— Таким образом, — проговорила Жозефина сердито, — ты после более чем недельной разлуки опять уезжаешь, не пробыв у меня и полчаса?

Лефор обнял ее дородную фигуру.

— Ты очень умная женщина, — сказал он. — Я это сразу понял, как только впервые увидел тебя. Возможно, ты не умеешь по-латыни, но достаточно сообразительна, и тебе не нужно объяснять вещи, как грудному младенцу.

Поцеловав Жозефину в щеки, Лефор затем несколько отступил, чтобы звонко шлепнуть ее по широкому заду.

По дороге от хижины своей подружки Лефор завернул в таверну «У гуся» посмотреть, не явился ли уже Бильярдель на условленную встречу. Капитан еще не пришел, и Лефор расположился за столом в углу зала, заказав кружку французского вина.

В таверне было немноголюдно: пять или шесть человек, сидевших с сонным видом за выпивкой. Но прежде чем Лефор успел отхлебнуть из кружки порядочную порцию, в таверну вошли несколько хорошо знакомых ему колонистов — Лазье, Фурдрен, Франше, Арнуль, Латин и Ларше. Едва обратив внимание на Лефора, они уселись за круглый стол и начали беседовать между собой так тихо, что никто из посторонних не мог бы разобрать, о чем они говорили.

Поставив свою длинную шпагу между колен, Лефор попивал не спеша вино и искоса наблюдал за этими колонистами. Их заговорщицкий вид, приглушенные голоса, невнимание к старым знакомым навели его на мысль, что назревает явная крамола. Однако Лефор держал свои подозрения при себе. Ведь в конце концов он поклялся отстаивать интересы только генерала и был готов делать это до последней капли крови. В остальном мятежники спокойно могли, с его точки зрения, сжечь дом Лесперана, разграбить и спалить склады Американской островной компании. Он не стал бы им мешать. Не испытывая к этой компании ни малейшей симпатии, Лефор тем не менее полагал, что если на Мартинике вспыхнет настоящий мятеж, то он послужит генеральской подружке хорошим уроком.

Ну что из того, если потратят немного пороху, предадут огню несколько домов и убьют одного-двух человек? В конечном счете весь этот ералаш пойдет ему на пользу, прибавит ему почета и уважения. Ведь никто, кроме него, не в состоянии справиться с беспорядками на острове.

Внезапно дверь таверны распахнулась, сухо защелкали, как кастаньеты, бамбуковые палочки, висевшие перед входом и преграждавшие путь мухам, — и в зал вошли двое мужчин. Лефор сразу же узнал в них Бофора и колониста Жана Сойера, чья плантация в Морн-Фолье располагалась на склоне холма, возвышавшегося над рекой.

Бофор и Сойер! Значит, заговор действительно назревал, приобретая все более реальные очертания! Предположения Лефора подтвердились, когда двое вновь прибывших направились прямо к столу, за которым сидели другие заговорщики. Лефор извлек из кармана очень короткую трубку с огромной головкой. Небрежным движением пальцев он стал набивать ее табаком, подняв глаза к потолку, будто наблюдая за мошками, танцующими над фонарем. Затем с рассеянным видом, словно его нисколько не интересовало, чем заняты другие посетители, Лефор осушил кружку и закурил трубку.

Приметив коренастую фигуру своего врага, Бофор захохотал, обидно и дерзко. Но его смех заглушили раскатистые хлопки широченных ладоней Лефора, который таким способом привлекал внимание хозяина к своей пустой кружке.

Де Бофор занял место за круглым столом вместе с семью другими плантаторами, и приглушенный разговор возобновился. Время от времени Бофор бросал пытливый взгляд в сторону Лефора, который не обращал на него никакого внимания, будто они вовсе не знакомы.

Однако про себя Лефор говорил:

— Да, я здесь, дружок! Скоро что-то произойдет… Жаль, если Бильярдель не придет. Вместе мы бы с вами живо расправились!

Но бравый капитан уже приближался к таверне. Его немного задержали темнота и неровности дороги. Он тоже размышлял о товарище, удивляясь, как это могло случиться, что такому отважному воину, как Лефор, дали отставку. Ему казалось, что вдвоем они образуют непобедимый союз, способный выстоять против всего острова.

Привязав коня у входа в таверну вместе с пятью или шестью уже стоявшими здесь лошадьми, Бильярдель вошел в общий зал. Вновь услышав треск бамбуковых палочек, заменявших занавесь, Лефор поднял голову и увидел своего друга.

— Эй, капитан, давайте сюда! — крикнул он во все горло, разбудив дремавших посетителей и заглушая все остальные звуки в заведении.

С довольным выражением, улыбаясь и покручивая свои длинные усы, Бильярдель протискивался между столов, задевая шпагой за все попадавшиеся на пути предметы и звеня огромными шпорами. Наконец он тяжело опустился на скамью рядом с Лефором, хлопая так же громко в ладоши, как перед тем его приятель, и требуя кувшин французского вина.

Глаза всех присутствующих в таверне были устремлены на двух героев, которые беззаботно болтали и от души смеялись. Правда, короткий предостерегающий взгляд Лефора в самом начале дал Бильярделю понять, что затевалось что-то серьезное. Оба придерживались единого мнения относительно тайного сговора, который готовился всего в нескольких ярдах от их стола.

— Великолепная погода, — заорал Бильярдель, промочив горло. — Прекрасная погода для плаванья от Сент-Китса. Ветер северный.

— Северный? — воскликнул Лефор. — Северный, говорите? Ну что же, самое время разжечь костер на рыночной площади Сен-Пьера! Пусть я сдохну от чумы, если завтра или послезавтра не загорится какой-нибудь винокуренный завод!

— Черт возьми! — выругался капитан. — Вы чересчур легко толкуете об уничтожении такого прекрасного напитка, как наш любимый ром. Кто утверждает, что его нужно жечь?

— Всякий, кто считает, что ром делается для того, чтобы гореть!

— Ром изготовляют исключительно для того, чтобы жечь внутренности, — заявил капитан безапелляционно. — Ваши внутренности, говорю я вам. И только!

Лефор и Бильярдель беседовали на пределе голосовых связок, перекрывая все остальные звуки и мешая заговорщикам общаться друг с другом. Отдельные из них начали уже проявлять признаки раздражения, что не ускользнуло от внимания двух друзей.

— Когда я служил во французском военном флоте, — продолжал горланить Лефор, — у нас был капитан, который часто повторял, что свинец — для мушкетов, чугун — для пушек, а ром — для рабов Божьих, живущих на земле.

— Ну, раз уж вы заговорили о капитанах и выпивке, — заорал, в свою очередь, Бильярдель, — я знавал одного… около пяти лет назад в Кингстоне на Ямайке. Так вот, он имел пристрастие мешать выпивку. А проделывал он следующее: сперва залпом осушит кружку пива, а затем сверху вольет в горло изрядную порцию рома, охотно закусывая мушкетным фитилем, в который вонзал свои зубы с такой же легкостью, как я в обыкновенный сладкий пирог!

— Если негодяи не прекратят болтать всякий вздор о капитанах и обжигающем роме, — сказал с угрозой кто-то из сидевших за круглым столом, — то я запихну им в глотку не мушкетный фитиль, а весь этот стол!

Это был Бофор, и Лефор узнал бы его по голосу даже за сотню лье. Губы бывшего пирата искривились в свирепой ухмылке, и он почувствовал, как все его существо наполняет ярость. Наконец-то наступил момент, когда капитан и он смогут осуществить то, о чем молча условились. Положив ладонь на руку Бильярделя, Лефор в наступившей тишине с обидной учтивостью проговорил:

— Быть может, среди вас найдется достойный джентльмен, у кого есть желание скрестить со мною шпаги?

Не получив ответа, Лефор, потрясая и гремя длиннющей шпагой, уже громче спросил:

— Быть может, кто-нибудь из вас, джентльмены, будет столь любезен и принесет мне стол, за которым вы сидите. Клянусь честью, я проглочу его за один присест, а потом поступлю точно так же с вами, со всеми восемью мошенниками!

— Эй, постой, — крикнул Бильярдель, — а как же насчет меня? Неужели у вас не найдется чего-нибудь пожевать и для меня?

Заговорщики сердито задвигались, но промолчали. Было ясно, что они хотели бы как-то ответить на оскорбительные реплики, но, очевидно, выработанный их предводителями план действий не предусматривал драку в таверне «У гуся».

— Ну и ну! — воскликнул Лефор. — Хороши, ничего не скажешь! Готовы драть горло за кружкой вина, но не больше смелости, чем у червяка в гнилой галете, когда нужно обнажить шпагу.

— Сударь! — вскричал один из конспираторов. — Это уж слишком!

Молодой горячий Ларше вскочил со стула, но Бофор, резко схватив его за руку, заставил снова сесть на свое место, приказав держать язык за зубами.

— Ну что ж, — продолжал Лефор, — эти трусливые индюки сразу тушуются, как только увидят перед собой настоящего мужчину! Бильярдель, знаете, что я о них думаю? Они напоминают мне тех, о которых капитан Лапотерье говорил… был храбрым малым этот капитан Лапотерье, встречался с ним в Сан-Доминго…

— Вот вам еще один капитан, Бофор! — возмутился Ларше, надеясь заставить того принять вызов, невзирая на прежде согласованный план.

— Еще один капитан, — подхватил Лефор, — это правда. Я знал много капитанов — десять, двадцать, быть может, сто! Бравые ребята, один к одному. Их не нужно было оскорблять дважды, чтобы заставить вытащить шпагу и проткнуть насквозь обидчика, как кусок выдержанного сыра. Могу рассказывать о них до самого утра, раз вам так нравится слушать.

— Нет, черт побери! — закричал Бофор, доведенный до белого каления. — С нас довольно!

С этими словами он, с треском опрокинув свой стул, вскочил. Внезапно Бильярдель и Лефор увидели у него в каждой руке по пистолету. Одновременно раздались два выстрела, за которыми почти сразу же послышались дикие крики, треск разлетающейся в щепки мебели. Однако весь этот грохот перекрывал повелительный и веселый голос:

— Тысяча чертей! Капитан, прикончи их всех! Оставь мне только Бофора! Он мой!