— Что знаю, по-вашему?

— Причину, из-за которой мой супруг жил практически в заточении в доме своих предков? Причину, из-за которой мне были известны только его голос из зеркала, рука в белой перчатке за черным занавесом и далекий силуэт всадника в белой маске? Причину, из-за которой он женился на мне, незнакомой ему и беременной от другого, потому что этот другой был император, вместо того чтобы самому произвести на свет наследника?

Княгиня Морузи согласно кивнула:

— Мне известны все эти причины, которые, по сути дела, являются одной!

— Тогда скажите мне ее! Я хочу знать… Я имею право знать!

— Действительно! Но я не имею права… Я… Вы задали мне единственный вопрос, на который я не могу ответить. Но охотно сообщу вам, что, вопреки словам этого демона Дамиани, Коррадо жив. Я полагаю, что в последний момент что-то более сильное, чем он, отвело руку негодяя. И он промахнулся: Коррадо был только ранен. Тогда негодяй не посмел закончить начатое и ограничился тем, что заковал его в цепи в подвале старого дворца Соренцо в Венеции, считая, что там он сам умрет. Но вместо этого князю удалось выздороветь, восстановить силы и освободиться…

Марианна мгновенно вновь увидела просторный вестибюль венецианского дворца, который был также и ее тюрьмой. Она вновь увидела убитых черных служанок, грузное тело Маттео Дамиани, задрапированное в шитый золотом плащ, распростертое на ступеньках лестницы, истекающее кровью, с железными наручниками и цепями на груди. И все эти тайны, которые она спрятала в глубинах памяти, снова выплыли на поверхность, но теперь освещенные новым светом…

— Итак, — сказала она медленно, словно поглубже вникая в смысл произносимых слов, — итак… это был он, кто в Венеции в ту ужасную ночь убил Дамиани и его рабынь?

— Совершенно верно, это был он. И, сделав это, он не отомстил, а просто осуществил самое обычное правосудие. Дамиани был осужден за все его преступления и казнен. Это право и долг князя.

— Я и не возражаю. Но тогда почему же он скрылся? Почему не пришел ко мне, чтобы все объяснить? Я тоже была пленницей в том дворце, он должен был сказать вам об этом.

— Он так и сделал, — подтвердила княгиня.

— Вместо этого он отворил мою темницу и бежал неизвестно куда, даже не подумав разбудить меня. Однако он был у себя, и никто не мог его ни в чем упрекнуть. Мы могли бы, наконец, спрятать трупы, или вместе дождаться полиции, или не знаю уж что… Он освободил меня, но тем не менее его бегство поставило меня под угрозу, ибо полиция могла обвинить меня.

— Нет, раз вы также были у себя. Что касается Коррадо, в Венеции ему было необходимо скрываться еще больше, чем в Лукке, так как он не мог показать свое лицо. Если бы он это сделал, его никто не признал бы. Люди военного губернатора приняли бы его за самозванца, арестовали и, безусловно, казнили бы. Поверьте, ему невозможно было остаться.

По-прежнему эта раздражающая тайна, доводившая Марианну до отчаяния! Найдется ли когда — нибудь кто-нибудь, кто согласится наконец посчитать ее взрослой женщиной и открыть секрет, известный уже нескольким? Правда, большинство из них уже ушли из жизни…

Тем не менее, инстинктивно отыскивая возможность проникнуть в тайну, Марианна заметила:

— Как же тогда он смог это сделать, не имея возможности появиться в Италии под именем Сант'Анна, и что он делает здесь?

— А кто вам сказал, что он живет здесь под своим настоящим именем? Это почти так же невозможно, как и под небом Венеции. Только я и мой младший брат Жан, придворный переводчик, знаем, кто скрывается под именем Турхан-бея.

— Турхан-бей? — переспросила ошеломленная Марианна. — Вы хотите сказать, что князь Сант'Анна стал… мусульманином?

Старая дама от души рассмеялась. Смех ее был такой искренний, звонкий и необыкновенный, что Марианне вдруг показалось, что она попала на голубятню среди воркующих голубей.

— Никоим образом! — вскричала княгиня, закончив смех глухим кашлем. — Тогда бы ваш брак был недействительным, и трудно поверить, чтобы князь Церкви приложил руку к такой мрачной шутке. Ведь это ваш крестный, не так ли, устроил этот брак?

— Действительно, он, — сказала молодая женщина, охваченная новой надеждой. — Неужели вы тоже знаете его?

— Нет! Но я знаю, кто он. Что касается псевдонима князя, он получил право гражданства здесь по милости султана Махмуда за спасение его августейшей жизни от нападения двух змей во время охоты на Каппадосе.

Его величество удостоил своей дружбой того, чьего настоящего имени он не знает и принимает за богатого иностранного купца, соблазненного красотой императорского города и образом жизни в нем…

Марианна удержала вздох разочарования. По-видимому, невозможно заставить старую даму раскрыть то, что она считает чужой тайной! И тем не менее, по мере того как ей открывались новые детали, касающиеся странной особы, за которую она вышла замуж, необходимость узнать побольше возрастала и раздражала ее.

— Сударыня, умоляю вас, — попросила она в конце концов, — не говорите мне больше ничего… или скажите все. Мне надоели все эти вопросы, которые тяготят меня и на которые никто и никогда не согласится ответить.

Княгиня Морузи оперлась обеими руками о свою трость, с видимым усилием поднялась и подарила молодой женщине самую неожиданную из улыбок. Неожиданную, потому что невероятно юную и лукавую.

— Никто? Напротив! Скоро придет некто, кто ответит на все ваши вопросы. Я сказала ясно? Все, без малейшего исключения.

— Некто… Но кто же?

— Да… ваш супруг! События этой ночи заставили его нарушить обет молчания. И кроме того, он желает внести немного ясности в вашу жизнь и в ложное положение, в котором вы оказались.

Что-то вроде приступа лихорадки электрическим током пробежало по телу Марианны и оживило ее. Она приподнялась в постели и сделала движение, чтобы отбросить покрывала, под которыми, кстати, стало слишком жарко.

— Он здесь? — спросила она, инстинктивно понизив голос.

— Нет, но скоро придет, не позже чем через час, я думаю. Это оставляет вам время приготовиться к встрече, и я сейчас пришлю горничную.

Неторопливой походкой, вызывавшей жалость из-за тщетных усилий скрыть хромоту, старая княгиня направилась к двери. Там она взялась за висевший возле створки длинный шелковый шнур и дважды позвонила. Но, переступая порог, она обернулась, и Марианна, которая уже вставала, замерла, пораженная грустью и болью, написанными на этом лице, сохранившем исключительную красоту, несмотря на глубокие морщины.

— Я хотела бы сказать вам еще кое-что, — начала старая дама явно необычным для нее нерешительным тоном.

— Да, пожалуйста. Что же именно?

— Когда вы окажетесь лицом к лицу с Коррадо, вы испытаете огромное удивление… может быть, даже страх или отвращение! О, не бойтесь! — поспешила она добавить, увидев, как расширились зрачки ее невольной гостьи. — В нем нет ничего от чудовища. Но я недостаточно хорошо знакома с вами, вернее сказать, я совершенно не знакома с вами. Так что я не знаю, как вы поведете себя перед его открытым лицом… И я умоляю вас помнить, что он прежде всего жертва, что он долго и глубоко страдал… и что вы обладаете опасной властью в несколько мгновений сделать его более несчастным, чем это смогла сделать вся жизнь с ее мрачными шутками.

Помните также, что та оболочка, необычная для итальянского князя, которую вы сейчас увидите, скрывает благородное сердце, великодушное и лишенное всякой низости, как и злобы. Помните, наконец, что он дал вам свое имя при обстоятельствах, которые заставили бы других с пренебрежением отказаться…

— Сударыня, — запротестовала Марианна, уязвленная последними словами, произнесенными к тому же достаточно резким тоном, — неужели вы считаете, что меня положено оскорблять, тогда как вы особенно стараетесь, чтобы я ничего не знала о том, чем я могу обидеть князя?

— Я не оскорбляю вас. Правда никогда не может быть оскорблением, и иногда следует говорить ее полностью, даже если ее неприятно слышать! Разве вы не согласны со мной? В противном случае я буду разочарована…

— О, да, конечно, — признала Марианна, испытав неприятное ощущение еще одного поражения. — Но я прошу вас согласиться ответить на один вопрос, один-единственный, который касается только вас…

— Какой?

— Очень ли вы любите князя Сант'Анна?

Старая дама напряглась, и ее свободная рука коснулась висевшего на груди большого золотого креста, словно желая этим подтвердить свои слова.

— Да! — сказала она. — Я очень люблю его. Я люблю его, как любила бы сына, если бы он у меня был.

Вот почему я не хочу, чтобы вы причинили ему горе…

И она порывисто вышла, хлопнув дверью.

ГЛАВА III. ТУРХАН-БЕЙ

Час спустя Марианна ходила по просторной комнате первого этажа, со сводчатым потолком, с большими зарешеченными окнами, выходившими в сад, где среди кипарисов масса увядающих роз пыталась уверить кого-то, что весна еще не прошла.

Над строгим салоном с мебелью из черного дерева царил гигантский портрет мужчины с великолепными усами, в расшитом доломане и берете со сверкающим эгретом, с длинным, усыпанным драгоценными камнями кинжалом за шелковым поясом: покойного господаря Морузи, супруга княгини. Но Марианна, войдя в это помещение, слишком большое для интимной беседы, едва бросила на него равнодушный взгляд. Она чувствовала себя раздраженной, сильно встревоженной…

Так внезапно представившаяся ей возможность встречи, на которую она всегда подсознательно надеялась, хотя и не верила в это, выбила ее из колеи.

С того дня как она стала его женой, Коррадо Сант'Анна был для нее загадкой, раздражающей и одновременно вызывающей жалость, ибо она чувствовала себя уязвленной его нежеланием показать свое лицо. В то же время она от чистого сердца желала как-то помочь ему, облегчить его судьбу, ужасную, как она догадывалась, являвшуюся, однако, судьбой человека, чье величие души и королевская щедрость не вызывали сомнений, человека, который так много давал и так мало требовал.