— И, ясное дело, Тюрло отрицал свою вину, оскорбил вас, может, даже надавал вам пощечин, и вы оказались втянуты в поединок…

— Да, вы правы, Тюрло, все отрицал, это он меня вызвал…

Д’Эснамбюк вернулся к столу и устало опустился в кресло. Потом бросил быстрый взгляд на Дюпарке, но тот стоял не шелохнувшись, ожидая его совета, его решения.

— Думаю, — проговорил Белен, — вам следовало бы отдать себя на милость короля. Это единственный разумный выход, какой я вижу из создавшегося положения. Вам надобно добровольно явиться и согласиться подвергнуться тюремному заключению. Надеюсь, его величество по достоинству оценит это свидетельство признания вами своей вины и…

— Вы хотите отправить меня за решетку?

— Уж не хотите ли вы, племянничек, чтобы я угодил туда вместо вас?

— Но даже сам д’Ажийяр посоветовал мне бежать за границу…

— Позорное бегство не пристало дворянину… Отважные люди не скрываются тайно. Ваша честь потребовала, чтобы вы скрестили свою шпагу с Тюрло. Ничего не поделаешь, так уж случилось! Стало быть, вы защищали свою честь, и даже, как я понимаю, куда с большим мужеством, чем дело того заслуживало. А теперь ваша честь требует, чтобы вы предоставили свидетельство своего повиновения воле короля. Ведь, что бы ни случилось, всегда надобно сохранять верность вашему монарху. И вот этого, племянничек, прошу вас не забывать никогда.

— Что ж, отлично! — с хрипотцой в голосе отозвался Дюпарке. — Я поступлю, как вам угодно. Полагаю, вам известно, что за дуэль мне грозит смертная казнь?

— А разве вы не боялись смерти, когда скрестили шпаги с Тюрло?

— Мы дрались на равных.

— Что ж, племянничек, вам следовало бы раньше подумать о последствиях ваших поступков…

Внезапно Жак вздрогнул. Ему только что показалось, будто откуда-то с улицы послышался топот копыт. И он сразу подумал, что это патрульные стрелки уже напали на его след.

— Вы слышали, дядюшка? — спросил он.

Белен утвердительно кивнул головой. Дюпарке же продолжил:

— Должно быть, караульным удалось поймать моего брата или д’Ажийяра, и они узнали от них, что я собирался к вам… И теперь они намереваются арестовать меня…

— Вы боитесь?

— Нет, не боюсь. Но я предпочел бы сдаться добровольно…

Белен подошел к окну и открыл его настежь. Потом, перегнувшись через железную решетку балкона, выглянул наружу и увидел двух лошадей, они были привязаны к кольцам, вделанным в стену подле дверей постоялого двора.

— Сюда прискакали двое верхом. Ничто не говорит, будто это за вами. Однако, если вам угодно разыгрывать из себя героя, следует поторопиться…

— Вы правы… Прощайте, дядюшка…

Белен поднялся с места и, ухватившись за его рукав, на мгновение задержал племянника:

— Не думайте, будто я оставлю вас на произвол судьбы. Я попрошу аудиенции у Ришелье…

В этот момент дверь сотряслась от громкого стука. Оба в ужасе переглянулись. Жак побледнел как полотно, слегка отстранился от дядюшки и тихо произнес:

— Это за мной. Позвольте мне полностью ответить за все, что я совершил. Вы здесь ни при чем, Так что я даже попросил бы вас сделать вид, будто ничего не знаете…

Не ответив, Белен подошел к двери и отворил ее. Несмотря на царивший на лестнице мрак, он тотчас же узнал президента Фуке и воскликнул:

— Ах, это вы, Фуке! Входите же скорее!

Вслед за президентом показался Водрок. Оба, будто не замечая Белена, сразу бросились к Жаку.

— Нечего сказать! — вскричал президент. — Ну и дел же вы натворили! Нынче вечером вы сделаетесь самой большой знаменитостью во всем Париже! По словам Водрока, это был мастерский удар! Черт побери! Выходит, и на Тюрло нашлась управа! Что ж, по правде говоря, это даже к лучшему… Что вы теперь намерены делать, Дюпарке?

— Сдаться властям, — просто ответил Жак.

— Я предчувствовал нечто подобное! — заметил президент. — Боялся за вас и даже снова заехал к вам на Арбрисельскую улицу, там-то я и застал вашего братца, а он поведал мне о случившемся. Когда он сказал, что вы отправились просить совета у дядюшки, я решил, что мне непременно надо с вами увидеться…

Появление президента с Водроком окончательно выветрило из головы д’Эснамбюка все мысли о прерванных трудах. Будучи человеком обдуманных действий, он вдруг увидел событие в совершенно ином свете. Разве не сказал только что Фуке, что уже нынче вечером Дюпарке станет самым знаменитым человеком в Париже? Как мог он забыть, что Тюрло имел репутацию фехтовальщика самого наипервейшего класса? И только тут он до конца осознал, какой опасности подвергал себя Жак, решившись на поединок с таким грозным противником.

— Послушайте, президент, это я посоветовал Дюпарке сдаться и добровольно сесть в тюрьму. Мне думается, раз он нанес оскорбление королю, то это единственный путь повиниться перед ним и заслужить его снисхождение. Надеюсь, вы не станете его отговаривать.

Какое-то мгновенье Фуке хмуро переводил взгляд со старика на молодого человека. Конечно, он явился сюда, имея в голове совершенно иной план. Но Белен сверлил его своими маленькими, похожими на горошины в прорезях бубенцов, глазками, и внезапно он понял, что, как бы он ни старался, ему все равно ни за что не удастся переубедить этого человека.

— Что ж, — заметил наконец он, — пожалуй, это и вправду лучшее, что можно сделать в подобной ситуации.

Белен с облегчением вздохнул.

Водрок стоял чуть в стороне, наблюдая за сценой, но не принимая никакого участия в разговоре. Его по-прежнему мучили угрызения совести. Ведь, в сущности, думал он про себя, все это произошло только по его вине. Не овладей им эта окаянная страсть к игре, они не оказались бы в этом игорном заведении, а стало быть, виконту Тюрло не представилось бы случая мошенничать с ним! И тогда Жаку не пришлось бы драться с ним на дуэли!

Похоже, д’Эснамбюк тем временем принял внезапное решение.

— Президент, вы уже не раз давали мне свидетельства вашей искренней дружбы, — заявил он. — Соблаговолите же ответить: сколько, по вашему мнению, времени еще остается в запасе у Дюпарке? Как вы думаете, стражники уже начали его разыскивать?

Фуке вздрогнул. Слушал ли Белен голос своего сердца, советуя племяннику добровольно сдаться властям? И не настал ли час раскрыть ему его собственный замысел? Вместе с тем из дипломатических соображений он решил сперва лучше прощупать настроение мореплавателя, дабы окончательно увериться в его истинных намерениях.

— Полагаю, — слегка поколебавшись, ответил он, — что о смерти Тюрло не будет известно еще часа два-три. С другой стороны, не подлежит сомнению, что, едва эта весть дойдет до короля, убийцу незамедлительно возьмут под арест. Скорей всего, его величеству будет угодно использовать этот случай в назидание другим. Он не потерпит, чтобы два дворянина столь знатных фамилий, как Дюпарке и Тюрло, столь дерзко нарушали его повеления…

Белен, в свою очередь, тоже долго о чем-то размышлял, потом заявил:

— Думается, если мы с вами вместе отправимся к Ришелье, а Жак тем временем сдастся добровольно, то у нас будет немало шансов уберечь моего злополучного племянника от чересчур тяжкой кары…

— Чересчур тяжкой кары!.. — словно эхо повторил президент.

Во все время этой беседы Жак стоял не шелохнувшись. Он так и остался подле дядюшкиного стола и, прислушиваясь к разговору, скользил взглядом по разбросанным на столе бумагам дядюшки.

Ведь, в сущности, советуя ему добровольно сдаться, Белен и Фуке не слишком-то дорого ценят его жизнь! А в чем он может себя упрекнуть? Что подумали бы о нем, откажись он от поединка с Тюрло? Да, наверное, после такого бесчестья даже сам король никогда бы не снизошел до того, чтобы осчастливить его своим высочайшим доверием!

Потом его мысли унеслись к Мари — Мари, которой он назначил нынче же вечером свидание в игорном доме и которая будет готова бежать с ним, как он просил ее об этом. С одной стороны, любовь и свобода, если он скроется; с другой — тюрьма, а возможно, и смерть.

Впрочем, в тот самый момент, когда Фуке повторял слова «чересчур тяжкой кары», в разговор внезапно вступил Водрок.

— Не забывайте, господа, — заметил он, — что брат мой рискует своей головой! Не слишком ли дешево вы цените его жизнь, советуя ему добровольно сдаться властям? И не слишком ли переоцениваете ваше влияние при дворе, утверждая, будто вам удастся его спасти?

Фуке сразу нахмурился.

— Сударь, — резко проговорил он, — я не потерплю, чтобы вы разговаривали со мной в подобном тоне!

Тут Дюпарке не выдержал и стукнул кулаком по столу.

— А между тем, — громко воскликнул он, — мой брат совершенно прав! Он один прав против вас двоих! Да что же это, в самом деле?! Я победил в честном поединке, я всадил на шесть дюймов шпагу в глотку человеку, на чьей совести смерть трех-четырех молодых людей, коих он и мизинца не стоил! Я избавил общество от вора и мошенника и теперь же должен раскаяться и покорно подставить шею палачу? Но я еще молод, черт побери, и в мире есть много вещей, которые мне хотелось бы сделать прежде, чем я соглашусь умереть! Да! Водрок прав! Я намерен бежать…

— Вы с ума сошли! — вскричал Фуке.

— Нет, я вовсе не сумасшедший. Я был бы сумасшедшим, если бы послушался ваших советов, ибо только полоумный может согласиться добровольно пойти на смерть без всяких резонов и будучи совершенно невиновен. Впрочем, совесть моя чиста, господа. А когда моя совесть чиста, не в моих привычках просить снисхождения. Я ни от кого не жду никаких милостей…

Белен не отрывал глаз от племянника, он видел, как исказилось его лицо. Насколько всего лишь час назад был он мрачен и угрюм, настолько же теперь излучал какую-то несокрушимую силу. Глаза ярко сверкали, исчезли без следа, разгладились еще недавно перерезавшие лоб глубокие морщины — в общем, весь он теперь светился пылким молодым задором.