Перед первым уроком Маринка, опасаясь, что не все дети знают о Димкиной трагедии, осторожно предупредила одноклассников, чтобы ему не задавали лишних вопросов. Ей казалось, что он не выдержит, если кто-то хотя бы намеком напомнит ему о случившемся. Целый день потом она следила за Димкой, пытаясь заметить предательские штрихи произошедших с ним перемен. Но он держался ровно и отстраненно, как обычно, даже улыбался и рассказывал что-то смешное. Может быть, он был чуть бледнее обычного… Или ей так показалось тогда?

После уроков Маринка увидела, как Димка помог сестренке надеть ранец, и они медленно вышли вдвоем из серого здания школы. Крепко держась за руки, дети потопали по дорожке к дому, где жила элита маленького подмосковного городка Петровское — Соловьев-старший был «шишкой» в местной номенклатуре. По пути они зачем-то свернули в другой дворик, где бросили на скамеечке ранцы. Маринка смотрела на них, притаившись за стеной дома. Димка осторожно покачал Наташку на качелях, потом они вместе повисели на железных брусьях, раскачиваясь как обезьянки. Сердце Маринки разрывалось от боли. Она жадно следила за каждым движением детей, готовая в любую минуту рвануть им на помощь, утешить, поддержать…

— Мамочка, я сегодня видела Димку Соловьева, — взахлеб рассказывала Маринка вечером. — Он такой тонкий, такой…

— Что ты мне про Димку этого битый уже час рассказываешь? — прервала ее мать и подозрительно посмотрела на дочь. — Ты в него, часом, не влюбилась? Смотри у меня! Я тебе дам — с мальчиками крутить! Рано еще о глупостях думать!

Маринка замолчала и никому больше не рассказывала про свои чувства — только подружке Вике, да и то не все. Следующие месяцы прошли для девочки с глубоким осознанием своей тайной причастности к чему-то нестерпимо важному. Оставаясь по-прежнему незаметной для объекта своей заботы, она делала все возможное, чтобы хоть как-то облегчить жизнь бедным детям. Как будто она почувствовала себя гораздо старше и сильнее их обоих.

В столовой у Димки всегда каким-то чудом оказывалась самая большая порция холодных, скользких пельменей. Это Маринка незаметно перекладывала ему еду из своей тарелки. Иногда она приносила в школу вкусные домашние пирожки и всех угощала, оставляя самые большие, конечно, Димке. Если девочка узнавала, что он не успел подготовить домашнее задание по русскому, который отчего-то не любил, то тянула руку и первая вызывалась к доске, чтобы, не дай бог, Соловьев не получил плохую отметку. Каждый день она наблюдала за тем, как выглядит Димка, и, если ловила тени усталости в уголках его живых серых глаз, страшно переживала.

Дни бежали за днями, и каждый из них был наполнен для Маринки глубоким смыслом. Кто уполномочивал ее на такие поступки и насколько нужна была тогда сиротам ее помощь, Маринка не могла бы ответить и спустя многие годы. Тогда же она просто повиновалась мощному импульсу, который двигал ею изнутри, не оставляя никаких шансов на сопротивление.

К Новому году Маринка связала Наташке варежки. Стояли морозы, и она беспокоилась, чтобы малышка не мерзла. Маринка принесла их с собой в ранце и ждала удобного момента, чтобы передать варежки Димке. Подойти и поговорить с ним она по-прежнему стеснялась. Выждав удобный момент после уроков, когда в классе никого не было, Маринка положила варежки к Димке в парту.

— Эй, Смирнова! Ты что там делаешь? — Оклик прозвучал как пощечина. Маринка медленно повернулась и покраснела до кончиков ушей.

— Да так, ничего… — Она переминалась с ноги на ногу, как будто ее застали за каким-то неблаговидным поступком.

— Я давно заметил, что ты за мной наблюдаешь… Чего тебе нужно?

— Я… В общем, я связала варежки для твоей сестры…

— Что? Варежки? Зачем? — Димка изумленно повертел в руках яркие шерстяные рукавички.

— К Новому году… Хотела подарок сделать… — В глазах у Маринки застыли слезы. Какая же она дура! Совсем не то сказать-то хотела…

— Ты что, знакома с Наташкой?

— Нет…

— Ну ладно, спасибо! — смягчился мальчик. — А я тут тетради в парте забыл, вернулся. Ты идешь домой, что ли? А варежки сама сестре подари, она меня внизу ждет.

— Да-да, я уже иду! — засуетилась Маринка. Наташка пришла от варежек в восторг.

— Мне так давно никто уже ничего не дарил! — восклицала она, примеряя их.

Втроем они погуляли немного по заснеженному школьному двору, потом разбрелись по домам. Так начались их странные отношения, перейдя из плоскости девичьих мечтаний в реальность. Теперь Маринка вздохнула спокойнее, поскольку стала чуть-чуть ближе к тем, кто так сильно волновал ее душу.

А весной Маринку ждал новый сильный стресс. Однажды в солнечную майскую пятницу Димка стал отпрашиваться с субботних уроков.

— Соловьев, что там у тебя такое случилось? — спросила классная руководительница Ирина Николаевна. Она была расположена к Димке и старалась опекать его в меру возможностей.

— Понимаете, Анна Сергеевна, у меня папа в Москве женится…

— Ах вот как! — Учительница была, конечно, в курсе недавней трагедии семьи Соловьевых, так что сейчас не смогла сдержать удивления. — Ну тогда конечно, поезжай!

Стоявшей рядом Маринке в этот момент показалось, что ее приподняли в воздух и изо всех сил швырнули лицом на холодные бетонные плиты. Она попыталась закрыть обеими руками уши и выбежала из класса. До самого вечера девочка проплакала в школьном туалете, не понимая, как это отец Димки может на ком-то жениться после того, что случилось, и вообще — как может существовать в мире подобная несправедливость. Она всего несколько раз видела Татьяну Алексеевну, мать Димки, но ей казалось, что им обеим сегодня нанесено величайшее в мире оскорбление.

В воскресенье Маринка задумчиво бродила по пустынному парку на окраине их города. Она очень любила этот парк в любое время года, но особенно — весной, когда из клейких, ароматных почек выстреливали первые листья и в воздухе носилось ощущение скорых замечательных перемен. Из-за деревьев Маринка увидела, как неподалеку остановилась черная «Волга». Из нее вышли Димкин отец и высокая, стройная женщина в кокетливой белой шляпке. Смеясь и болтая о чем-то, они пошли по дорожке в глубь парка. Не зная, зачем она это делает, Маринка последовала за ними, прячась за деревьями.

Лев Дмитриевич нежно вел свою даму под руку, изредка наклоняя лицо к ее вьющимся темным волосам. Маринка неотступно следовала за ними, не в силах оторвать от парочки жадного взгляда. Силуэтом дама была очень похожа на Татьяну Алексеевну, но держалась как-то свободнее, раскованней. В какой-то момент сильным движением Соловьев опустил свою спутницу на скамейку, она начала смеяться и шутя отбиваться от него. Боже! На кого он променял умершую жену! Как они могут вот так запросто целоваться в парке, когда Татьяна Алексеевна лежит сейчас в холодной, недавно оттаявшей земле и не видит этой ранней прекрасной весны! Даже года еще не прошло… Сердце Маринки забилось так сильно, что едва не выпрыгнуло из грудной клетки. Лев Дмитриевич между тем сильно прижал даму к себе и страстно впился в нее губами. Маринка вскрикнула и чуть не потеряла сознание. Парочка встрепенулась. Лев Дмитриевич привстал и внимательно посмотрел в сторону деревьев, где пряталась девочка.

— Кто здесь? — громко спросил он.

На Маринку точно столбняк нашел. Она стояла, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Лев Дмитриевич, конечно, увидел ее из-за веток. На одно мгновение их взгляды встретились. После этого Маринка как ошпаренная побежала прочь, не разбирая дороги.

Домой она пришла поздно вечером, измученная и несчастная. Мысли о Димке и Наташке не давали покоя. Не было никакого сомнения в том, что эта высокая, стройная дама окончательно и бесповоротно намерена занять место Татьяны Алексеевны.

— Привет, дочь! Ты откуда так поздно? Я уже беспокоилась…

В квартире все было непривычно: разрумянившаяся взволнованная мать встретила ее на пороге, в коридоре вкусно пахло пирогами. Маринка попыталась избежать вопросов и сразу нырнуть в комнату, но не тут-то было.

— Николай! — необычно весело обратилась мать к кому-то в кухне. — А вот и моя дочь Маринка вернулась. Сейчас будем пить чай.

Маринка обреченно вздохнула и пошла на кухню. Только теперь она обратила внимание, что мать была нарядно одета, завита и накрашена, чего с ней давно уже не случалось. Значит, гости. На кухне сидел немолодой гражданин в помятом пиджаке и аппетитно закусывал салатом. Перед ним стояла полупустая бутылка водки. При виде девочки гость изобразил некое подобие улыбки.

— А, здравствуй, Мариночка! Проходи, много о тебе слышал от мамы. Ну, Лидка, какая она у тебя красавица-то! Надо за это выпить! — И Николай, не дожидаясь ответа, потянулся к бутылке.

Девочка снова вздохнула и послушно села за стол. Меньше всего ей сейчас хотелось общаться с каким-то Николаем.

— Да ты кушай, дочка, кушай! — Мать суетилась вокруг, подмигивая гостю. — А у нас для тебя есть хорошие новости!

— Какие? — Маринка, не поднимая глаз, положила себе немного салата и картошки.

Мать торжественно посмотрела на гостя и подбоченилась:

— Мы с Николаем Степановичем решили пожениться!

— О господи! И вы тоже… — Маринка бросила вилку и выбежала из-за стола, не в силах более выносить все это. Но мать преградила ей дорогу:

— Да, и мы! Еще молодые небось! Ты что, своей матери счастья не хочешь? Думаешь, только твоему Соловьеву жениться можно? И главное — где он только отыскал такую, чтоб глаза, фигура — все как у бывшей жены. Даже зовут Татьяной… Как по заказу!

— Перестань, пожалуйста! — Маринка подавила рыдание. Сердце у нее снова заколотилось — как тогда, когда она увидела парочку в парке.

— Доченька моя, да что ты опять! Николай Степанович очень хороший, работящий, почти без вредных привычек. Работает шофером. Он будет о нас заботиться… Куда же ты?

— Отстаньте от меня все! — закричала девочка и выбежала с кухни, хлопнув дверью.