товарища. Однако, – Лев наклонился к уху Анжелики и продолжал вполголоса: – По-дружески, – он подчеркнул, – исключительно по-дружески должен предупредить вас, там – о-го-го! – он покрутил пальцем над головой, изображая корону…

– Лев! – строго осадил брата Денис.

– Прошу прощения, – тот бросил на Давыдова-старшего насмешливый взгляд.

– В Петербурге говорят, – вступил в разговор Тройкин, явно желая разрядить обстановку, – недавно адмирал Чичагов отличился. Просто смех! Он нагрузил с собой на войну обозы дорогими сервизами да приборами столовыми – как загородили дорогу, армии ступить негде. Ну, французские кирасиры и отбили у него все добро – кушают теперь, радуются.

– Ох, господа, до родной моей сторонки всего-то день пути остался, если скоро ехать, – с сожалением произнес Денис Давыдов, оглянувшись на восток, – на пригорок заберешься – так и увидишь уже. Я сегодня поутру глянул, Лев, – обратился он к брату, – так сердце и зашлось. За синим лесом белая колоколенка стоит. Помнишь? Крест позолоченный в лучах солнца рассветного блещет, змейкой речушка стелится, крыши домишек, соломой крытые, видны… Куда докатились-то? До дома родного. Вырос я там.

– А как дом твой прозывается? – спросил у него Тройкин.

– Деревня Бородино, – вздохнул Давыдов. – Если снова отступать станем, так денька за два до нее и доберемся.

«Гусарские хоромы», как весело именовал Денис Давыдов временное жилище, где расположились офицеры, представляли собой пустой дом. По дороге Анжелике объяснили, что все жители Царева Займища выехали из деревни, так как их дома оказались на той самой позиции, где Барклай де Толли намеревался дать Бонапарту генеральное сражение. Потому в избе, куда квартирмейстеры разместили гусар, остался один кот, которому теперь неплохо жилось на гвардейско-армейском пайке новых хозяев.

Не спрашивая разрешения у кота, гусары обставили жилище на свой лад – но кот и не возражал. Еще подъезжая к «хоромам», Анжелика увидела рыжего полосатого хозяина – тот сидел на крыльце и деловито облизывал лапку, испачканную в сметане.

Внутри убранство дома было неприхотливым, но выдержанным, как заметил Давыдов, «в духе» – оно напоминало восточный шатер: полы застелены повидавшими виды коврами и медвежьими шкурами. Повсюду виднелось холодное оружие. Широкий стол без скатерти украшали шампанское и мадера рядом с нехитрой крестьянской закуской.

Когда Анжелика вошла, она увидела человек пятнадцать офицеров гусарских и драгунских полков в коричневых, голубых и красных мундирах, расшитых золотом. Они сидели и лежали на шкурах. Кое-кто сменил мундир по случаю стоянки на дорожный бешмет или даже бархатный полукафтан под пояс. Многие курили трубки, в доме витал щекочущий запах табака.

Увидев Анжелику, появившуюся на пороге рядом с Давыдовым, офицеры повскакали с мест, застегивая мундиры и приводя себя в порядок. Глядя на маркизу блестящими черными глазами, Денис Давыдов объявил собранию:

– Господа! Богиня! Французская богиня! Маркиза Анжелика любезно согласилась сегодня отметить приезд главнокомандующего в нашей скромной компании! Предпочтя нас генералам, – добавил он с хитрецой. – Ура, господа!

Офицеры ответили дружным «ура!».

– Наливай, – распорядился Тройкин и, подбежав к столу, отпил шампанского прямо из бутылки. Потом он откупорил новую и, налив в стакан пенящегося светло-желтого вина, преподнес его Анжелике. – Бокалов у нас нет, маркиза, – извиняющимся тоном заметил он, – Чичагов вез, да все украли у него, – ротмистр скрыл улыбку в пышные усы. – Так что вот из стаканов, пожалуйте.

– Меня это не пугает, – улыбнулась Анжелика и пригубила шампанское.

– Чего ж из стаканов? Ты вон в ту кадушку наливай, – Давыдов вытащил из сеней старинную деревянную ендову весьма внушительных размеров, – сюда бутылок пять войдет разом. Вот уж откушаешь так откушаешь. А из бокалов маркиза и в Париже попьет. Эка невидаль!

– А в самом деле, – подхватил Тройкин, – сливай сюда, сколько влезет, – пустим по кругу.

Идею ротмистра поддержали – наполненную ендову гусары передавали друг другу, отпивая из нее. Анжелику усадили на шкуры, подстелив поверх бархатное одеяло, отороченное мехом рыжей лисицы. Денис Давыдов взялся за гитару.

Тут же невесть откуда в центре комнаты появилась цыганка – красивая, худая и бледная, с блестящими черными глазами и с черными курчавыми, сизого отлива волосами. Взмахнув красной шалью, она извивалась в танце как змея, позвякивая монисто и бесчисленными браслетами, украшавшими запястья. Потом упала на колени – вся грудь ее задрожала, заходила ходуном, звон монисто сделался сильнее – она откинулась назад, длинные волосы ее пронеслись по полу, и вдруг выпрямилась, поднялась молнией, и снова закружилась в танце, быстро перебирая босыми ногами.