— О, позволишь. — Он склонился над ее грудью, укрытой лишь тончайшим слоем полотна, и губами коснулся соска.

Глаза Марии закрылись. Он так уверен в себе, и уверен недаром! Как ей устоять, если кровь вдруг превратилась в жидкое пламя, а ноги перестали держать?

Губы Оливера ласкали ее соски, а руки умело и быстро до талии расстегнули ночную сорочку, открыв его жадному взгляду обнаженную грудь.

— Оливер, — бессильно прошептала Мария.

— Мне так нравятся твои груди, — бормотал он, сжимая пальцами темные полукружия, отчего соски Марии словно окаменели. — Каждый раз, когда я вижу тебя, мне хочется опустить твой корсаж, любоваться ими и целовать.

— Думаю, в обществе оценят такие манеры, — хмыкнула Мария. — Разговоров хватит на двадцать лет.

Настойчивые руки Оливера не отрывались от ее грудей.

— Как приятно касаться тебя, — шептал он. — Мне никогда это не надоест. — Мария застонала, а Оливер хищно улыбнулся. — Когда ты стонешь, я схожу с ума. Ты так открыто отдаешься страсти.

Девушка покраснела.

— Просто тебе нравится, когда я веду себя так же распущенно, как и ты.

Глаза Оливера потемнели.

— А еще мне нравится, что ты это считаешь распущенностью. Ты понятия не имеешь, что такое распущенность. — Он поймал взгляд Марии и больше не отпускал его. — Но я с радостью тебе покажу. — Он задрал подол ночной рубашки, встал на одно колено, раздвинул вырез на панталончиках и стал целовать ее между ног. Его язык скользнул в потаенную щель. Мария задрожала.

— Оливер… О небеса! — теряя разум, шептала она.

— Мне давно этого хотелось.

Мария попробовала вырваться, спрятаться от этой невыносимой ласки, но Оливер удержал ее за бедра, шире раздвинул вырез на панталонах и с новой жадностью набросился на свою безвольную жертву. Марии казалось, что она сейчас умрет. Она едва сдерживалась, чтобы не кричать от наслаждения и стыда. Но желание было сильнее смущения, сильнее стыда и страха.

— В постели будет удобнее, — сказал он и подтолкнул ее к кровати. Мария подчинилась, и подчинилась по собственной воле. Ей не хотелось думать, что это неправильно, что она готова отдаться коварному соблазнителю. Оливер больше не был чужим, ведь теперь она знала того подростка, который рыдал над своей мертвой матерью, узнала юношу, пытавшегося беспутством заглушить боль, маркиза, который поклялся, что никогда не женится ради денег.

Она не сопротивлялась, когда он уложил ее на спину и раздвинул ей ноги. Вцепившись в простыни, Мария отдалась его самым дерзким ласкам, бессильно стонала и лишь иногда удивлялась тому, на что способны губы мужчины. Напряжение все росло, язык Оливера, двигался все быстрее, тело Марии изгибалось от стремления к неизведанному, все ее существо ждало разрядки, и разрядка пришла. Она содрогалась в сладких судорогах, а Оливер, наслаждаясь ее экстазом, шепнул:

— Какая ты страстная. — И сдернул с себя галстук, потом отшвырнул рубашку. — Так приятно смотреть, как свободно ты отдаешься своим порывам.

— Правда? — спросила Мария, села на постели и потянулась к пуговицам его брюк. — Позволь мне.

Мускулистая грудь Оливера была покрыта густыми завитками черных волос. Темная дорожка спускалась вниз и убегала под пояс брюк, которые Мария уже расстегивала. Его соски стали твердыми темными точками. Она не сдержалась и по очереди лизнула их. Из губ Оливера вырвался хриплый стон. Он прижал к груди ее голову и пробормотал:

— Я представить себе не мог, что ты такая шалунья.

Она чуть сжала сосок зубами.

— Тебе нравится?

Оливер зарылся в ее волосы. Дыхание его становилось все тяжелее.

— Черт подери, ты и сама знаешь, что да.

Не поднимая головы, Мария улыбнулась. Раньше она не знала, что, лаская мужчину, женщина тоже возбуждается. Решив испытать свои вновь обретенные женские чары, она стала целовать его грудь и живот. Напряженные мускулы вздрагивали и твердели от прикосновений ее губ.

— Господи, не оставь меня! — зарычал Оливер и одним движением стянул с себя брюки.

Мария широко распахнула глаза. Такого она не ожидала — огромный стержень оказался прямо у нее перед глазами, длиннее и толще, чем она себе представляла.

— Возьми его в руки, — властно потребовал Оливер и вдруг добавил: — Пожалуйста.

Это нелепое проявление вежливости рассмешило Марию, но Оливер нахмурился, и она успокаивающе протянула:

— Ш-ш-ш…

Поглаживая его стержень по всей длине, Мария чувствовала, как он вздрагивает от ее прикосновений.

Оливер обвил ее руку своей, отчего ее пальцы крепче обхватили своего пленника.

— Да-да, вот так, — тяжело дыша, прохрипел он, а через мгновение добавил: — Я больше не выдержу, моя сладкая. — Он оторвал ее руку от себя и перевернул Марию на спину. — Я должен получить тебя всю.

Ловким движением он снял с нее рубашку и панталоны. Марию вдруг охватила паника.

— Я никогда этого не делала, — напомнила она Оливеру.

По его губам скользнула уверенная улыбка.

— Я помню, мой ангел, помню. — И он поместился у нее между бедер.

Страх Марии усилился.

— Ты… ты когда-нибудь… с девственницей? — пролепетала она.

— Нет. — Его рука скользнула в горячую влажную щель. — Думаю, тут нет разницы.

Его пальцы творили невообразимое. Мария почти задыхалась.

— Но… т-тетя Роуз говорила, что в первый раз больно. Что будет кровь и… — заикаясь, произнесла она.

Он закрыл ей рот губами. Тяжесть его тела подействовала на нее успокаивающе. Мария обвила его шею руками и отдалась поцелуям. Это — что-то знакомое и приятное. В поцелуях нет ничего страшного.

Ей так нравилась жадность, с которой он впивался в нее губами, что она почти не заметила, когда пальцы Оливера сменились чем-то более крупным. И этот огромный твердый предмет начал стремительно прокладывать себе путь внутрь ее лона.

Мария оторвалась от его губ и замерла.

— Не бойся, — шепнул Оливер ей в ухо. — Наши тела для этого и созданы. Что тебе раньше ни говорили бы, это — самое естественное действие в мире.

— Мне оно кажется неестественным.

— Потому что ты сопротивляешься. — Он языком коснулся ее щеки. — Расслабься. Впусти его. Обещаю, тебе будет почти не больно.

— Все равно мне страшно, — жалобно протянула она и почувствовала, как его стержень глубже проник ей внутрь.

Оливер вдруг хохотнул.

— Хочешь, я кое-что расскажу тебе, чтобы отвлечь от страха?

— Что-нибудь неприличное?

— Ну разумеется. — Мария вдруг напряглась. Его жезл вошел уже глубоко. Теперь его не остановить. — Один человек как-то спросил свою дочь, какое растение растет быстрее всего. «Лука седла», — тут же ответила девушка. «С чего ты это взяла?» — удивился отец. «Когда я ехала верхом за спиной у лакея и боялась упасть, он сказал мне, чтобы я протянула руку вперед и ухватилась за луку седла. Вначале она была не толще моего пальца, а к концу пути стала размером с мое запястье».

Мария не смогла сдержать смех, но все же удивилась, что у нее внутри поместился предмет такой толщины. И пока она смеялась, Оливер прорвал девственную плеву. Она почувствовала резкую боль, но совсем не такую сильную, как ожидала.

— Ну как? — спросил Оливер у самого ее уха, и в его голосе Мария уловила скрытую тревогу.

— Все хорошо, — через силу произнесла она.

— Дальше будет лучше.

И он выполнил обещание. Его ритмичные рывки внутрь и обратно постепенно заглушили боль, превратив ее в теплое озеро. Кровь громко стучала в ее ушах, жар разливался по жилам.

— Ангел мой, — шептал Оливер, не прекращая движений. — Ты — само волшебство.

Вдруг ее тело выгнулось дугой в поисках той разрядки, которую она уже испытала.

— Мне так нравится, как ты мне отвечаешь, — с закрытыми глазами выдохнул Оливер и поцеловал ее волосы. — И волосы твои нравятся. Они пахнут весной.

В его объятиях Мария действительно казалась себе весной. Она, как цветок к солнцу, тянулась к его губам и, как цветок, расцветала от его страсти.

Его поцелуй стали отрывистее, броски тела — резче и беспощаднее. Он приподнял ее ноги, чтобы каждым рывком касаться ее жадного лона. Марии казалось, что все ее нервы превратились в огненные нити, жар заливал ее, как расплавленная лава.

— Оливер… мой дорогой Оливер… — бездумно бормотала она.

— Да, — хриплым, неузнаваемым голосом отвечал он. — Ты моя. Теперь ты моя.

Эти слова оказались последней каплей. Тело Марии словно бы вспыхнуло. Ее пронзило безумным, невообразимым наслаждением. Она не выдержала и закричала.

Оливер мощным рывком вошел в нее последний раз и зарычал, содрогаясь от наступившей разрядки.

— Моя… — чуть слышно произнес он, опускаясь на нее всем телом.

Глава 21

Оливер лежал рядом с Марией и смотрел в потолок. В его душе вдруг шевельнулся страх. Неужели он сделал ей предложение? И лишил ее девственности, чтобы заставить его принять? Как это случилось?

Только что он стоял и смотрел, как Мария спит, клялся, что оставит ее в покое, и вдруг бросился на нее, как дикий зверь. Никогда прежде он не испытывал такого подъема и такого неодолимого желания.

Оливер сам не понимал, в чем причина подобного чувства. Он познал многих женщин, но ни с одной не испытал такой самозабвенной страсти. Мария была другой, дело не только в девственности. Оливера поражало ее отношение к жизни, ее поведение. Она была практичной и безрассудной, капризной и невинной, нежной и решительной. Он никогда не знал, чего от нее ждать.

О Боже, он даже поведал ей о той ужасной ночи! Должно быть, он рехнулся. Он едва не рассказал все до конца. Как бы она отнеслась к такому его прошлому? Он уже привык к ее нежному сочувствию и не мог его потерять. Об этом не может быть и речи. Он, Оливер, лишил Марию девственности, и теперь брак — единственный выход.