и сладострастниц, доставляющих удовольствие мужчинам. Разве Бог напрасно создал тебя такой красивой? Ты должна дарить людям свои прелести, получая за это соответствующее вознаграждение. Я тебя многому научу, но ты должна слушаться меня, иначе не станешь лучшей, несмотря на свои задатки. Я знаю многих девушек в нашем мире, одарённых намного меньшими прелестями, чем у тебя, но которые сумели познать тайну, как заработать хорошие ренты! Верно, не хвастаясь, могу тебе сказать, что я нищая по сравнению с ними. Но Бог не любит неблагодарных. Не забывай никогда меня, и то, что я уже сделала и сделаю для тебя. И ещё, напоследок, запомни главное правило-нельзя, чтобы тебе надоело доставлять удовольствие.

– 

Ах! Моя госпожа, – живо ответила я ей,– надеюсь, что вы никогда не будете жаловаться на мою неблагодарность.

– 

Давайте пока оставим эту фразу без ответа,-возразила она-я часто слышала эту фразу, а потом все напрочь забывают о произнесённом когда-то. Почести и слава меняют натуру. Если бы вы знали, дорогуша, сколько девушек, восседающих сегодня в ложах Оперы и воспитанием которых я когда-то занималась, делают теперь вид, что не знают меня, вы были бы вынуждены произнести, что признание–это мужество, которого больше почти не существует в наш век. Но что бы там ни было, всегда хорошо иметь людей, которые тебе обязаны. Кстати, моя маленькая кошечка, а несомненно, она прекрасна у тебя… я в этом абсолютно уверена… была ли она обязана когда-нибудь кому–нибудь?

– 

Да только мне, мадам,– ответила я ей,– разве я могу притворяться? И кого я могла бы обязать в таких ужасных условиях, в которых жила до сих пор?

– 

Вы меня не слышите,– продолжила мадам-нужно вам сказать более вразумительно и прямо. Вы ещё сохранили вашу девственность?

От этого неожиданного вопроса я густо покраснела и выглядела, по-видимому со стороны немного смущённой.

– 

Я прекрасно вижу,-сказала мадам Флоранс,– что у вас её больше нет. Неважно… у нас есть чудесные мази, и мы вам сделаем совсем новую. Однако, было бы хорошо, чтобы вы узнали с моей помощью порядок вещей, принятых в моем доме: вы должны пройти одну церемонию, которая не должна стать для вас наказанием. Все девушки, которые предназначаются для услады мужчин высшего света, подвергаются подобному экзамену. Вы прекрасно понимаете, что продавец обязан знать всё о своём товаре.

Пока я выслушивала эту проповедь, мадам Флоранс уже задрала подол моего платья выше бёдер. Она меня покрутила вокруг оси и осмотрела со всех сторон. Ничто не ускользнуло от её взгляда эксперта и ценителя.

– 

Хорошо,– сказала она,– я довольна. Ущерб, который тебе сегодня нанесли здесь…-при этих словах она ласково погладила меня по моей попке,– не столь велик, и мы легко все исправим. У Вас, милостью Бога, одно из самых красивых тел, которые я когда-либо видела, и из которого вы сможете извлечь большие преимущества в будущем. Между тем, не достаточно быть красивой, нужно быть ещё и внимательной к себе. Одно из правил нашей профессии-не экономить на губках и полотенцах. И внешний вид… вам ещё предстоит научиться выглядеть достойно и соблазнительно в любом обществе. Идите сюда, я вам кое-что покажу, пока у нас есть время. Тотчас же она меня ввела в маленький гардероб и заставила сесть сверху на биде, дав мне первый урок чистоты. Мы использовали остаток дня в бесконечном познании других мелочей, мало существенных, чтобы на них останавливаться более подробно. На следующий день меня переодели с головы до ног, как и обещали. У меня появилось платье из цветной розовой тафты, украшенное воланами, с нижней юбкой из муслина, и часами Пинчбек из так называемого английского золота, сплава меди и цинка, в поясе. Я буквально взорвалась от счастья, восхищаясь этим новым нарядом, и чувствовала первые льстивые уколы тщеславия, смотря на себя в зеркало с уважением и восхищением.

Надо отдать должное мадам Флоранс. Она была одной из наиболее талантливых аббатис Китиры, как называли хозяек публичных домов, во всём, что касалось порядка в доме и мелких деталей быта и обслуживания клиентов. Она заботилась обо всём. Помимо пансионерок, которые всегда находились в доме, чтобы не быть застигнутыми врасплох внезапным визитом, когда требовалось быстро обслужить одновременно нескольких человек, у неё также были резервные тела в городе для всяких чрезвычайных случаев. И это ещё не все: она держала магазин всевозможных платьев с невероятными расцветками и любых размеров, которые продавала за хорошие деньги всем своим бедным новообращённым девушкам, таким, как я, и это была значительная прибавка к её гонорарам.

Мадам Флоранс, опасаясь, чтобы я не потеряла даром свой товарный вид невинной девушки, сразу же предупредила своих наилучших клиентов о ценной находке, которую она сделала. Посредством столь разумной предосторожности мы не долго изнемогали в ожидании. Месье Н, президент судебной палаты, весьма пунктуальный при подобных вызовах, прибыл точно в назначенное время, в семь часов вечера, как раз тогда, когда я только что закончила мой туалет. Я увидела манерного мужчину посредственного телосложения, одетого во всё чёрное, на длинных худых ногах, прямого и неловкого. На его голове, которая поворачивалась только вместе с телом, был водружён парик с крупными буклями, посыпанный пудрой, излишек которой обильно покрывал три четверти его одежды. Добавьте к этому, что он обильно источал запах мускуса, заставляющий многих людей падать в обморок, и вы поймёте, что я подумала, увидев его… для начала моей карьеры этот господин показался мне не самым лучшим вариантом.

– 

Ах! На этот раз, Флоренция,– воскликнул он, бросая на меня взгляд,– вот то, что называется истинной красотой, прелестью, божеством. Говорю тебе совершенно искренне, ты сегодня превзошла себя. Серьёзно… мадемуазель восхитительна… да, сто пик плюс к портрету, который ты мне дала. Клянусь честью, это – ангел. Я тебе говорю правду… слово судьи… я восхищён. Но, ты же знаешь, как у нас говорят, видишь красивое, поцелуй его. Даже не знаю, с чего начать.

Мадам Флоранс, до той поры следовавшая за нами по пятам, поняла, что с этого момента её присутствие стало излишним, и незаметно исчезла, оставив нас наедине. Тотчас же господин президент, не нарушая величественность своего одеяния, уложил меня на диван, и повторно осмотрел меня, задержав свой взор на некоторых частях моего тела, и ощупывая мои наиболее тайные прелести, что сильно отличалось от того, к чему я привыкла с Пьеро.

Мне рекомендовали быть любезной… и я была таковой… и даже чересчур. Судья делал со мной то, что делают друг с другом только распутники. Кроме того, я потеряла с ним мою вторую девственность. Гримасы, посещавшие моё лицо во время этой не совсем натуральной, по известным вам причинам, операции, я сопровождала некоторыми криками и стонами, которые должны были разъяснить господину президенту-судье, что девушка, лишающаяся девственности, никак не может разделить с ним его удовольствие. Правда, нужно заметить, что для того, чтобы меня вознаградить и заставить забыть о страданиях, он вложил в мою руку два золотых луидора.

– 

Это,– сказал он,– сурерогасьон… только не рассказывайте об этом Флоранс. Я ей оплачу, кроме этого, всё, о чем мы предварительно договаривались, и для неё, и для вас. До свидания, моя маленькая королева, но позвольте… на прощание… я прежде ещё раз поцелую эту прелестную ямочку… да, и я надеюсь, что мы снова увидимся в один из ближайших дней. Да, мы обязательно снова увидимся… я слишком доволен вами и вашими хорошими манерами.

В то же самое время он вышел из моей комнаты мелкими поспешными шажками, заставляя посвистывать свои не сгибающиеся колени. Этот экземпляр мужчины, что только что побывал у меня, удивил меня до такой степени, что я не и знала, что думать. Я полагала, что или господин президент ошибся, или что это было манера людей определённого сорта браться за дело таким образом. Если это – мода,– говорила я сама себе,– надо будет попытаться стать такой же модной, чтобы пользоваться успехом у таких господ. Мне кажется, что я не деликатнее, чем любая другая. Первые испытания на любой вкус немного суровы, но не было ничего особенного, чему мне пришлось бы усердно учиться. У господина судьи мужское достоинство было отнюдь не такое большое и длинное, как у Пьеро, а ведь я уже научилась доставлять ему удовольствие, а между тем это прошло не без труда и было не так просто в начале. Я была поглощена этими интересными мыслями, когда возвратилась Флоранс.

– 

Итак!– Сказала мне хозяюшка, потирая руки,– не правда ли, что господин президент – любезный человек? Он вам дал что-нибудь?


– 

Нет, мадам, – ответила я.– Он мне сказал, что рассчитается с Вами, и мою долю отдаст вам.

– 

Держите,– сказала она,– вот луидор, который он мне поручил вам вручить. Я надеюсь, что это не единственное проявление его великодушия, так как мне показалось, что он крайне удовлетворён вами. Впрочем, дорогое дитя, не надо полагать, что вся наша практика будет всегда также хороша, и оплачена столь же щедро. В любом виде торговли бывает и прибыль и убытки, хорошее вознаграждение и плохое. Но кто не торгует, тот не выигрывает. И нужно помнить, что и с нашей прибыли нужно оплачивать всевозможные издержки. А ещё случаются ненужные мимолётные увлечения. Если бы не это, мы давно бы уже жили в Швейцарии или в Южной Америке. Но, терпение… скоро в Париже начнётся ассамблея духовенства, и без излишней похвальбы скажу тебе, что вы сами увидите, как потекут сюда денежки. Мой дом пользуется отличной репутацией, и у духовенства в том числе. Если бы у меня было столько же тысяч ливров, как у посещавших мой дом прелатов и аббатов вместе взятых, я была бы уже королевой. В конце концов, было бы ошибкой, если бы ты подумала, что я жалуюсь. Я имею, слава богу, где и на что жить, и вполне могу обойтись тем, что уже заработала. Я вполне могу себе позволить больше ничего не делать и отдыхать. Впрочем, нужно иметь занятие в жизни. Ибо сказано, что праздность-мать всех недостатков. Если бы каждый был занят, никто не думал бы о том, чтобы творить гадости.