Раб тем временем принес все, что велел ему святой отец: небольшие, выращенные здесь же в саду, зеленые лимончики, кусочек коры коричного дерева, несколько мускатных орехов и большой кувшин, доверху наполненный ромом. Поставил все на узкий, грубо сколоченный столик и уж было направился в сторону сада, намереваясь вернуться к прерванному занятию, когда священник снова окликнул его, веля принести еще одно кресло для губернатора. Тот повиновался.

Отец Бонен готовил пунш с такой обстоятельностью и такими благоговейными жестами, будто служил литургию. Потом первым попробовал напиток и проговорил:

— Дражайший губернатор, это настоящее чудо!

Жак в свою очередь тоже пригубил из поставленной перед ним оловянной кружки и должен был признать, что смесь была приготовлена по всем правилам искусства.

Отец Бонен поудобней устроился в кресле и устремил взор на Дюпарке.

— Я и вправду очень рад вас видеть, — проговорил он. — Вы хорошо сделали, что не покинули Форт-Руаяля, не заглянув ко мне. Я очень встревожен. И у меня есть вполне серьезные основания для беспокойства. Начать хотя бы с этих рабов; у меня от них просто голова идет кругом! Ведь все они — кто больше, кто меньше — занимаются колдовством. Даже Мелоди, и тот по своему усмотрению заказывает то дождь, то солнце… Ясно, что он находится в постоянном сговоре с лукавым, и, если бы он не был таким славным, работящим парнем и если бы, к тому же, мне не пришлось заплатить за него весьма кругленькую сумму, поверьте, я без малейших колебаний сжег бы его заживо за связи с дьяволом! Представьте, он может взять мою трость и разговаривать с нею!..

— Не может быть!..

— Очень даже может, сударь, он втыкает ее в землю, потом произносит какие-то слова, которые невозможно понять, и прикладывает к ней ухо. И хотите верьте, хотите нет, но она отвечает на его вопросы. Никто вокруг не в состоянии расслышать ни слова, а Мелоди через несколько минут расскажет вам, о чем поведала ему трость! Именно таким странным путем я узнал, что в форте Сен-Пьер бросило якорь какое-то судно — корабль, на борту которого прибыл генеральный откупщик и с ним, похоже, какая-то весьма миловидная дама… Впрочем, мы еще вернемся к этому вопросу, ибо как раз с этим и связан другой резон моих тревог… Да, сын мой, эти негры, мало того, что они поддерживают постоянные связи с сатаной, но к тому же еще и насаждают в колонии нравы самого распущенного свойства! Не знаю, знакомы ли вы с колонистом Гишаром, что живет в поселке Ламантэн… Так вот, этот самый Гишар имел несчастье связать свою судьбу с женщиной, наделенной таким вулканическим темпераментом, что Монтань-Пеле в сравнении с ней не более чем чадящая масляная лампа! Колонист Лаплен, что живет с ними по соседству и знаком с ней накоротке, описав ее повадки на языке несколько чересчур откровенном, но достаточно выразительном, заметил, что особа эта постоянно на таком взводе, что способна воспламенить взглядом даже целую плантацию перца! По правде говоря, в основном для того, чтобы держать Мелоди как можно подальше от этой женщины, я и купил его у капитана Пьера. Этот Пьер явился сюда с целой партией рабов. И хоть у Гитара и без того уже хватало рабов — как мужчин, так и женщин — во всяком случае, куда больше, чем ему в действительности требовалось, супруга его непременно хотела купить Мелоди! И надо было видеть, какими глазами она на него глядела!.. Тем более, сын мой, что на бедняге негре не было в тот момент ни единым лоскутком больше, чем сейчас… Я было попробовал сшить ему из своей старой сутаны штаны! Он проносил их с час, не больше… Ему было в них неловко, жарко… И в конце концов я решил: пусть остается в одеянии Адама… Так вот, именно по той причине, что супруга Гишара смотрела на него такими голодными глазами, я и продолжал поднимать цену на торгах. В конце концов мне пришлось пойти на то, чтобы перехватить его прямо перед носом у ее мужа… Но на том дело не кончилось. Эта женщина, жена Гишара, обожает негров. Я бы даже сказал, она от них просто без ума. И что меня особенно беспокоит, так это то, что она ждет ребенка… Она должна родить месяца через два. И как вы думаете, кого она произведет на свет? Всемилостивейший Боже, кого?! Все говорит мне, что это будет еще один маленький мулат!

— Ну что ж, — холодно заметил Дюпарке, — раз так, вы отлично знаете, какое их ждет наказание: тысяча фунтов сахару, а ребенка конфискуют в пользу Сен-Пьерской лечебницы!

— Знаю-знаю! И все же представьте, что Гишар отнесется к этому с известным снисхождением — что, кстати, вполне возможно, он ведь и сам отнюдь не равнодушен к, чарам своих негритянок — и согласится заплатить за жену тысячу фунтов сахару, ведь это может восстановить его против вас, против Суверенного совета, против меня и против нашей религии… А ведь это — увы! — человек, к чьему мнению прислушиваются многие колонисты!

Дюпарке отпил глоток пунша и молча опустил голову. Все, что поведал ему только что глава иезуитского ордена, он и сам давно уже знал, однако отдавал себе отчет, что бессилен помешать греховному сожительству между черными и белыми.

— Что ж, святой отец, — тем не менее проговорил он, — вашему ордену и карты в руки, вам и заклеймить преступные связи между белыми и черными. Наказывайте виновных по всей строгости, вплоть, если будет необходимо, до отлучения от церкви! А уж если не будет иного выхода, сжигайте на костре тех белых колонистов и их жен, которые не смогут справиться с искушением… Что поделаешь, придется осуждать их без всякого снисхождения! Ведь на карту поставлена судьба всей колонии!

— Боюсь, сын мой, что весьма скоро нам именно так и придется поступать. Но прежде чем мы придем к таким суровым мерам, не лучше ли подумать о том, чтобы преградить приток негров на наш остров? Чем меньше их здесь будет, тем меньше искушения и греха!

— К сожалению, святой отец, — возразил Дюпарке, — негры так же необходимы для процветания нашего острова, как мука, чтобы печь хлеб!

Глава иезуитов с безнадежным видом покачал головою.

— И это еще не все, сын мой, у меня есть и другие причины для беспокойства… До нынешнего времени к нам из Франции присылали высокопоставленных должностных лиц, которые, если и не были безукоризненны во всех отношениях, все же были людьми благопристойными. Благородными душою или благородными по рождению — в любом случае они одинаково уважали традиции. И вот теперь к нам являются люди, о которых не знаешь, что и думать… Надеюсь, хоть вы просветите меня на этот счет… Я имею в виду эту чету — Лешено де Сент-Андре.

При упоминании этого имени Жак не смог сдержать дрожи.

— Я уже пояснил вам, с помощью какого черного колдовства мой негр Мелоди предупредил меня о прибытии этих персон… Я не придал этому слишком уж большого значения, ибо был куда более обеспокоен присутствием пособника сатаны под моей собственной крышей… Но вот уже два дня, как в этих краях, от Кас-Пилота до Карбе, ходят странные слухи. И у меня есть все основания полагать, что эти слухи уже распространились до Робера и даже дошли до Макубы. Вы не хуже меня знаете, как быстро здесь всякая новость — неизвестно, каким манером — распространяется от одного берега острова до другого… Короче говоря, если верить слухам, то этот генеральный откупщик Сент-Андре — человек, который уже давно достиг весьма почтенного возраста…

— И даже много раньше, чем вам это могло показаться…

— Вижу, вы с ним знакомы… Так что надеюсь услышать, что вы об этом думаете. Говорят, будто этот господин де Сент-Андре привез с собой юную даму, о которой никому ничего не известно. Он выдает ее за свою супругу. Некоторые утверждают, будто это его дочь, другие уверяют, что это какая-то потаскушка из низов, привлеченная его знатностью и готовая пожертвовать своей молодостью единственно ради богатства и суетного блеска титулов…

— Единственно ради богатства и суетного блеска титулов? — переспросил Жак. — Не понимаю, что вы имеете в виду…

— Сын мой, — настаивал на своем священник, — сделайте же над собой усилие и постарайтесь понять, что я имею в виду. Дело в том, что этот господин де Сент-Андре — человек весьма преклонного возраста, а персона, которая его сопровождает, — юное создание, и к тому же, если верить слухам, редкостной красоты. Настолько хороша собой, что вокруг нее уже кружится целый рой распутников… Сами знаете, вода и пламень — не слишком-то подходящие супруги… Нет никаких сомнений, что, только прельстившись богатством и титулами господина де Сент-Андре, эта девица решилась пожертвовать своими прелестями и молодостью. Короче говоря, до меня дошли слухи, что если господин генеральный откупщик и вправду прибыл сюда с молодой женой, то речь здесь может идти только о фиктивном браке. И могу вас заверить, люди, которые доложили мне об этом, похоже, располагали сведениями весьма достоверного толка! Если это его дочь, тогда никак невозможно объяснить весьма вольные выходки, которые он допускал в отношении своего собственного чада, плоть от плоти своей и кровь от крови, и это вызвало бы скандал, которому, уж можете мне поверить, я бы тут же положил конец! Короче говоря, если эта женщина — просто-напросто его любовница, то вы, господин губернатор, должны немедленно пресечь это, чтобы было неповадно другим. Вот что я хотел довести до вашего сведения и вот почему я особенно рад видеть вас здесь у себя. Уверен, вы сможете быстро положить конец столь непотребному положению вещей!

— Но, увы, святой отец, — возразил Жак, — я совершенно безоружен перед господином де Сент-Андре. Конечно, я здесь, на Мартинике, губернатор, но он — генеральный откупщик. И наделен такой же властью, как и я, хоть он не может посягнуть на мои прерогативы, а я — вмешиваться в его дела…

— Сын мой, — как-то торжественно заявил отец Бонен, — я намерен без всякого промедления доложить о сложившемся положении вещей во Францию. Вы уже доказали здесь, на что способны. И я приложу все усилия, чтобы ваша власть на острове была выше власти этого господина де Сент-Андре, даже если мне придется для этого обратиться лично к главе всего Ордена иезуитов. Но уверен, кардинал Ришелье непременно поймет мои доводы. Править островом должны вы — и только вы один…