Ив оглушительно расхохотался.

— Тысяча чертей! — воскликнул он. — А что, интересно, по вашему жалкому разумению, ждет нас на Мартинике? Может, вы думаете, что там никто не заметил исчезновения «Сардуаны»? Может, вы вообразили себе, будто достопочтенный господин де Лапьерьер только и ждет, как бы встретить вас как победителя, с ружейными залпами, флейтами и барабанами? Полно валять дурака, Дюбюк, пораскиньте-ка лучше мозгами и уразумейте вы наконец, что тюрьмы Бас-Тера ничем не хуже темниц Сен-Пьера или Форт-Руаяля… Только здесь с нами будут обращаться как с военнопленными, а там без лишних слов накинут на шею пеньковый галстучек, и все дела, и это говорит вам сам Лефор!

А «Сардуана» тем временем все плыла себе и плыла. Она уже миновала узкий проход в бухту, вышла в море и, подхваченная более сильным пассатом, надув паруса, грациозно заскользила по волнам. Нос корабля легко покачивался, разрезая серебристые гребешки, а по обеим сторонам кормы, перепрыгивая с волны на волну и поблескивая серебром, взмывали летающие рыбки.

Лефор видел, как берег уходит все дальше и дальше. Он подумал про себя, что ничего не добьется от Дюбюка угрозами и, даже примени он к нему силу, верный капитану экипаж ни за что не простит ему подобного демарша. В конце концов, если разобраться, ведь «Сардуана» нужна ему только для того, чтобы вернуться на Мартинику с ответом командора!.. А если уж командор согласится обменять Дюпарке на господина де Туаси, то, черт побери, неужели же он не одолжит ему какую-нибудь посудину! Кроме того, Лефор слишком хорошо знал, что ждет его в Сен-Пьере или в Форт-Руаяле, чтобы оставаться на борту корабля, который направляется в их сторону!

Он резко переменил тон. И медовым голосом, с приветливой улыбкой проворковал:

— Дюбюк, вы просто гений!.. Я заметил это с самого первого взгляда. Единственный стоящий капитан на всем Карибском море! Тысяча чертей! Кто скажет, что это не так, можно считать, уже мертвец! Ах, Дюбюк, знали бы вы, как много бы я дал, чтобы быть таким же умным, как вы! Слово честного человека, ничего бы не пожалел, только бы быть похожим на вас… И знаете, Дюбюк, что бы я сделал, будь я таким же умным, как вы?..

Не понимая, к чему он клонит, Дюбюк с насмешливым недоумением уставился на бывшего пирата, тот же, будто не замечая этого взгляда, как ни в чем не бывало продолжил свою речь:

— Так вот, я вам сейчас скажу… Будь я на вашем месте, я бы немедленно сменил курс! И направил бы корабль носом на Бас-Тер…

— Вы полоумный! — взревел Дюбюк.

— А я вам что говорил?.. — с сокрушенным видом согласился Ив. — Я как раз и говорил вам, что вы намного умнее меня! Так вот, я повернул бы носом к Бас-Теру, а как только оказался бы на расстоянии трех пушечных выстрелов от форта, лег бы в дрейф, притормозил бы чуток, только чтобы спустить на воду шлюпку да еще успеть спихнуть туда этого старого болвана Лефора… И, клянусь честью, будь я на вашем месте, пусть бы даже потом командор повесил этого Лефора на первом попавшемся суку, я бы нисколько об этом не горевал… — И громовым голосом закончил: — Да, шлюпку! Дайте мне шлюпку, и вы увидите, вы все увидите, на что способен этот болван Лефор! Эй, шлюпку мне!

Не прошло и десяти минут, как «Сардуана» сделала элегантный вираж. На мгновение ветер туго надул паруса, но потом они снова поникли. Теперь надо было славировать, изменить курс относительно ветра, дабы он помог кораблю подойти как можно ближе к берегу. «Сардуана» двигалась довольно медленно, однако Ив и не желал лучшего, ибо не видел никакой нужды оказаться в форте Бас-Тер раньше, чем опустится ночь.

Ив растянулся на своей неудобной койке и наслаждался последними затяжками из трубки, когда к нему в каюту вошел Пьер Дюбюк.

Лефор постучал большим пальцем по трубке, откуда посыпался пепел вперемешку с еще не сгоревшими крошками табака.

— Понял! — проговорил он.

Он сунул в карман трубку, взял в руку кружку с ромом и одним глотком осушил ее до дна. Потом встал, снял с себя кожаный пояс и положил его на койку. После чего взял со стула свои пистолеты, с минуту поглядел на них и протянул Дюбюку.

— Вот, сохраните их, — промолвил он.

Таким же манером он поступил и со шпагой, предварительно обнажив ее и почтительно приникнув к ней губами.

— И это тоже. Можете ею пользоваться, если будет нужда, да только помните, что с теми, кто употребит ее во зло, непременно случаются всякие несчастья…

— Что это с вами? — не понял Дюбюк. — Что мне, интересно, прикажете делать со всем этим арсеналом?

— Сохранить его до моего возвращения. Потом вы мне вернете его назад… Не думаете же вы, что я намерен отдать все это командору, не так ли? Ведь кто знает, какой он окажет мне прием… А потом, вам когда-нибудь случалось видеть парламентария, который бы являлся для мирных переговоров со всем этим арсеналом на поясе? Нет-нет, Дюбюк, единственное, о чем я вас прошу, это беречь как зеницу ока эти дорогие мне вещи, с которыми я расстаюсь с самой жестокой сердечной болью… Но я слишком хорошо знаю свои повадки. Ведь стоит одному из этих обезьян-мятежников, обрядившихся в мундиры христианских солдат, посмотреть на меня свысока из-за своих накрахмаленных брыжей, как я способен тут же на месте отправить их к праотцам! А поскольку господину де Пуэнси вряд ли придется по вкусу, если кто-то примется сокращать наличный состав его армии, то осторожность не повредит… Прощайте, Дюбюк, ведь шлюпка уже спущена на воду, не так ли?

— Да, шлюпка на воде, — ответил капитан.

Дюбюк улыбнулся первым, и Лефор тут же последовал его примеру. Они вместе вышли на палубу. Уже опускалась ночь. В сгустившихся сумерках вокруг форта Бас-Тер мигали береговые огни. Они смешивались с фосфоресцирующими бликами, которые то там, то здесь пронзали чернильно-черную морскую гладь. На небе уже заблестело несколько звезд.

— Сюда, — указал Дюбюк. — Веревочный трап вот здесь. Надеюсь, вам удастся добиться успеха…

— Чтобы я да не добился! — тоном, не допускающим никаких сомнений, хоть и бесстыдно греша против истины, заверил его Ив.

— Весла в шлюпке. Вам остается только придерживаться направления береговых огней. Берегитесь часовых.

И вскоре ночь полностью поглотила Ива. По стуку сапог по дереву, после которого последовал град отборнейших ругательств, сопровождавших поиски весел, капитан понял, что тот благополучно добрался до шлюпки. Плеск воды возвестил, что шлюпка стала удаляться от корабля. Тогда он взял в руки рупор и приказал приступить к маневрам.

Ив же в лодке думал про себя, что ему совершенно некуда торопиться. Как только ему показалось, что он уже достаточно удалился от «Сардуаны», он тотчас же вытащил свою трубку, не торопясь, обстоятельно набил ее табаком и зажег мушкетным фитилем, который держал за лентой своего головного убора, запалив его с помощью кремня. Потом, уже покуривая, снова взялся за весла и только тут задал себе вопрос, как будет действовать дальше.

Уже вплотную приближаясь к берегу, он так и не придумал ничего лучше, как отдать себя на волю счастливого случая.

Он задал себе вопрос, не лучше ли будет покемарить на береговом песочке до восхода солнца и лишь потом отправиться в форт. Ведь не исключено, что командор в этот час отдыхает и отнюдь не склонен принимать визитеров. Однако по зрелом размышлении Ив пришел к выводу, что он не какой-нибудь первый встречный и что предложение, какое он намерен сделать командору, стоит того, чтобы вытащить губернатора из теплой постели.

После чего, уже не позволяя себе более ни малейших колебаний, он проворно натянул сапоги и походкой человека, не сомневающегося в своих намерениях, решительно направился к городу, в сторону форта.

Час был еще не позний. Несмотря на сигналы к тушению огней и мелькавшие то тут, то там на улицах Бас-Тера луки стрелков, Ив заметил, что многие таверны еще открыты. В них было полно народу, народу шумного, горластого, который одинаково громко орал и весело гоготал, оглушительно стуча по столу кулаком или рукоятью шпаги, стараясь привлечь к себе внимание хозяина.

Там царила обстановка, которая была словно нарочно придумана, чтобы искушать дьявола, всегда дремавшего внутри Ива. Он приметил заведение, на котором висела вывеска «Рабочая Коняга» и чьи двери были еще распахнуты настежь. Заглянув внутрь, он обнаружил там гулящих девок, матросов и каких-то типов, которые, судя по их странным нарядам, произвели на него впечатление завзятых драчунов и бретеров. Вино и ром лились рекою. Хохотали девицы… Ив не смог противиться соблазну и вошел в таверну.

Он сразу же приметил человека, который одиноко сидел за столом. С первого взгляда человек этот казался печальным, однако на самом деле лицо его выражало скорее какую-то бесстрастную суровость. Он небольшими глотками отхлебывал из оловянной кружки французское вино, размеренными движениями то и дело поднося ее ко рту, точно механическая игрушка.

На голове у него был длиннющий фетровый колпак, какие носят бретонские моряки, с той только разницей, что он был синим, тогда как бретонские колпаки, похожие на непомерно большие ночные, были красного цвета. Вместо камзола на нем была надета кожаная куртка, вся в жирных пятнах и каких-то ярко-красных разводах, которые вполне могли быть пятнами крови; однако на ногах у него не было ничего, кроме коротких штанов, едва доходивших до середины ляжек, тех штанов, что носят живущие на островах испанцы, они называют их «кальсонерас».

Сшитые из какой-то грубой ткани, эти «кальсонерас» были сплошь испещрены такими же, что и куртка, жирными и кровавыми пятнами.

С решительным видом Ив уселся подле него. Тот вел себя так, будто и вовсе не заметил внезапного соседства. Лефор заказал тафию и осушил кружку еще прежде, чем хозяин успел отвернуться от нового клиента, так Иву было сподручней — не тратя попусту времени, тут же заказать еще одну порцию выпивки.