Он уже сожалел, что наболтал слишком много, дал Пленвилю столько обещаний — обещаний, относительно которых у него вовсе не было полной уверенности, что он и вправду будет в состоянии их сдержать. Вот, к примеру, в запальчивости он поклялся сурово покарать мадам Дюпарке. Но ведь на самом деле даже в случае смерти генерала ему, прежде чем добраться до его супруги, пришлось бы иметь дело с Суверенным советом, которому прежде короля дано было бы решать, вправе ли наследница претендовать на все полномочия своего покойного супруга. Кому-кому, а уж Рулу-то было доподлинно известно, что подавляющее большинство в совете высказалось бы в пользу молодой вдовы. И теперь он одну за другой обдумывал множество всяких хитроумных уловок, с помощью которых ему удалось бы опорочить ее в глазах членов совета и Окончательно с ней покончить.

По дороге ему то и дело встречались толпы негров, которые возвращались с плантаций сахарного тростника. Брели они в беспорядке, как попало, сопровождаемые непрерывными понуканиями и щелканьями кнута надсмотрщика. Майор заметил среди рабов немало женщин, и женщин беременных, чьи выступающие животы красноречиво говорили о том, что они уже на сносях. Все держали в руках мачете; они размахивали этим оружием и, смеясь чему-то, переговаривались между собой на странном, непонятном наречии.

Надсмотрщик отвесил ему почтительный поклон и переложил в другую руку кнут.

Рул уж было направился дальше, как неожиданно надсмотрщик, словно вдруг спохватившись, бегом кинулся ему вслед.

— Господин майор, — проговорил он, — похоже, здесь вот-вот произойдут какие-то события.

Мерри Рул натянул поводья и остановил лошадь.

— Что вы имеете в виду? — поинтересовался он. — Что здесь может произойти?

— Понятия не имею. Но вы ведь сами знаете этих окаянных негров! Они все до единого в сговоре с дьяволом… Готов поклясться, они учуяли что-то неладное, что-то должно случиться.

— Послушайте, — слегка встревожился Рул, — соблаговолите же наконец пояснить, что вы имеете в виду.

— Дело в том, господин майор, что я наблюдал за этими неграми весь день… И могу поручиться, что вели они себя нынче совсем не так, как обычно. То и дело какие-то странные шушуканья, перемигиванья, непонятные разговорчики. Само собой, только я подойду, сразу врассыпную… Но уж я-то знаю, они явно затеяли что-то недоброе!

— Бунт?

Надсмотрщик пожал плечами.

— С этими тварями никогда не знаешь наперед. Может, бунт, а может, и что другое, поди пойми, да нам такое и в голову не придет…

— Для начала надо отобрать у них мачете, — приказал он. — Передайте это господину де Пленвилю, как только вернетесь в имение.

— А не могли бы вы, господин майор, прислать нам сюда хоть парочку солдат?

Рул досадливо отмахнулся и покачал головой.

— И речи быть не может! — отрезал он. — Солдаты могут покидать гарнизон только в случае каких-нибудь чрезвычайных событий. Не забудьте передать Пленвилю, чтобы он разоружил негров, а если и вправду что-то случится, пусть немедленно даст мне знать, я возвращаюсь в крепость и все время буду там. С хорошей лошадью вам хватит и часа, чтобы добраться из Карбе до Сен-Пьера…

Между тем лошадь самого Рула уже от нетерпения совсем было вздыбилась. Он осадил ее, резко натянув поводья, но ему и самому уже не терпелось пуститься в обратный путь, и он на прощанье ободряюще бросил надсмотрщику:

— Да полно вам, право! Может, вам просто показалось. И ничего такого нет и в помине. Главное, смотрите в оба, не спускайте с них глаз!

Надсмотрщик тяжело вздохнул и, не успел майор отпустить поводья, тотчас же стремглав кинулся вдогонку за своими подопечными.

Ночь, опускавшаяся с молниеносной быстротой, уже погрузила в сумерки дорогу, когда майор доскакал до морского побережья. Лишь хранившие еще тепло знойного дня высокие скалы, что тянулись справа от него, белели в окутавшем все вокруг полумраке. Лошадиные копыта гулко цокали по кремнистой дороге. Движимый каким-то неосознанным инстинктом, Рул поднял голову и внимательно оглядел небо.

И тут же ему показалось, будто море вдруг пришло в движение, и волны, обычно вблизи Карбе невысокие и спокойные, вдруг поднялись, как-то вздыбились, и вода закипела, словно огромный котел. Потом резкий порыв ветра принес с собой какое-то темное облако, сплошь испещренное небольшими светящимися точечками, оно заволокло все вокруг, неудержимо несясь к западу, и Рул почувствовал, как лицо ему опалил поток разогретого воздуха, от которого исходил резкий запах серных испарений.

И тут, словно разряд молнии, в голове пронеслась страшная мысль. Он громко воскликнул:

— Монтань-Пеле!..

Безотчетно он резко пришпорил лошадь. Та заржала от боли и встала на дыбы, напуганная, отказываясь повиноваться столь грубому приказу. Рул нежно погладил ее, стараясь успокоить животное, проговорил какие-то ласковые слова, потом слегка ударил каблуками по бокам. И, наконец-то успокоившись, лошадь согласилась снова пуститься вскачь.

Дорога здесь превращалась в совсем узкую тропинку. Прямо над ней нависала высоченная, огромная скала, в расщелинах которой, неизвестно каким чудом, буквально из горсток пыли, росли кустики зелени. Он боялся, как бы лошадь снова не обезумела от страха, и продолжал гладить ее по холке, то и дело приговаривая какие-то ласковые слова.

Так без особых происшествий ему удалось проехать опасное узкое место, но, едва они снова выехали на широкую дорогу, он вдруг почувствовал гигантский порыв ветра, будто где-то тяжело вздохнул великан или пронесся разрушительный тайфун. Однако это дуновение длилось не более минуты, после чего Мерри Рул заметил, что ветер сразу стих и воздух снова стал неподвижен. Одновременно, подняв голову, он увидел, что небо заволокло новое облако. Оно казалось белее и как-то светлее первого. Такое впечатление, будто из кратера Монтань-Пеле поднимается легкая дымка, которую откуда-то снизу, из глубины подсвечивают отблески огромного костра.

И вот тут его по-настоящему охватил ужас, теперь уже у него не оставалось никаких сомнений — все это признаки пробуждения вулкана.

Впервые в жизни он испытывал такое чувство, будто земля дрожала у него под ногами.

Впрочем, землетрясение оказалось настолько ощутимым, что лошадь споткнулась, застыла на месте и ни за что не желала двигаться дальше. Испуганное животное дрожало всем крупом и тяжело дышало, широко раздувая ноздри. И на сей раз ее уже не удавалось успокоить ни ласками, ни уговорами. Вне себя от злости, Рул до боли вонзил шпоры в бока перепуганного насмерть животного. Сам не зная почему, он ни за что не хотел, если и вправду начнется извержение вулкана, оставаться на этой пустынной дороге. Хотя прекрасно понимал, что, находясь в доме, подвергал бы себя куда большей опасности. Кто знает, возможно, он бессознательно надеялся на защиту толстых, крепких стен форта и потому более всего на свете хотел бы сейчас оказаться там.

С новым порывом ветра Мерри Рул почувствовал, будто оказался в вихре теплого пепла, в котором еще порхали раскаленные частички.

Словно приняв внезапное решение, он спрыгнул на землю, оторвал одну полу от своего камзола и обернул ею голову лошади. Лишившись способности видеть, животное, казалось, наконец-то снова обрело спокойствие. И Рулу удалось не только заставить ее сдвинуться с места, но и перейти в галоп.

Когда Мерри Рул добрался до Сен-Пьера, он уже скакал прямо по пеплу, толстым слоем устилавшему дорогу, — таким толстым, что он даже приглушал цокот лошадиных копыт. Перед первой сахароварней, что попалась на его пути, он увидел десятки столпившихся людей. Там находились вперемежку и белые, и негры. Лица у всех насмерть перепуганные и обращены в сторону вулкана, который теперь уже извергал не пепел, а пламя и лаву.

Кое-кто, узнав майора, попытался окликнуть его, но Рул, не останавливаясь, лишь подстегнул лошадь. Единственное, чего ему хотелось, это как можно скорее очутиться в крепости!

Ему было сильно не по себе. И жуткая тревога все больше и больше сжимала сердце по мере того, как он приближался к крепости, уже заранее предчувствуя, что и там он не сможет чувствовать себя в полной безопасности. Да и какие стены, как бы прочны они ни были, смогли бы защитить человека от ярости разбушевавшегося чудовища?


Первые подземные толчки, которые почувствовали обитатели Замка На Горе, вызвали среди них такую же панику, как и во всех прочих уголках острова.

При виде тучи, испещренной сверкающими искрами, негры в бараке, будто во власти какого-то животного инстинкта, принялись вопить от ужаса. Генералу пришлось самолично явиться туда, и на некоторое время ему уговорами удалось их слегка успокоить, однако при появлении второго облака негры взломали двери и вырвались наружу, заполонив двор замка.

Теперь там собрались все обитатели замка. Каждый из них испытывал такую беспомощность, такое бессилие перед грозившей им смертельной опасностью, что любая попытка заставить рабов снова вернуться к себе в барак была заранее обречена на провал. Они тесно жались друг к другу, самые храбрые из них стояли, не спуская глаз со взбунтовавшейся горы, остальные дрожали, не в силах даже двинуться куда-то.

Мари вцепилась в плечо Жака. Наделенная редкой чувствительностью, куда более богатым воображением, чем кто бы то ни было другой из тех, кто окружал ее в этот момент, она, похоже, единственная с какой-то удивительной прозорливостью видела, какая смертельная опасность нависла теперь над островом.

Нет, пробуждение Монтань-Пеле вовсе не было здесь в диковинку. В сущности, редкий месяц обходился без того, чтобы вулкан не сотрясал остров внезапными подземными толчками. После чего изрыгал долгие, обильные потоки лавы, стекавшие по его склонам в сторону Макубы или Морн-Ружа. Реже в сторону Ривьер-Сеш, Сухой речки, где, однако, после каждого приступа ярости чудовища тоже оставались груды холодного пепла. Но никогда еще прежде извержения не обретали такой силы, какая грозила обитателям острова на сей раз. Опыт жизни в этих краях многому научил колонистов. Теперь они отлично знали, какой опасности подвергаются, оставаясь в своих домах, построенных из камня. Они рисковали оказаться погребенными под обломками. Подземные толчки, опрокидывая свечи и масляные лампы, моментально поджигали построенные из высохших пальмовых ветвей лачуги и хижины — в том случае, если им удавалось уцелеть от огненных искр, что извергала взбесившаяся гора, сеявшая пламя во всех городах и селениях острова.