– Вы говорите о сэре Дадли? – спросил Энтони. – Да, это милый, но беспомощный человек. Зато его племянник молод и силён; королева может опереться на его плечо.

– К сожалению, сэр Роберт часто огорчает её величество, – ещё раз вздохнула Джейн.

– Да что вы? И в чём причина этого?

– Сэр Роберт слишком высокого мнения о себе. Он любит королеву, – но ему кажется, что она мало его ценит. Между ними случаются ссоры по этому поводу.

– Присядем на скамейку? – предложил Энтони. – Как жаль слышать такое, – они лишь недавно вместе, а уже разлад! Но мне кажется, вы преувеличиваете, Джейн, немножечко сочиняете.

– Сочиняю?! – воскликнула она с обидой. – Сегодня её величество вернулась из театра расстроенная. В театре она была с сэром Робертом, – значит, он огорчил её. Это тем более верно, что сэр Роберт не присутствовал на обеде, и её величество даже не спросила о нём.

– Беру свои слова обратно, похоже вы правы, – согласился Энтони. – Между прочим, я когда-то знавал сэра Роберта. Близки мы не были, но что-то вроде приятельских отношений существовало.

– Вы поражаете меня, милорд, – несмотря на вашу молодость, вы всех знаете, со всеми знакомы.

– Я очень общителен и мне интересны люди, – засмеялся Энтони. – Путешественники открывают новые страны, а я открываю для себя новых людей. Это так увлекательно, находить и открывать новых людей.

– Увы, мне это недоступно! – с сожалением сказала Джейн. – Я выросла затворницей под строгим надзором своего опекуна, которого вы считаете добрым человеком. Я почти ни с кем не зналась.

– Однако теперь у вас огромные возможности для знакомства, – заметил Энтони. – Вы могли бы завести десятки друзей, – не говоря уже о полезных связях.

– Нет, это не по мне. Я не верю в дружбу по расчёту.

– Расчёт – это фундамент, на котором держится мир; всё в мире строится на расчёте, – возразил Энтони. – Так заведено от Бога: он дал нам десять заповедей, чтобы мы соблюдали их – разве это не расчёт? Будете соблюдать заповеди, можете рассчитывать на Царствие Небесное; не будете – договор расторгается. Блестящий образец расчёта! А учение Спасителя, о котором вы упомянули, – что это, как не расчёт? Тоже случай договорных взаимных обязательств, – между Господом и человеком. Таким образом, расчёт идет от Бога и наш Бог – расчёт. Взгляните внимательно, милая леди, везде вы найдёте расчёт. По расчёту живут как наши католики, так и ваши протестанты, – в этом у них нет религиозных различий.

– Вы кощунствуете, милорд! – возмутилась Джейн. – Отношения между Богом и человеком есть великое таинство. Глубокие чувства лежат в основе этих отношений: вера, надежда и любовь, – а не ваш плоский расчёт!

– Простите меня, Джейн. Я увлёкся краснобайством и согрешил, – Энтони умоляюще сложил руки на груди. – Ваши слова о расчёте напомнили мне одну сцену, которую я недавно наблюдал. Хозяева дома выгоняли семью, которая не могла больше платить аренду. Беднягам некуда было податься, – пытаясь успокоить своих испуганных детей, они в растерянности стояли на улице, а хозяева дома жаловались, как трудно нынче жить, какие большие расходы у них, как приходится считать каждый пенни. Затем выгнанное из дома семейство побрело куда глаза глядят, а хозяева всё продолжали жаловаться на свою тяжелую жизнь.

Самое забавное, что я знаю этих хозяев: они весьма обеспеченные люди, имеют собственное дело, с которого получают неплохой доходец, к тому же, владеют четырьмя или пятью домами в Лондоне. Один из этих домов сдаётся под жильё для бедняков; аренда приносит моим знакомым небольшую сумму, однако её хватает на покрытие каких-то там пустяшных расходов. Это важное обстоятельство заставляет моих добрых друзей аккуратно взыскивать арендную плату, не давая никаких отсрочек и поблажек и безжалостно выгонять на улицу тех, кто заплатить не может. А что поделаешь, нам нет расчёта держать должников, говорили они мне.

– Вы, конечно, скажете, что эти ваши знакомые принадлежат к евангелической вере? – спросила Джейн.

– В том-то и дело, что к католической! – воскликнул Энтони. – Если бы они были протестантами, я бы ещё мог понять их. Ваш великий пророк Кальвин… Ах, извините, Джейн, я опять кощунствую, – не буду, не буду!.. Кальвин утверждал, что каждый человек от рождения предопределён Господом к спасению или проклятию; знак же предопределения – успех или неудача в жизни. Те, кому удалось добиться успеха, были определены к спасению; те, кто потерпели неудачу в жизненных делах, были намечены Господом к погибели. Исходя из этого, бедняков нечего жалеть, – ведь сам Бог проклял их души.

Но в нашей вере иные представления: следуя словам апостолов, мы полагаем, что все люди равны перед Господом, – богатые и бедные, знатные и незнатные, наделённые властью и подчиняющиеся ей, хозяева и рабы. Спасение же человека зависит исключительно от того, сможет ли он очистить от грехов душу и сердце, чтобы войти в сонм святых перед ликом Господа.

Вот почему меня задел за живое поступок моих знакомых. Денежный расчёт взял у них верх не только над расчётом небесным, но и над мыслью о спасении души.

– Чему удивляться? – сказала Джейн. – Они берут пример с главы вашей церкви. Поведение пап бывает просто ужасным…

– Не будем трогать святейших пап, милая Джейн! Пути Господа неисповедимы, – прервал её Энтони. – Я думаю, что циничный расчёт, бессовестная корысть и бесстыдная погоня за чистоганом, поразившие Англию, подобно чуме, заразили нас при короле Генрихе. Своими реформами он погасил божью искру в народе и открыл дорогу самым низменным порывам. Недаром одной из первых жертв этих реформ пал сэр Томас Мор, великий человек, не принявший их и сложивший голову на плахе.

– Но в старые времена тоже творились ужасные вещи, – возразила Джейн.

– Да, было много зла, – но было и добро, сострадание, человеколюбие, бескорыстие и милосердие!

– Вы говорите как… – Джейн не закончила фразу.

– Как государственный преступник? – усмехнулся Энтони и, вздохнув, провёл ладонью по лицу, будто отгоняя наваждение. – Ах, добрая милая Джейн, ваша душевная чистота поистине опасная штука! Она заставляет забыть об осторожности, а это непозволительная роскошь в нашу эпоху.

– Нет, вы не так меня поняли! Вы можете быть со мною откровенны до конца, мне это приятнее, чем слащавые комплименты, – Джейн ободряюще дотронулась до его плеча. – Сегодня вы открылись мне с неожиданной стороны, и хотя я не согласна с вами, но мне нравится ваша искренность.

– Благодарю вас, Джейн… Но о чём мы с вами беседовали?… Да, о сэре Роберте и королеве… Так они поссорились из-за того, что сэр Роберт считает себя ущемлённым вниманием королевы? Это прискорбно. А знаете ли, мне пришла в голову неплохая идея: не попробовать ли мне потолковать с сэром Робертом по-приятельски? Может быть, мне удастся образумить его? – Энтони вопросительно посмотрел на Джейн.

– Если бы вы были его близким другом, тогда, возможно, это принесло бы пользу. Однако ваше давнее и поверхностное знакомство вряд ли позволяет надеяться, что он прислушается к вашим советам, – с сомнением произнесла Джейн.

– Вы правы. Что же, забудем об этом… Смотрите, какой восхитительный закат сегодня! На небе ни одного облачка, воздух прозрачен и наполнен розовым цветом, верхушки деревьев озарены томными лучами заходящего солнца, свежие молодые листья трепещут от нежного тёплого ветерка. Чудесный вечер, не правда ли?

– Да, чудесный вечер, – рассеяно кивнула Джейн. – Быть может, ваша идея не так плоха. Попробуйте поговорить с сэром Робертом; мне очень жаль королеву, она расстраивается из-за ссор с ним.

– Вы сама доброта, Джейн, – Энтони поднёс её руку к своим губам. – Значит, вы представите меня сэру Роберту?

– Я? Не понимаю.

– Но я не вхож во дворец, меня не пропустят дальше передних комнат. Вот если вы попросите сэра Роберта об аудиенции для меня… Кто сможет отказать любимой фрейлине королевы?

– Ох, знали бы вы, сколько мне приходится выслушивать просьб, обращённых ко мне именно как к фрейлине её величества! – воскликнула Джейн.

– Я вам сочувствую, – однако я прошу не для себя: какой мне прок от этой встречи? Впрочем, как хотите.

– Нет, нет, я не отказываюсь! Ладно, я попрошу сэра Роберта, – согласилась Джейн.

– Когда?

– В ближайшие дни.

– А сейчас?

– Сейчас?

– Да, сейчас. Вы сказали, что королева, вернувшись из театра, не пожелала видеть сэра Роберта, и, стало быть, он теперь один в своих покоях. Удобный момент для аудиенции, когда ещё такой будет? – убеждал Энтони.

– Хорошо, я теперь же пойду к сэру Роберту, – Джейн встала со скамьи.

– Я провожу вас, – поднялся вслед за ней Энтони, – и буду ждать в мозаичной приёмной… А всё-таки чудесный закат сегодня.

* * *

Сэр Роберт, в распахнутом халате, метался по своей комнате, опрокидывая мебель и швыряя всё что попадало ему под руку. На полу валялись стулья и кресла, осколки разбитых ваз, перегнутые книги, опрокинутые канделябры, разбросанные свечи, – но более всего было помятых и разорванных листов бумаги. Сэр Роберт вот уже третий час писал послание к королеве; оно должно было поставить точку в их ненормальных отношениях и прекратить издевательства, которым он подвергался.

Начало письма выходило легко: «Ваше величество!», – но дальше шло туго. Был, например, такой вариант: «Я имею честь уведомить вас, что отныне не обеспокою своим присутствием вашу особу, весьма занятую наиважнейшими делами…» – и так далее. Однако при повторном прочтении обнаружилось, что выходила какая-то чепуха: особа королевы отделялась от неё самой и занималась наиважнейшими делами; в то же время сэр Роберт, обращаясь к королеве, обещал не беспокоить эту особу, чем окончательно придавал особе самостоятельный статус, – раздвоение личности было очевидно.

Второй вариант вроде бы звучал лучше: «Ваше величество! Не претендуя на место возле вашего трона, я оставляю его другим, более достойным персонам…» – и прочее. Но и этот вариант был плох: как можно было оставить место, на которое, по его же собственному признанию, сэр Роберт не претендовал? Нельзя же, черт побери, оставить то, чего у него нет и что ему не надо?!.. И что означает «другим, более достойным персонам», – следовательно, он персона недостойная? Хороший оборот речи, нечего сказать: «Я, недостойная персона, оставляю место другим, более достойным персонам»!