В самом деле, корабли, приплывшие на остров с Гваделупы, принесли слухи, будто двадцать пятого ноября новый генерал-губернатор островов Иль-дю-Ван добрался до прибрежных вод острова Сент-Кристофер и приказал командору Пуэнси немедленно сдаться. Тот, и не подумав подчиниться, тут же отдал приказ взять корабль под прицел своих пушек. А патрулирующий берег английский фрегат «Корона» сделал предупредительный выстрел с приказом кораблю немедленно остановиться, так что господину де Туаси волей-неволей пришлось убираться восвояси, ограничившись составленным по всей форме судебным протоколом, обвиняющим непокорного соперника в бунте и преступлении против монархии!

Это было поражение, вообще говоря, не делающее ему особой чести, и все были едины во мнении, что генерал-губернатору следовало бы по крайней мере хоть попытаться сделать невозможное и как-то пробраться к острову, а не удирать так позорно и трусливо!

Вся Мартиника, от берега до берега, так же как и вся Гваделупа, от души смеялась над неудачником, повсюду уже сочиняли про господина де Туаси издевательские куплеты, не забывая при этом хорошенько чистить свое оружие… Ибо была объявлена мобилизация военных сил острова…

Все симпатии явно оставались на стороне господина де Пуэнси, и если приходилось готовиться к тому, чтобы выступить против него с оружием в руках, то делалось это нехотя и против воли. Уж он-то по крайней мере хоть вел себя как мужчина, пусть даже и попросил помощи у англичан. Что же касается нового генерал-губернатора, то всеобщее мнение было — цена ему не больше овечьего пука!

— Господа! — разглагольствовал Лефор, сидя в таверне «Большая Монашка Подковывает Гуся». — Поверьте моему слову, мы слопаем столько англичан, что у нас у всех сделается несварение желудка! Все уже решено! Генерал нынче поутру уже отбыл в Форт-Руаяль! А известно ли вам, по какой такой причине он вдруг отправился в Форт-Руаяль? Так вот я вам скажу по какой! Чтобы поставить под ружье три сотни человек и оснастить, привести в полную боевую готовность один корабль! Я знаю, что говорю, господа, уж кому-кому, а мне-то генерал доверяет, всегда могу шепнуть ему что-нибудь на ухо. И придется отрезать ему оба уха, чтобы лишить меня его доверия. Вот так-то, господа!

Он щеголял своим длинным ружьем, которые Желен в Нанте и Браши в Дьепе начали изготовлять специально для островов. У того, что было у Ива, приклад — величиною с добрый окорок и каких-то необъятных размеров ствол, который мог поражать свинцовыми пулями калибра в шестнадцатую часть фунта цель на расстоянии больше трех сотен дюймов.

Не удивительно, что многие смотрели на него с завистью, и ему уже не раз приходилось отказываться от весьма щедрых предложений, которые ему делали в обмен на то, чтобы он с ним расстался. Его даже пытались заставить сыграть на это достойное оружие в карты, но он всякий раз не без гордости отвечал, что может играть на свои камзол, на штаны, на ленты и перья, вплоть до парика, а при необходимости даже на слово порядочного человека, но никогда на рапиру или свой «Желен»!

— И кто же будет командовать походом? — поинтересовался кто-то.

— Лично сам генерал и будет! — ответил Лефор. — Сент-Обен, кузен его, будет при нем поручиком, ну а Лапьерьер будет замещать его, пока он будет в отсутствии, здесь, на острове!

— Ходят слухи, — заметил колонист Босолей, — будто Уэль де Птитре пока что не подчинился приказу о мобилизации и не собирается ставить под ружье людей, которыми распоряжается как губернатор Гваделупы.

— Подумаешь! — самодовольно воскликнул Лефор. — Больно нужны генералу эти люди с Гваделупы! Что он, без них, что ли, не справится? И потом, не вижу, с чего бы это человеку вроде Уэля подчиняться приказаниям губернатора де Туаси, когда его вполне устраивает номер, который отколол с ним другой его враг, господин де Пуэнси! Ведь Уэль, господа, сам рассчитывал вместо де Туаси стать преемником командора. А потому знаете, что он думает, этот господин де Птитре, сидя там у себя, в своей гваделупской вотчине? Он думает, пусть там эти губернаторы себе дерутся, а я свою голову под пушечные жерла не суну! Вот что он думает, этот ваш господин де Птитре, и рано или поздно он все равно добьется своего…

— И чего же он добьется? — поинтересовался Босолей.

— Либо станет генерал-губернатором, либо получит деревянную колоду, чтобы сподручней было подставить голову под топор палача!


Не дожидаясь приказаний господина де Туаси, генерал Дюпарке созвал Суверенный совет и сообщил ему о принятом им решении осуществить ночную высадку на Сен-Кристоф, дабы захватить двоих племянников де Пуэнси, которых командор предусмотрительно отослал в Капстер, и привезти их сюда в качестве заложников.

И получил единодушное одобрение совета.

В сущности, таким манером Дюпарке открыто выступил бы не лично против смещенного генерал-губернатора, а только против его племянников. Затем Пуэнси, дабы спасти племянников, будет волей-неволей вынужден сдаться, а случись так, что вся операция кончится провалом, командору трудно будет выдвинуть обвинение против генерала.

Призыв к колонистам-волонтерам принять участие в военных действиях был услышан. Дюпарке мог рассчитывать на рекрутов, что стояли лагерем в саванне по левую сторону от форта, между ним и жилищем главы иезуитов Бонена.

Поскольку эти люди не знали, сколько времени придется им пробыть там в ожидании, пока будет оснащен корабль, должный доставить их на Сен-Кристоф, они, уже привыкшие жить на природе, быстро организовали свой быт, построив себе нечто вроде небольших навесов, крытых пальмовыми листьями, на манер так называемых ажуп, в которых живут индейцы-караибы.

Некоторые охотились в окрестностях, другие промышляли рыбой. Так они и добывали себе пропитание, ибо отлично знали, что не могут рассчитывать на запасы продовольствия Форт-Руаяля, которых только-только хватало для гарнизона.

Потребовалось не так много времени, чтобы привести в готовность фрегат «Святой Лаврентий». В сущности, теперь уже оставалось лишь установить на лафетах пушки из форта, которые должны были туда доставить, однако с надеждой, что ими не придется воспользоваться. Были приведены в порядок изрядно пострадавшие в долгих плаваниях паруса старого судна, и генерал ждал лишь прибытия своего кузена, чтобы, если ветер окажется благоприятным, сразу же дать сигнал к отплытию.

В этой экспедиции вопрос ветра приобретал первостепенное значение. Ведь для того чтобы план Дюпарке удался, было необходимо действовать очень быстро, застать двоих юношей врасплох прямо у них дома в Капстере и, не сделав ни единого выстрела, даже не заколов ножом ни одного часового, доставить их на корабль. А чтобы действовать быстро, необходим был благоприятствовавший «Святому Лаврентию» ветер как по пути туда, так и при возвращении.

Именно это со всей ясностью объяснил генерал своему кузену, как только тот прибыл в Форт-Руаяль.

— Все продумано, — проговорил Дюпарке. — Мы могли бы поднять якорь хоть сейчас, и я бы сделал это с легким сердцем, если бы не опасался, что пассаты могут вдруг изменить направление, и тогда ветер станет не помогать, а мешать нашим планам.

Сент-Обен, будучи человеком горячим и решительным, возразил на это. По его мнению, надобно рассчитывать на счастливый случай, который непременно должен улыбнуться тем, кто борется за правое дело. Вместе с тем он всей душой поддержал замысел генерала высадиться в Капстере в самое темное время ночи, то есть где-то около восьми часов. Если им повезет и туман помешает увидеть «Святого Лаврентия» с берега, то у них есть все шансы вытащить племянников господина де Пуэнси прямо из постелей!

После полудня они решили вдвоем нанести визит главе конгрегации иезуитов отцу Бонену, который, конечно, не откажет им в благословении, а может, еще и даст какой-нибудь дельный совет.

Они воспользовались этим, чтобы сделать беглый смотр солдатам, ибо лагерь волонтеров располагался прямо по дороге к дому святого отца.

Генерал не мог не отметить, что настроение у них вполне боевое. Так или иначе, но и они тоже были готовы. Имея в запасе изрядное количество съестных припасов, они убивали время, играя в ландскнехт. От группы к группе переходили небольшие бочонки с ромом, которые колонисты привезли с собой из дома, и порой не без споров они сравнивали достоинства напитков друг друга.

Когда добрались до хижины отца Бонена, негр Мелоди занимался садом и был так же обнажен, как и в тот раз, когда Жак увидел его впервые. Создавалось впечатление, будто он совсем не страдал от солнечных лучей. Узнав Дюпарке, он, не прерывая работы, одарил гостей широкой улыбкой. Глава иезуитов тоже заметил их и, рассеянно перебирая четки, направился им навстречу.

— Генерал! — приветливо воскликнул он. — Добро пожаловать в мое скромное жилище. Уж не явились ли вы, чтобы сообщить мне о своем скором отплытии?

— Отец мой, — ответил Дюпарке, — мы пришли к вам попросить вашего благословения. Все готово. Мы могли бы хоть сейчас поднять паруса, если бы у меня не было опасений относительно ветра.

Святой отец одобрительно покачал головой.

— Проходите же, — пригласил он, — сейчас я велю Мелоди принести все, что нужно, чтобы приготовить добрый пунш, уверен, при этакой жаре вы не откажетесь немного освежиться.

Все трое направились к хижине. Во дворе, на столе, иезуит оставил свой Требник и наплечник.

Он громко позвал Мелоди, который явился весь в поту, но, как всегда, улыбающийся.

— Мелоди, — приказал ему святой отец, — принеси-ка нам стулья, а потом сахару, рому и лимон… Да не забудь про кружки!

Потом обернулся к Жаку, который ждал не шелохнувшись.

— Сын мой, я буду молиться за успех вашего замысла. Да возьмет вас Бог под свою святую защиту, ибо вы боретесь за правое дело!