— Вы еще спрашиваете! — ответил Шерпре. — Да они драпали побыстрей наших пушечных ядер! Видели бы вы эту картину! Сотни этих мерзких тварей так и остались лежать на песке. Так что предупреждаю вас, капитан, повнимательней глядите под ноги, когда будете высаживаться на берег, не то вляпаетесь прямо в какого-нибудь дохлого краснокожего!

— Отлично, — ответил Лефор, — в таком разе самое время спускать на воду шлюпки. Сотня матросов высаживается на берег с оружием, канониры остаются на борту при пушках. Просигнальте капитану Зуиттену, что я хочу встретиться с ним на берегу, и пусть он тоже прикажет высадить на берег десятков пять вооруженных матросов…

Он был первым, кто ступил ногой на сушу. Вслед за ним высадились еще несколько человек, после чего шлюпка вернулась назад, чтобы доставить других.

Когда капитан Зуиттен увидел Лефора, то не смог сдержать искреннего удивления, заметив его роскошное облачение. Ив же изо всех сил корчил из себя знатного вельможу.

— Ах, капитан Зуиттен, — жеманно промолвил он, — примите мои поздравления, вы действовали весьма похвально. Ваши каронады оказались заметным подспорьем моим пушкам.

— Ах, полно фам! — с чудовищным акцентом возразил Зуиттен. — Я просто оттал фам старый толки! Щорт попери! Феть фы же фывфали меня ис лап англичан! Не путь фас, я пы уше тавно кормил рып. Я ваш труг на фсю шиснь, капитан Лефор, нафсекта!..

— Не стоит об этом говорить, — заскромничал Ив, — сейчас посмотрим, остался ли еще в этой крепости хоть кто-нибудь в живых, может, они все уже от страха отдали Богу душу! Эх, подумать только! — продолжил он, с видимым удовольствием потирая руки. — Сколько же приятных воспоминаний связано у меня с этим добрым старым Сен-Пьером! Эй, отец Фовель! Отец Фове-е-ель! Где вы там запропастились?! Эй, да идите же, черт бы вас побрал, сюда!

— Я здесь, сын мой, — ответил ему нежный, смиренный голосок. — Чего изволите?

— Да так, ничего, отец мой, просто захотелось вспомнить старые добрые времена, когда мы с вами ходили в устье реки ловить рыбку… Помните, как вы скидывали сутану, а потом богохульствовали как последний язычник, как пили мое вино?.. Эх, тысяча чертей, Господи ты Боже мой, какое же славное, черт подери, было времечко!.. Готов биться об заклад, что не пройдем мы и сотни шагов по этому острову, как тут же наткнемся на знакомые рожи! Отец Теэнель, и отец Фейе, и отец Анто! А, что скажете? Думаю, если все они еще не передохли со страху, то им будет приятно снова с вами повидаться! Думаю, у вас найдется, что им порассказать, ведь сколько путей-дорожек пройдено с тех пор, как вы перестали макать пальцы в святые кропильницы!

Внезапно Ив хлопнул себя по лбу.

— Тысяча тысяч чертей святым иезуитам и всем остальным святошам! — выругался он. — Вот дьявольщина, ей-Богу, ведь на нашей дружеской пирушке не будет капитана Байарделя! Пресвятая дева, а мне бы так чертовски хотелось крепко прижать его к лентам моего жабо!.. Ладно, молодцы, а теперь полный вперед. Курс прямо на остров! Да раскройте пошире глаза! Если хоть один из вас промахнется и не пристрелит на месте дикаря, если там еще остались живые, я сперва выбью ему рукояткой своей шпаги все зубы, потом сделаю из кишок метлу и пару сапог из кожи, которую сдеру с его задницы! Все, вперед, ребятки!

Когда они оказались на расстоянии менее пистолетного выстрела от палисада крепости, до них донеслись звуки барабана.

Ив разразился оглушительным хохотом.

— Вот видите, — весело проговорил он, — там уже готовятся к торжественной встрече. Вы уж постарайтесь не слишком пугать бастионных часовых! Тысяча чертей! С вашими рожами, клянусь всеми святыми, очень даже может статься, что вы нагоните на них побольше страху, чем эти дикари…

Аборигенов, впрочем, нигде не было и в помине. Флибустьеры разбрелись вокруг, просматривая живую изгородь вдоль дороги и близлежащие заросли кустов. Другие углубились дальше в сторону крепости, но, судя по всему, пушки разогнали всех караибов. На земле валялись лишь трупы да неспособные удрать раненые, которых, впрочем, лихие береговые братцы тут же отправляли к праотцам, перерезая им глотки с прямо-таки поразительным проворством и сноровкой.

Когда Лефор с Зуиттеном добрались до ворот крепости, они уже были настежь открыты. Во дворе с оружием в руках выстроились мушкетеры, алебардщики и солдаты ополчения с добровольцами-колонистами во главе. Гремел барабан, раздавались звуки трубы.

Не успели два капитана войти в ворота, как навстречу им направилась группа офицеров, остановившись в нескольких шагах от них.

На пару саженей впереди остальных шел Мерри Рул. За ним, прямой как палка, с суровым видом шествовал полковник Лауссе вместе с Шансене, Бельграно, комендантом де Лубьером и интендантом Лесперансом. С ними были и судья по гражданским делам Фурнье — тот самый, что вел дело против отца Фовеля, когда того обвиняли, будто он сделал ребенка одной рабыне-негритянке, — а также и судья по уголовным делам господин Дювивье.

В углу двора, держась в стороне, но с нескрываемым любопытством разглядывая гостей, сбились в кучу колонисты, нашедшие приют в крепости, когда дикари атаковали остров.

Мерри Рул, и без того едва держась на ногах от переживаний и усталости, и вовсе побледнел как мертвец, узнав Ива Лефора.

— Мое почтенье, лейтенант! — весело воскликнул тот, ничуть не утратив прекрасного расположения духа. — Похоже, мы подоспели как раз вовремя, а?.. Да полно вам хмуриться-то! Дикари больше и носа сюда не сунут, можете мне поверить!.. Только я бы посоветовал вам выделить отряд и собрать трупы, а то ими тут усеяны все окрестности, вплоть до Якорного квартала!

Мерри Рул шагнул вперед и поклонился Иву.

— Позвольте поблагодарить вас, господа, за ваше весьма своевременное вмешательство, — проговорил он. — Мы были окружены со всех сторон. И не могли найти никакого выхода из положения. Вашего появления оказалось достаточно, чтобы сразу же обратить наших врагов в поспешное бегство.

— Что правда, то правда! — ответил Лефор. — Кстати, вот можете поблагодарить капитана Зуиттена. Он только что доказал на деле, что голландский порох пукает ничуть не хуже испанского, ведь, между нами говоря, мы у себя, на «Атланте», пользуемся одним испанским. Да и вообще, я теперь запасаюсь всем необходимым только в Испании…

Мерри Рул на мгновенье расстался со своим обычным непроницаемым выражением лица и с легким презрением улыбнулся, разглядывая богатый наряд флибустьера.

— Послушайте, Лефор, — проговорил он, — мы намерены отпраздновать ваше прибытие.

— Можете называть меня капитаном, — скромно заметил Ив, — да-да, лейтенант, просто капитаном.

— В таком случае, называйте меня майором, — не остался в долгу Рул.

— Ладно, будь по-вашему, майор так майор, — ничуть не смутившись, согласился моряк. — В таком случае, вы уж будьте так любезны, майор, окажите мне услугу и соблаговолите отвести поскорее к генералу Дюпарке.

На лице Рула отразилось явное замешательство.

— Дело в том, — попытался объяснить он, — что генерал сейчас нездоров. И когда здесь высадились дикари, он был прикован к постели в Замке На Горе. У нас не было никакой возможности ни связаться с ним, ни послать ему подкрепление.

— Тысяча чертей! — возмущенно вскричал Ив. — Ну и дела! Тысяча тысяч чертей и дьявол в придачу! Да, может, он уже лежит там с перерезанной глоткой вместе с женой и детьми! И вы еще говорите, что у вас не было никакой возможности послать ему подкрепление?! Вы что, не могли выделить пару сотен людей, чтобы расчистить от дикарей окрестности замка и послать генералу вооруженный отряд? Не знаю, майор, что подумает о вас губернатор Дюпарке, но я лично назвал бы это предательством!

— Сударь! — закричал Рул. — Извольте выбирать выражения!

— Матерь Божья! Это я-то еще должен выбирать выражения? После всего, что только что услыхал?! Нет, провалиться мне на этом месте, это уже чересчур!

— Послушайте, капитан Лефор, я безмерно благодарен вам за все, что вы сделали для нас и вообще для всего острова в целом. Теперь я уже смогу и сам со своими войсками справиться с дикарями. Однако вы осмелились бросить на меня подозрение, которого я не могу снести. Вы, сударь, обвинили меня в предательстве. Вы что, и вправду так думаете?

— А тут и думать нечего! Ясное дело, самое настоящее предательство! Могу повторить сколько угодно! А как же еще это можно назвать? У вас тут пять-шесть сотен солдат, мушкеты, порох некуда девать, и вы еще утверждаете, будто были не в состоянии добраться до замка, потому как, видите ли, там по холмам шлялась какая-то сотня обезьян в обличье сынов Божьих! Полно, сударь, да клянусь тещей Святого Антония, будь у меня всего пара десятков людей — то есть, ясное дело, не каких попало, а моих молодцов, — я перерезал бы глотки всем безбожникам, которые водятся в этих краях, но пришел бы на помощь генералу! Самое настоящее предательство и есть! Я вам больше скажу, даже среди этих прожженных негодяев, отпетых бандитов и то не нашлось бы ни одного, кто не пожертвовал бы своей жизнью, чтобы прийти мне на помощь в подобной переделке!

Он обернулся и поискал кого-то взглядом. Им оказался отец Фовель. Монах стоял немного в стороне, будто опасаясь попадаться на глаза.

Ив схватил францисканца за полу сутаны и потянул к себе:

— Эй, папаша, поторопитесь-ка, не теряйте времени попусту! Или, может, вы думаете, будто уже настал подходящий момент, чтобы всласть помолиться?.. Вы слышали, что сказал майор: генерал со всем семейством сейчас в Замке На Горе без всякой поддержки, без помощи! Так что возьмите с собой пару десятков наших людей и быстро в замок… Если там окажутся раненые, займетесь ими! Если там засели дикари, сперва выбейте им зубы, потом заживо сдерите шкуру и зажарьте на решетке, где коптят свиней… Впрочем, что вас учить, вы и сами все отлично знаете — в общем, поступите с ними так, как, помнится, с тем испанцем из Гваиры, который ни за что не хотел вам сказать, где прячет свои золотые четки! Только быстро, одна нога здесь, другая там! Да скажите генералу, что я буду у него к обеду! И клянусь честью, если дикари убили там хоть одного человека, я сожру их всех в один присест со всеми потрохами! Все, монах, в путь!