Но поскольку в тавернах с самого утра, не переставая, подавали ром, страсти начинали понемногу накаляться. Уже слышалось, как перекликались друг с другом обитатели холма Морн-Желе и те, кто прибыл с Морн-Ружа. С улыбкой на устах люди из низины Сен-Дени окликали тех, кто жил на Морн-Фюме, однако за обменом внешне дружескими репликами нетрудно было разглядеть истинные чувства этих случайных собутыльников.

Явились плантаторы, которые обретались в хижинах Буйона, и даже из Лоррена. Их легко было узнать по пыли, которая покрывала их с ног до головы. Однако они были наиболее ревностными клиентами таверн, ибо, будучи вдали от родных мест, могли не опасаться, как бы кто из знакомых не увидел их в сильном подпитии!

Как обычно, более всего зависти и ревности исходило от женщин.

Те, кто не узнал губернатора, ехавшего верхом бок о бок с мадам де Сент-Андре, и кто еще не знал о существовании Мари, увидев ее, разодетую по моде, которую все еще носили при дворе, сразу почувствовали, как в душе у них поднимается злоба к этому созданию, столь прелестному, столь удачно сложенному и к тому же сопровождаемому столь элегантным кавалером.

Еще более внимательная, чем Дюпарке, к тому, что могут подумать о ней женщины, Мари была искренне удивлена насмешками, которые бросали в ее адрес:

— Вы только поглядите на эту шлюху! Вот уж и вправду она стоит того, чтобы обрезать ей кружева до самой задницы да и продать их на сен-пьерском рынке, прямо на прилавке для живой рыбы!

Мари не могла тогда знать, что имя этой женщины Жозефина Бабен и что она любовница Лефора. Но, даже знай она об этом, вряд ли бы это так уж помогло. Она ведь и представить себе не могла, какую ненависть, сама того не желая, вызвала в сердце этой завистливой женщины…

Жак слегка обогнал Мари. Ему пришлось подождать ее в том месте, где негров ощупывали, осматривали и тут же, не откладывая, покупали.

Губернатор, хоть и не проявлял никакого интереса к торгам, все же заметил, что покупателей вполне хватает. Он поджидал Мари. Когда же она подъехала, поинтересовался:

— Ну как, вы уже имели удовольствие увидеть местное общество? Понравилось ли вам оно, или вы предпочтете теперь подняться к Морн-Ружу?

— Ах, Жак, — ответила она, — я полностью доверяю вам. Вы обещали отвезти меня отобедать у какого-то колониста… И я просто сгораю от любопытства скорее посмотреть, как все это будет выглядеть!

Они бросили прощальный взгляд на портовую ярмарку. Цены на аукционе все поднимались. Негры выглядели не слишком-то заманчиво, но выпитый ром уже брал свое, страсти накалялись, и самым убедительным доказательством того была все возрастающая щедрость колонистов.

— Поехали! — И Жак подстегнул свою лошадь.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Жак и Мари принимают решение и скрепляют его печатью любви

Жак Дюпарке почти напрочь забыл о важных полномочиях, которыми был облечен на этом острове. Вот уже полчаса, как он гарцевал вокруг Мари, радуясь от души, и, случись ему встретить по пути колонистов, они были бы немало удивлены несерьезным видом губернатора.

То он обгонял Мари, чтобы потом гарцевать рядом с нею, то она вырывалась вперед, и он, бешено подстегивая свою лошадь, вынужден был гнаться за нею вслед. Они хохотали как безумные. Ни он, ни она даже не пытались искать темы для разговора, ибо они любили друг друга так сильно и так тонко чувствовали это в смехе и повадках друг друга, что не ощущали ни малейшей потребности говорить.

Внезапно земля стала совершенно другой. Под копытами лошадей был теперь какой-то серый пепел, цвет и плотность которого немало поразили Мари. Дюпарке объяснил ей, что гора слева — это вулкан. Хоть она покрыта густым лесом и одета прекрасной нежной зеленью, все равно ее окрестили Мон-Пеле — Лысой Горой. Караибы давно уже стараются держаться подальше от этих краев, они ушли отсюда в надежде, что их никогда не заставят строить себе жилища в том месте, которое сами они назвали Монтань-дю-Фе — Горой Огня.

Она любила слушать, как он говорит. Ей казалось, что он умеет объяснять сложные вещи без малейшей назидательности. Он никогда не издевался над ее невежеством, и ей подумалось, что она ни за что не решилась бы задавать подобные вопросы своему мужу, который, со свойственным ему злобным высокомерием, не преминул бы унизить ее своими познаниями. Не исключено, впрочем, что Сент-Андре вовсе и не знал тех историй, которые так занимательно рассказывает ей Жак.

Мари поинтересовалась, далеко ли от мест, где они теперь находятся, живет колонист.

— Четверть часа верхом, никак не больше, — ответил губернатор.

В знак благодарности она одарила его нежнейшей улыбкой и снова спросила:

— Полагаю, вы хотя бы предупредили его о нашем визите?

— Надеюсь, — ответил он, — мой кузен, как я и просил его об этом, съездил туда нынче утром и предупредил. Я послал к этому колонисту капитана де Сент-Обена, ибо супругу вашему, похоже, весьма не терпелось выяснить насчет одного дела, в котором, похоже, сам он вряд ли смог бы добиться успеха. В общем, у меня сложилось впечатление, что он отнюдь не возражал бы, если бы я сам занялся им вместо него. Я предложил ему связаться с Сент-Обеном, дабы получить у него более подробные сведения, и одновременно послал все того же Сент-Обена предупредить колониста…

— А что это за колонист?

Жак придержал лошадь и бросил на Мари взгляд, в котором она заметила какое-то странное выражение.

— Этого колониста, — медленно произнес он, увидев, что и она тоже натянула поводья, — зовут господин де Драсле… Разумеется, это имя ничего вам не говорит, во всяком случае сегодня. Не исключено, однако, что нынче же вечером или завтра Сент-Андре в разговоре с вами упомянет это имя… Тем не менее, по правде говоря, я счел своим долгом первым показать вам поместье, которое выбрал для вас супруг. В сущности, имение господина де Драсле, мадам, и есть то самое поместье, которое купил господин де Сент-Андре, дабы свить там для вас гнездышко, — добавил он с какой-то насмешливой улыбкой.

— Как?! — воскликнула она с удивлением. — Вы знаете, что у моего мужа какие-то отношения с этим колонистом, что ему какое-то время предстоит вести с ним дела, дабы уладить все формальности, связанные с продажей имения, и вы везете меня к нему? А вы не боитесь, что этот господин Драсле возьмет и расскажет ему о том, что мы вдвоем приезжали к нему обедать?

Жак слегка отстал от Мари, ибо дорога стала слишком узка и не позволяла его лошади и дальше гарцевать подле нее. Когда дорога внезапно стала пошире, он тут же пришпорил лошадь, и она сразу пустилась вскачь. Буквально в три прыжка он нагнал ее и снова поехал рядом с юной дамой.

— Послушайте, Мари, — проговорил он неожиданно серьезно, — надеюсь, вскоре у вас будут случаи убедиться, сколько друзей у меня здесь, на Мартинике. Я не жалея отдавал этой земле все свои силы, и, к счастью, люди, которые живут на ней, признательны мне за это. У меня есть друзья повсюду, с севера на юг и с запада на восток, даже среди караибских индейцев, хотя вообще-то люди они довольно скрытные и себе на уме, но в отношении меня всегда выполняли свои обещания. Если бы я захотел, я мог бы в два счета погубить этого господина де Сент-Андре. Мне стоит только слово сказать, пальцем шевельнуть, и все… Но я считаю, что, поступи я таким манером, это было бы равносильно неповиновению самому королю, а король и вы, мадам, это самое святое, что существует для меня на этом свете! Посему я не допущу в отношении господина де Сент-Андре ничего, что не было бы в полном согласии с законом.

Мари покорно слушала его, хоть и никак не могла взять в толк, почему после безудержной веселости и всех этих ребяческих выходок, коим она только что была свидетельницей, он вдруг заговорил с ней таким торжественным тоном.

— Даже ради меня, Жак, ради того, чтобы я могла принадлежать вам безраздельно, неужели даже ради этого вы все равно не решились бы, как вы сами только что выразились, погубить господина де Сент-Андре?

— Только в том случае, мадам, если бы это служило интересам короля!

Она внимательно вглядывалась в его лицо. Нет, это явно не было шуткой.

— Выходит, — снова принялась она за свое, — вы могли бы относиться с почтением к господину де Сент-Андре за счет чувств, которые питаете к его величеству, и обходя при этом стороною меня?

— Мне кажется, — заметил он, — мы с вами перестали понимать друг друга.

Он заставил своего коня ускорить шаг, ибо лошадь Мари в поисках наиболее проходимой тропы могла вот-вот ускакать вперед. Перехватив у юной дамы поводья, он заставил ее лошадь остановиться.

Каким-то чисто женским шестым чувством Мари сразу поняла, что он собирается сделать ей важное признание. Взором, уже заранее омраченным тревогою, она окинула окрестности. Вокруг простиралась растительность, поразительно напоминающая тропический лес.

Мощно тянулись вверх увенчанные огромными красными цветами канны. Дикие циннии живой изгородью окружали древовидные папоротники с похожими на епископский жезл верхушками, бамбук со стволами толще руки человека клонился вниз, будто устав от собственной высоты и тяжести.

Сейчас он сделает ей больно, думала про себя Мари, сейчас он откроет ей какую-то тайну, в которой нет места их любви.

Поэтому у нее перехватило дыхание, когда она наконец решилась произнести:

— Мне бы хотелось, Жак, чтобы вы объяснили мне, что имеете в виду. Мы и вправду перестали понимать друг друга!

— И все-таки мне кажется, — проговорил он каким-то вкрадчивым голосом, — что мы могли бы отлично понимать друг друга… Я видел сон, Мари… Это был сон о вас. Мы скакали с вами верхом, рядом, как сейчас, по каким-то бескрайним просторам. И вы были мне не просто подругой, а ровней мне… Вы понимаете, что я имею в виду?..