Из этого восхищенного оцепенения их внезапно вывел чей-то оглушительный хохот. Они все разом резко обернулись.

Опершись о мачту, с кнутом в руке, с какой-то зловещей ухмылкой на устах на них смотрел кавалер де Граммон.

Матросы было сделали попытку смыться от греха подальше.

— Всем оставаться на местах! — приказал он. — Я сказал, всем! Праздник не окончен, ребятишки, он еще только начинается!

Он сделал пару шагов к лестнице, ведущей на верхний мостик.

Пинар, будто не видя его, продолжала самозабвенно плясать. Она была словно во власти каких-то колдовских чар, кружилась, делала в воздухе какие-то немыслимые пируэты, потом, вскинув руки и выпустив свой инструмент, вдруг стремительно завертелась волчком.

Медленно, вкрадчиво, будто боясь вспугнуть ее, Граммон поднялся по ступенькам, отделявшим его от верхнего мостика. Добравшись, он остановился и щелкнул своим длинным кнутом. Узкий ремешок пояском обвил тонкую талию Пинар и тотчас же отскочил прочь, оставив на мраморно-белоснежном теле кровоточащий красный след. Девушка тотчас же упала на колени и жалобно закричала.

Кавалер еще дважды стегнул ее, один раз повыше грудей, в другой чуть пониже, и два новых рубца окрасили нежную кожу.

Пинар испустила истошный вопль, в котором уже не было ничего человеческого.

Кавалер снова громко расхохотался и, перегнувшись через ограду мостика и протягивая свой кнут, крикнул своей команде:

— Кто следующий? Кому охота отстегать кнутом эту шлюху? Я ведь всегда говорил, ребятишки, что во всех женщинах живет дьявол! И нет другого средства, кроме кнута, чтобы выманить его оттуда… Думается, мне уже удалось слегка приоткрыть ему дверцу наружу… Ну, кто следующий, кому кнут? Экю тому, кто возьмет его первым!

Деревянная Нога пинком своей деревяшки отпихнул матроса, который уж было поднял руку, чтобы поймать кнут.

— Да пусть меня холера задушит, — воскликнул он, — если я хоть раз в жизни упущу возможность заполучить экю!

Он схватил рукоятку кнута и пару раз щелкнул им над головой, будто набивая руку.

Потом, прихрамывая, вприпрыжку проковылял на верхний мостик. Граммон было открыл рот, собираясь что-то сказать, но свист ремешка заглушил его слова, и никто так и не услышал, что же сказал кавалер. А Деревянная Нога уже снова поднял руку, намереваясь продолжить экзекуцию. Но капитан остановил его.

— Будет, по разу на каждого! — проговорил он, перехватив кнут.

Потом выпустил его из рук, чтобы бросить ему монету, которая засверкала в лучах солнца, словно трепещущее тельце прыгающей с волны на волну летающей рыбки.

— Ну, кто следующий?.. — воскликнул Граммон.

Пинар вопила как безумная. Она сгребла свое тряпье и, по-прежнему на коленях, отбросив в сторону инструмент, неловко пыталась хоть как-то прикрыть тело и защититься от новых ударов. Она кричала от боли и осыпала проклятьями кавалера. Было видно, что она владела многими языками, ибо с поразительной легкостью переходила с испанского на английский, а потом с английского на французский. После Деревянной Ноги за кнут взялся флибустьер с изуродованным носом, чья нагота была прикрыта немногим больше, чем у самой Пинар, его сменил еще один «морской братец», небольшого роста, приземистый, но коренастый и С руками толщиной почти в мачту…

Каждый из них получил по экю; однако тут кавалер счел, что девушка уже достаточно наказана. Он подозвал матроса и приказал ему вылить на девушку, при этом еще раз обозвав ее поганой шлюхой, ведро морской воды и бросить ее в трюм, где, как он обещал, ее ждут не дождутся корабельные крысы…

Однако, прежде чем сойти с мостика, он, по-прежнему смеясь, снова обратился к своей команде:

— Я дарю вам эту девку, ребятки!.. Потешьтесь с ней, пока есть время, ведь нынче ночью мы будем уже в Сен-Пьере, а там нас ждут дела посерьезней… Но помните, по разу на брата, как с кнутом!..

ГЛАВА ШЕСТАЯ

В Сен-Пьере

Фонарь на корме «Задорного» уже несколько минут был совершенно неподвижен, а «Встречный ветер» все еще продолжал плыть. Море было спокойным, точно озеро. Лишь время от времени его невозмутимую гладь то тут, то там из глубины пронзали фосфоресцирующие огоньки. Ночь была такая темная, что в густом мраке нельзя было различить даже лохматых верхушек кокосовых пальм, растущих на холмах повыше Сен-Пьера; обычно они ясно вырисовывались на темно-синем бархате неба.

Однако все знали, что пройдет совсем немного времени и на небосводе одна за другой замерцают звезды, взойдет луна, и тогда из форта можно будет невооруженным глазом увидеть где-то далеко в море, вне досягаемости пушечных залпов, рангоуты стоящих на якоре кораблей.

Иву едва хватало времени, чтобы со своей тридцаткой молодцов успеть высадиться на берег, не дожидаясь, пока там объявят тревогу.

Фрегат величественно подплыл к «Задорному», оказавшись так близко от него, что лейтенант Лавернад, который, держась за поручни, стоял на палубе, успел крикнуть:

— Готовы?

— Готовы! — приложив ладони ко рту, чтобы его наверняка расслышали, ответил кавалер де Граммон.

Потом, взяв рупор, прокричал в него какую-то команду, и тотчас же больше дюжины матросов начали карабкаться вверх по снастям, чтобы свернуть паруса. Ход судна сразу же резко замедлился. Дул такой слабый бриз, что вскорости «Встречный ветер» почти совсем потерял скорость, а потом, повернувшись на девяносто градусов, и вовсе замер.

По подсчетам Граммона, они должны были находиться над песчаной отмелью. И он отдал команду бросить якорь.

Обернувшись, Лефор увидел, как сзади, выстроившись цепочкой, один за другим останавливаются остальные корабли. И подумал про себя, что если из форта увидят эту внушительную армаду, то Лапьерьеру уж точно будет не до сна. Он радостно потер руки. Подошедший к нему матрос сбросил веревочный трап, нижний конец его с каким-то странным звуком плюхнулся в воду.

Стремительным шагом Ив направился на бак и хлопнул в ладоши. Этого сигнала оказалось достаточно. Ему не было нужды поднимать голос. Тридцать флибустьеров тут же сгребли свои карты, кости и поблескивающие на настиле палубы монеты и, как один, дружно вскочили с мест.

— Вы знаете, в каком порядке вам спускаться на воду, — крикнул им Лефор. — И каждый знает, в какой шлюпке его место. Не забудьте, никто из вас не должен ступать на берег прежде меня, и ваши шлюпки должны следовать за моей на небольшом расстоянии, ровно настолько, чтобы не потерять меня из виду и чтобы в случае, если из форта откроют огонь, мы все разом не угодили под пули… Потом, братцы, когда высадимся на берег, вы выстраиваетесь за мной следом и идете цепочкой, будто патруль! Ни единого выстрела… Само собой, если кто-то будет вам слишком уж сильно докучать, не вижу ничего дурного, если вы перережете ему глотку, но только без шума. Вот и все! Теперь вперед!

Он тут же поспешил к бортовому ограждению, перешагнул через него и стал спускаться по трапу. Не прошло и минуты, как он ступил в шлюпку, где его уже ждал гребец. Он повременил, пока до шлюпки не доберутся еще восемь человек, потом подал команду отчаливать.

Не успела шлюпка чуть-чуть отойти в сторону, как на воду тут же спустили другую, где заняла места следующая партия флибустьеров. И четыре лодки стали медленно удаляться от фрегата.

Вскоре на борту можно было услышать лишь мерный плеск весел, все моряки, словно сговорившись, дружно гребли в такт друг другу.


Лапьерьер подрезал фитиль, опущенный в пальмовое масло и распространявший какой-то красноватый свет, так отличавшийся по цвету от горевших на столе свечей. Мерри Рул замолк, дожидаясь, пока тот покончит со своим занятием.

— Ну же, Медерик, продолжайте, — проговорил он, — я весь внимание…

— Так вот, — снова заговорил Рул, — «Сардуана» вернулась в Форт-де-Франс. Капитаном на ней был Пьер Дюбюк. И он не смог дать вразумительного ответа ни на один из вопросов касательно этого плавания. Для каких целей ему понадобилось судно? Действительно ли он воспользовался им без ведома Лафонтена? И куда он плавал? Все это нам так и не известно. Единственное объяснение, какое он соблаговолил дать, сводится к тому, что, как любой колонист острова, он имеет полное право заниматься охотой и рыбной ловлей и не обязан никому давать отчет, где раскидывает сети! Согласитесь, что это неслыханная дерзость со стороны какого-то безродного простолюдина!

— И что из этого следует?

— Что из этого следует? — переспросил он. — А из этого следует, губернатор, что этот Пьер Дюбюк кажется мне весьма подозрительной личностью. Вы помните, что говорил нам капитан де Люже? Ведь небезызвестный сен-кристофский мятежник направо-налево раздает патенты на плавание и его может получить любой изменник, который явится к нему искать защиты и покровительства. Так вот, мне думается, этот Ив Лефор, который умудрился проскользнуть буквально у нас между пальцев, уплыл на «Сардуане» на Сен-Кристоф, чтобы встретиться там с командором де Пуэнси!

— Вот уж испугали! Тоже мне беда! И пусть себе остается там хоть до второго пришествия! Обыкновенный головорез, и не более того! Одним подонком меньше, ведь его присутствие на острове не доставило бы нам ничего, кроме неприятностей! Слишком уж он предан этому своему генералу… А там, на Сен-Кристофе, он уже не сможет причинить нам ровно никакого вреда…

— Как знать! — усомнился Рул.

— Что значит, как знать? Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, губернатор, что, возможно, этот Лефор так и не отказался от своего замысла. Вспомните-ка… Ведь это ему в голову пришла нелепая затея взять в плен господина де Туаси, чтобы обменять его на генерала. А теперь представьте, если он сделает это предложение господину де Пуэнси и тот согласится с его планом?