Так прошли в Траффорд-Парке эти три часа.

Затем прилетел верховой, истина стала известна. Лэди Кинсбёри снова прошла в детям, но на этот раз не поцеловала их. Луч славы блеснул здесь и исчез, тем, не менее она чувствовала некоторое облегчение.

— Зачем я поддался этим страхам, в то утро, — подумал мистер Гринвуд.

Бедный маркиз почти тотчас задремал, а за другое утро едва помнил о получении первой телеграммы.

IX. Ложные вести

Был и другой дом, в который ложные вести о смерти лорда Гэмпстеда проникли в тот же вечер.

Сам мистер Фай не посвящал много времени на чтение газет. Если б он сидел один в конторе, до него бы и не дошли ложные вести. Но, сидя у себя в кабинете, мистер Погсон прочел третье издание «Evening Advertiser» и увидел подробный отчет о происшествии. В нем говорилось что лорд Гэмпстед, пролегая себе путь через калитку, полетел вместе с лошадью, причем вся охота переехала через него. Его подняли мертвым и тело его отнесли в Горс-Голд. Имя лорда Гэмпстеда пользовалось известностью в конторе. Триббльдэль всем рассказал, что молодой лорд влюбился в дочь Захарии Фай и готов жениться за ней, как только она этого пожелает.

Через молодого Литльбёрда рассказ этот взял известен старику и, наконец, дошел даже до ушей самого мистера Погсона. К этой крайне невероятной истории в конторе отнеслись с сильным сомнением. Но были произведены некоторые расследования и теперь большинство верило, что это правда. Когда мистер Погсон прочел отчет о трагическом происшествии, он с минуту задумался, потом отворил дверь и позвал Захарию Фай.

— Друг мой, — сказал мистер Погсон, — читали вы это? — и он подал ему газету.

— У меня всегда мало времени для чтения газет, разве вечером, когда вернусь домой, — сказал клерк, взяв предлагаемый ему лист.

— Вам следовало бы прочитать это, так как я слышал, как упоминалось ваше имя в связи с именем этого молодого лорда.

Тут квакер, спустив очки со лба на глаза, медленно прочел заметку. Мистер Погсон заботливо следил за ним. Но на лице квакера не отразилось особенного волнения.

— Касается это вас, Захария?

— Молодого человека этого я знаю, мистер Погсон. Хотя он неизмеримо выше меня по общественному положению, обстоятельства сблизили нас. Если это правда, я буду огорчен. С твоего разрешения, мистер Погсон, я запру свой стол и тотчас вернусь домой.

Мистер Погсон, конечно, согласился на это, попросив квакера положить газету в карман.

Захария Фай, пока он направлялся к тому месту, где обыкновенно садился в омнибус, сильно раздумывал, о том, как ему лучше поступить, по возвращении домой. Сообщить ли печальную весть дочери, или подождать?

Благоразумнее будет, решил он, выхода из омнибуса, покамест ничего не говорить Марион. Он тщательно уложил газету в боковой карман и стал придумывать, как бы ему получше скрыть свои чувства по поводу начальной вести. Во все было напрасно. Новость уже проникла в Парадиз-Роу. Мистрисс Демиджон была такая же страстная охотница до новостей, как и ее соседи, и обыкновенно посылала за угол за вечерней газетой. На этот раз она поступила точно также и, через дне минуты после того как газета попала к ней в руки, чуть не с восторгом крикнула племяннице.

— Клара, вообрази, этот молодой лорд, который ездит сюда к Марион Фай, убился на охоте.

— Лорда Гэмпстед! — возопила Клара. — Господи, тетушка, не верится! — В ее тоне также было что-то похожее на ликование. Слава, ожидавшая Марион Фай, была слишком велика для долготерпения любой соседки. С тех пор, как стало признанным фактом, что девушка понравилась лорду Гэмпстеду, популярность Марион в Парадиз-Роу несомненно уменьшилась. Мистрисс Дуффер не находила ее более красивой; Клара уверяла, что всегда находила ее дерзкой; мистрисс Демиджон выразила мнение, что молодой человек этот — идиот; а хозяйка таверны остроумно заметила, что «молодых маркизов не поймать соломинками».

— Надо мне пойти, сказать бедной девушке, — тотчас сказала Клара.

— Оставь, — сказала старуха. — И без тебя найдется, кому ей сказать. — Но такие случаи встречаются так редко, что не годится не пользоваться ими. В обыкновенной жизни событий так мало, что внезапные несчастия являются даром с неба, чуть ли даже и не тогда, когда случаются с нами самими. Даже похороны приятно нарушают однообразие наших обычных занятий, а оспа в соседней улице вызывает радостное волнение. Клара скоро завладела газетой и, держа ее в руке, перебежала через улицу, к дому № 17-й.

Мисс Фай была дома и минуты через две сошла в гостиную к мисс Демиджон.

Только в течение этих двух минут Клара начала думать о том, как она подготовит приятельницу в этой вести, или вообще сознавать, что «весть» требует подготовки. Она бросилась через улицу с газетой в руке, гордясь тем, что может сообщить крупную новость. Но в течение этих двух минут ей пришло в голову, что в таких случаях необходимо хорошенько подобрать выражения.

— О, мисс Фай, — сказала она, — слышали вы?

— Что? — спросила Марион.

— Не знаю, как и сказать вам, это так ужасно! Я только что прочла об этом в газетах, и сочла за лучшее прибежать сюда и дать вам знать.

— Случилось что-нибудь с отцом моим? — спросила девушка.

— Нет, не с отцом. Чуть ли это еще не ужаснее, так как он так молод.

Тут яркий румянец залил лицо Марион; но она стояла молча и черты ее приняли почти жесткое выражение от решимости не выдавать чувств своего сердца перед этой девушкой. Вести, каковы бы они ни были, должны касаться его. Не было никого другого «такого молодого», о ком эта особа могла бы говорить с ней в этом тоне. Она стояла молча, неподвижно, лицо ее нисколько не выражало ее чувств.

— Не знаю, как и сказать, — повторила Клара Демиджон. — Лучше возьмите газету и прочтите сами. Это в предпоследнем столбце, внизу. «Несчастный случай на охоте». Сами увидите.

Марион взяла газету и прочла заметку до конца, не шевельнув ни одним членом. Отчего эта жестокая девушка не хочет уйти и оставить ее с ее горем? Зачем она стоит тут, смотрит на нее, точно желая исследовать до дна печальную тайну ее сердца? Она не отрывала глаз от газеты, не зная куда смотреть, так как не хотела заглянуть в лицо своей мучительницы, с мольбой о пощаде.

— Не правда ли, как печально? — сказала Клара Демиджон.

Послышался глубокий вздох.

— Печально, — повторила она, — да, очень печально. Право, если вам все равно, я теперь попрошу вас оставить меня. Ах, да, вот газета.

— Может быть, вы бы желали показать ее отцу.

Марион покачала головой.

— Так я отнесу ее тетушке. Она еле заглянула в нее дойдя до этой заметки, она, конечно, прочла ее вслух, а я не дала ей покою, пока она не отдала мне газету, чтоб принести ее сюда.

— Пожалуйста, оставьте меня, — сказала Марион Фай.

Бросив на нее взгляд, выражавший и удивление, и гнев.

Клара вышла из комнаты.

— Она, кажется, совершенно равнодушна, — отрапортовала племянница тетушке. — Она встала такой же павой, как всегда, и попросила меня уйти.

Когда квакер подошел к двери и отворил ее своим ключом, Марион была в передней и ждала его. До той минуты, как она услышала звук ключа в замке, она не двинулась из комнаты, почти не изменяла позы, в которой оставила ее посетительница. Она опустилась на близь стоявший стул и сидела все думая, думая…

— Отец, — сказала она, положив ему руку на плечо и заглядывая ему в лицо, — отец!

— Дитя мое!

— Слышал ты что-нибудь в Сити?

— А ты, Марион?

— Так это правда? — крикнула она, ухватив его за обе руки, повыше локтя, точно боялась упасть.

— Кто знает? Кто может сказать, что это правда, до получения дальнейших известий. Войдем, Марион. Неприлично нам здесь толковать об этом.

— Неужели это правда? О, отец, отец, это убьет меня.

— Нет, Марион, не говори этого. В сущности говоря, молодой человек был для тебя почти посторонним.

— Посторонним?

— Сколько недель прошло с тех пор, как он в первый раз видела его? И сколько раз это было? Раза два, три. Жаль мне его, если это правда. Очень он был мне по душе.

— Но я любила его.

— Полно, Марион, не говори этого. Ты должна умерять себя.

— Не хочу я умерять себя. — Она вывернулась из-под руки его. — Я любила его всем сердцем, всеми силами, всей душой. Если правда то, что пишут в этой газете, то я также должна умереть. О, отец, правда ли это? Как ты думаешь?

Он немного призадумался, прежде чем ответить. Он сам почти не знал, что он думает. Газеты эти, в вечной погоне за новостями, готовы помещать и ложные, и верные известия без разбору, ложные, пожалуй, скорее, лишь бы польстить вкусу читателей. Но если это правда, то как вредно было бы подавать ей ложные надежды!

— Нет основания отчаиваться, — сказал он, — до завтрашнего утра, когда мы получим свежие вести.

— Я знаю, что он умер.

— Перестань, Марион. Знать ты ничего не можешь. Если ты покажешь себя мужественной девушкой, какова ты есть, то вот что я для тебя сделаю. Я сейчас же отправляюсь в Гендон, в дом молодого лорда и там всех расспрошу. Верно же они знают, если с их господином случилось что-нибудь дурное.

Сказано, сделано. Бедный старик, после своих продолжительных дневных трудов, не дождавшись обеда, захватив только в карман кусок хлеба, сел на извозчика и приказал везти себя в Гендон-Голл. Слуги были очень удивлены и озадачены его расспросами. Они ничего не слыхали. Лорда Гэмпстеда с сестрою ожидали домой на другой день. Обед был для них заказан, огонь был и теперь уже разведен во всех каминах. «Умер!», «Убился на охоте!», «Затоптан до смерти!» Ни единого слова об этом не достигло Гендон-Голла. Тем не менее экономка, когда ей показали заметку, поверила ей вполне. Слуги также поверили. А потому бедный квакер возвратился домой вовсе не утешенный. Положение Марион, в эту ночь, было очень печально, хотя она старалась не поддаваться своему горю. Они не обменялись почти ни одним словом, когда она сидела возле него за ужином. На следующее утро она встала, чтоб дать ему позавтракать, после ночи, в течение которой сто раз засыпала от утомления, чтоб снова проснуться минуты через две, с полным сознанием своего горя.