— О Господи! Так ты поможешь или нет?

— А еще попутно достану тебе луну с неба и насыплю в карман звезд.

— Черт возьми, я серьезно. Мне надо с ней потанцевать. Это важно.

— Тогда просто пригласи ее, вот и все.

— Я приглашал. Но братья меня разыграли. — Оливер нервно провел ладонью по волосам. — Пока я до нее добирался, они уговорили всех своих друзей пригласить ее.

— Теперь понятно. Ты говоришь о той малышке, которую Гейб представил мне и Луизе. Мисс… Баттер… что-то такое?

— Ну да. Это она.

Фоксмур нахмурился.

— Я догадываюсь, почему ты хочешь с ней танцевать. Хочешь ее соблазнить. Она как раз в твоем вкусе. Только я вот что тебе скажу. Если ты надеешься воспользоваться балом, который устраивает моя жена…

— Черт возьми, Фоксмур! Хоть раз в жизни сделай, о чем я прошу, а не рассуждай о моих мотивах. Ты не лучше Марии, тоже рассуждаешь о приличиях. Я всего-навсего хочу один танец с этой леди, один танец, и больше ничего!

Фоксмур явно был удивлен. Оливер понял, что слишком горячится.

— Значит, Мария? — задумчиво протянул он.

— Ну да. Ее так зовут.

— Я догадался. — Он рассеянно уставился в пустоту. — Сделаем так. Когда она напишет свое имя на карточке, я воспользуюсь ловкостью рук, стащу карточку и отдам тебе. А ты, когда будешь тянуть жребий из шляпы, сделаешь вид, что вытащил ее. Очень просто.

Оливер прищурился.

— Ты это уже проделывал, — утвердительным тоном произнес он.

Фоксмур слабо улыбнулся.

— Раз или два. Влюбленные обычно не хотят рисковать в День святого Валентина.

— Я не влюблен, — оборвал его Оливер. — Так что если ты думаешь, что я…

— Что ты, что ты. Разумеется, нет. — Но было непохоже, что герцог согласился искренне.

Оливер оглядел толпу. Мария танцевала с Гейбом. В своем ангельском платье она и выглядела ангелом. И он смеет вожделеть ее! Но надо смотреть правде в глаза — ему хочется целовать ее пухлые губы, распустить, локон за локоном, эти янтарные пряди, высвободить из корсажа груди, целовать соски до тех пор, пока они не превратятся в твердые камешки. Он хочет видеть ее хмельную улыбку, когда поднимет ей юбку и дерзко раздвинет бедра.

Да, да, он хочет видеть ее улыбку. Хочет даже больше, чем просто обладать этой женщиной. Что с ним случилось? Как можно сравнить улыбку с веселой ночью в постели?

Но пульс Оливера ускорялся от одной лишь мысли о вчерашней ее улыбке. Ему так хотелось, чтобы Мария говорила с ним как прежде, чтобы поддразнивала его, даже поучала. Все, что угодно, только не этот холодный взгляд, равнодушная учтивость. Но после сегодняшнего вечера…

Маркиз замер на месте. Если бабушка отступится от своего плана, Марии больше нечего будет делать в Холстед-Холле. Их сделка закончится.

Оливер похолодел. Он этого не допустит! Он снова предложит ей стать его любовницей. И на сей раз уговорит. В конце концов, соблазнит! Ей нельзя уезжать. Не сейчас. Оливер не мог вынести даже мысли об этом.

— Ты согласен? — раздался голос Фоксмура.

Оливер очнулся.

— Ну разумеется, — наугад сказал он, надеясь, что ответил правильно.

— Ты не будешь язвить насчет того, что брак — это гибель для любого мужчины, — настаивал Фоксмур. — Обычно ты именно так приветствуешь любой счастливый союз.

— Я не в настроении для колкостей.

— Похоже, ты не слышал ни слова из того, что я сказал. А я говорил о Керквуде. О том, что без леди Керквуд он выглядит совсем потерянным.

— Неужели цвет любви уже облетел? — спросил Оливер, чувствуя себя странно разочарованным.

— Ага, вот наконец тот Стоунвилл, которого я знаю. Нет-нет, дело не в этом. Просто она на сносях. Прибавления ждут со дня на день.

Оливер почувствовал, как ему сдавило грудь. Надо же, Керквуд — отец. Еще недавно Оливер и представить себе не мог такого. Теперь у всех его друзей будут дети. А у него — нет.

Он нахмурился. Какая разница? Ему не нужны дети. Трудно вообразить отца хуже, чем он. Тогда откуда же эти картины перед глазами: Мария, беременная его сыном, он сам в лодке с голубоглазым мальчишкой показывает лучшие места для рыбалки на пруду в Холстед-Холле? Или вот опять он, читающий сказку темноволосой девочке. Она слушает и все время держит палец во рту, совсем как Селия в детстве…

Черт возьми! Это все глупые рассказы Минервы. Она-то воображает, что у него было идеальное детство. Вот он и размечтался, что у другого ребенка будет как раз такое.

— Я-то думал, что Керквуд не приедет сегодня, — продолжал Фоксмур, — но его жена настояла. Сказала, что ей хочется поскорее услышать все последние сплетни. Так что наш друг будет собирать их весь вечер. — Герцог фыркнул. — Как будто Керквуд разбирается в слухах! Истинно говорят, от любви женщина слепнет.

В этом и беда. Любовь ослепляет человека, только пока он заворожен. Когда чары проходят, все видишь в истинном свете. Ну нет, он, Оливер, не настолько глуп!

Однако, наблюдая, как Мария танцует с чередой молодых джентльменов, Оливер стал сомневаться в своей мудрости. Его терзала ревность.

Один из этих идиотов сумел ее рассмешить, она весело смеялась. Другой позволил себе после танца не сразу убрать руку с ее талии, а это уже преступление! Партнер в танце перед лотереей посмел шепнуть ей что-то на ухо, отчего Мария покраснела. Этого Оливер готов был убить. Он сам удивлялся, скольких мужчин ему хотелось стереть с лица земли за один вечер.

Наконец джентльмены собрались в ожидании лотереи. Оливер видел, как Мария написала свое имя на карточке и положила ее в цилиндр Фоксмура, но не заметил, сумел ли Фоксмур карточку вытащить. Вот подошла его очередь, и Оливер с облегчением заметил хитрую усмешку Фоксмура, который опустил карточку в шляпу так, что Оливеру осталось ее только достать.

— Мисс Мария Баттерфилд, — громко объявил он.

Мария молчала, ее лицо оставалось спокойным. Но на ближайший танец и на весь ужин она принадлежала ему. И Оливер сумеет этим воспользоваться.

Мария весь вечер изображала веселье и беззаботность. Гейб, Джаррет, их друзья были очень любезны с ней, но девушке постоянно казалось, что остальные гости только о ней и шепчутся. Она заметила, что Минерва и Селия тоже танцуют только с братьями и с их друзьями, причем Минерва не раз оставалась совсем без кавалера.

До Марии доносились слова: «Бедная девушка… да-да, американка… эти Шарпы… вы только вообразите…» Одна особенно злобная гарпия с плохо скрытым восторгом пересказывала старый семейный скандал. К счастью, кавалер Марии, очень милый молодой человек, остроумной репликой заставил ведьму замолчать.

И все это время Мария чувствовала, где находится Оливер, что он делает. Он не танцевал ни с одной женщиной. Это ее удивило и в то же время польстило ей. Большую часть времени он смотрел на нее, вернее, пожирал ее взглядом или же мрачно наблюдал за ее партнерами. Кто-то даже заметил вслух, что лорд Стоунвилл ревнует. Впрочем, Мария этому не поверила.

Сейчас, когда он направлялся к ней, Мария вдруг почувствовала себя беспричинно счастливой. Как удачно, что он вытащил ее имя! Она устала быть среди чужих людей. Губы уже болели от притворной улыбки. Даже с братьями Оливера она вынуждена была притворяться, изображать из себя ангельское создание, которое им было угодно охранять. И вот теперь человек, от которого ее защищали, направляется к ней с самым решительным видом. Сердце радостно заколотилось. Что это с ней?

Оливер подошел и стал рядом. Лотерея продолжалась. Фредди досталась невысокая, очень хорошенькая девушка, и он явно гордился ею. Джентльмен по имени Джайлз Мастерс вытащил карточку с именем Минервы. Он был доволен, Минерва — нет.

Оливер нагнулся и прошептал ей на ухо:

— Я вижу, вы довольны сегодняшним вечером.

Мария перестала замечать все вокруг.

— Почему вы так решили? — тоже шепотом ответила она.

— Вы улыбаетесь каждому молодому идиоту, который подает вам руку.

— А вы смотрите на них волком, — парировала она.

— Да я бы их в клочки порвал, если бы мог. Вы разве забыли, что у вас есть жених?

— Ненастоящий.

— Я говорю о Хайатте.

Мария тотчас почувствовала себя виноватой, но тут кое-что пришло ей в голову.

— С каких это пор вы заботитесь о его интересах?

— Просто я думаю, что помолвленная девушка не должна поощрять молодых дурачков, — ворчливо пробормотал Оливер.

— А я думаю, что мужчина, притворяющийся помолвленным, не должен шляться по борделям под носом у невесты, — прошипела она.

Тут настало время занимать места в кругу танцующих. Оливер подал Марии руку и сказал:

— Вы абсолютно правы. Я свалял дурака. Больше это не повторится.

— Подразумевается, что это извинение? — съязвила она.

— Нет, — негромко, но с явным усилием произнес он. — Извинения дальше. Простите, что я поставил вас и неловкое положение перед слугами. Простите, что столь грубо оскорбил ваши чувства. Больше всего я раскаиваюсь в том, что вел себя, как будто вы для меня ничего не значите. А это не так.

Мария опустила глаза, боясь, что он поймет, насколько она взволнована.

— Это не важно.

Он взял ее за руку и скандально близко притянул к себе.

— Важно.

Зазвучала музыка, и Оливер закружил ее в вальсе с непринужденностью опытного танцора, но сейчас Мария не чувствовала себя просто еще одной из его женщин. Взгляд Оливера не отрывался от ее глаз, а его рука лежала на ее талии с такой собственнической уверенностью, что у Марии сладко сжималось сердце.

— Если это вас успокоит, — снова заговорил Оливер, — я провел вчера скверную ночь.

— Ну и отлично. Вы это заслужили. — Мария улыбнулась. — Но мне все равно, хорошо вы погуляли или неважно.