У нее никогда не будет ребенка, потому что ни один ребенок не заслуживает матери-воровки. Особенно такой мрачной и депрессивной воровки, как она.

Снова включив сигнализацию, Беа запирает железную решетку и два замка на входной двери. Потом спускается вниз по лестнице на улицу.

На улице жарко и душно, Беа скучает по осени. Осенью ей всегда становится лучше. Она чувствует себя бодрой и живой, словно липкая оболочка испаряется с души.

Счастливый семейный праздник она обходит стороной, входит в прохладное подземелье, чтобы через пару станций выйти на станции метро Седермальм.

Оттуда она бегом бежит в сторону Нюторьет, где живет Джек по адресу Нэркесгатан, 8. У него трехкомнатная квартира на четвертом этаже. Беа даже была в комитете градостроительства и сверялась с планом. У него большая кухня, маленькая ванная, просторная гостиная с балконом, выходящим в сад, и две комнаты поменьше. На балконе, должно быть, приятно сидеть вечером и смотреть на закат.

В темноте она полчаса жмет на звонок, пока из подъезда не выходит парочка. Они ничего не спрашивают, и Беа входит внутрь. Поднимается на третий этаж и встает перед дверью.

Ей хочется позвонить, но она не осмеливается. Что она может сказать? Привет! Можно мне зайти? Я хочу заняться с тобой любовью.

Джека все равно нет дома. Он сидит в баре в соседнем квартале, запивая белую таблетку имбирным элем. Эта маленькая белая таблетка позволяет ему танцевать всю ночь напролет.

Он пьет с друзьями, переходя из бара в бар. Потом они все вместе отправляются в ночной клуб. Конечно, они староваты для дискотеки, но с их дорогой одеждой, золотой кредиткой и хорошо подвешенным языком им открыты все двери. Девушки от них без ума. Их интересуют деньги и так называемая зрелость, которая якобы есть у мужчин за тридцать.

Джек сразу находит девчонку. Она похожа на Эвелин: такая же хрупкая и невысокая, с темными глазами и растрепанными светлыми волосами. Он держит ее за руку и вешает лапшу на уши. Она позволяет ему это, чувствуя себя избранной. Джек же не чувствует ничего. Ему просто нужно завалить ее в койку.

И то, что произойдет это в дорогом отеле, не сделает происходящее менее дешевым. Банальный трах. Он даже не получит удовольствия. Но это хотя бы отвлечет его на какое-то время от мыслей об Эвелин.

После секса девчонке хочется нежностей, разговоров. Говорит, что хочет узнать его поближе. Как же она ему отвратительна.

– Убирайся! – прогоняет ее Джек. – Я хочу побыть один.

В ее кошачьих глазах удивление. Он повторяет свои слова, теперь еще более резким тоном. Девчонка вскакивает, хватает свою одежду и сматывается. Заперев за ней дверь, Джек может наконец вздохнуть спокойно.

Он понятия не имеет, сколько раз он уже это делал: снимал в баре шлюху, трахал ее и выставлял за дверь. По меньшей мере одна шлюха в неделю с тех пор, как Эвелин ушла. Если подсчитать, не менее пятидесяти, а то и семидесяти раз. Он не помнит ни лиц, ни имен. И встреться одна из них ему на улице, он бы ее не узнал. Остается только надеяться на то, что никто из них не заявится в один прекрасный день к нему в приемную со словами, что он будет отцом.

Не то чтобы это что-то изменило. Только к ребенку Эвелин он мог бы испытывать какие-нибудь чувства.

Джек долго стоит под душем, потом голый ложится на кровать, зажигает сигарету, берет телефон и звонит Эвелин.

Трубку берет мужчина:

– Оставь мою девушку в покое, а не то мы позвоним в полицию.

Голос полон презрения.

– Она моя девушка, – возражает Джек, сознавая, как жалко это звучит.

– Я звоню в полицию.

Телефон отключается.

Этой ночью ему снятся кошмары. И не только ему одному.

Пальцы скользят по струнам, гитара послушно исполняет все песни, полуторалитровая бутылка минералки уже опустела, и от публики разит потом.

Термометр на киоске, где торгуют кебабами, показывает 33,7. Рекордная жара в истории города. От жары мозг отказывается работать. Люди, как зомби, стягиваются в тень и мечтают о прохладном летнем дожде.

Под конец кто-то не выдерживает, звонит в метеорологическую службу и угрожает расправиться с сотрудниками.

– Вы обещали облачность! А на небе нет ни облачка! А позавчера вы обещали дождь, чертовы мошенники, недоучки. Я до вас доберусь!

Сегодня среда. Жара стоит с воскресенья. Монс играет и ждет ее появления, но Беа не показывается.

Ему приснилось, как она дотронулась до него, и во сне его ноги распрямились.

В утренней газете он читал рецензию на новый альбом молодого смазливого певца, который сам пишет свои песни и у которого наверняка нет проблем с ногами. И не важно, что у него внутри. На душу СМИ наплевать. Им наплевать на то, что эти поп-идолы рыдают каждую ночь из страха состариться и подурнеть. Наплевать, что они не могут общаться нормально без алкоголя. Наплевать на то, что они впадают в панику при одной мысли о том, что им нужно на сцену, и горстями глотают успокаивающие таблетки. А потом успокаивающего им уже мало. Они переходят на наркотики, сначала слабые, потом посильнее. И уже не могут жить без наркотиков. Под конец они умирают от передоза, оставив после себя гору платиновых альбомов, дюжину внебрачных детей от фанаток, которые будут драться когтями и зубами за наследство, чтобы СМИ было о чем писать.

Дайте мне их место! Я заставлю мир боготворить меня, думает Монс. Сыграв еще пару песен, он делает перерыв, чтобы наполнить бутылку и изучить переулок.

Все ворота заперты, так что остается только читать таблички на домофонах. Судя по табличкам, в переулке располагаются четыре мелкие конторы, приемная врача и две частные квартиры.

Может, ее фамилия Йегер или Тибпаст? А что, если она замужем? Или у нее есть друг?

Интересно, как она выглядит, когда спит? И что ест на завтрак? Как звучит ее смех? Слушала ли она его кассету?

Монс хорошо помнит единственный поцелуй в своей жизни. Это было на школьной дискотеке. Ему было четырнадцать. Сидя на диване, он ел попкорн и смотрел, как другие танцуют. Внезапно на диван рядом с ним уселась девочка. Она была из другой школы и не знала о его ногах. И по ней видно было, что в тот вечер она пила не только лимонад. Девочка спросила, почему Монс не танцует, и он ответил, что у него нет желания.

– Ты такой хорошенький, – внезапно сказала она и прижалась губами к его губам. Поцелуй был теплым и мокрым. И сладким. Оторвавшись от него, девочка рассмеялась и исчезла. Это был первый и последний раз, когда он ее видел.

Целый месяц после того дня он чувствовал себя счастливым. Чувствовал себя таким же, как все. Он просто не мог думать ни о чем другом, и оценки в школе стали заметно хуже.

Прислонившись к каменной стене, Монс наслаждается прохладой.

Четырьмя этажами выше Джек размешивает таблетку от обезвоживания в стакане воды, чтобы спастись от жары. Вентилятор работает, окно открыто. Согласно календарю, прошло триста пятьдесят девять дней с той ночи, когда они с Эвелин в последний раз любили друг друга. Он точно помнит дату, потому что на следующее утро признался в своей измене, и она исчезла.

Выпив стакан воды с нерастворившейся до конца таблеткой, Джек смотрит на часы. Без пятнадцати двенадцать. В час, когда пробки рассасываются, он обычно обедает.

Джек поднимает трубку, набирает код, чтобы скрыть номер, и звонит Эвелин на работу. Она поднимает трубку, и он молчит. От звука ее дыхания в трубке у него мурашки бегут по коже.

– Джек, это ты?

Он кладет трубку, встает, подходит к окну, смотрит в стену на другой стороне улицы, расстегивает ширинку и начинает мастурбировать, представляя ее тело.

Через пару минут он со стоном кончает. Вытирается салфеткой, застегивает ширинку, возвращается в приемную и по очереди начинает вызывать пациентов, записанных на первую половину дня.

Хельга Гиертц, семьдесят четыре года, на грани старческого маразма, трещит, как попугай, приходит раз в неделю и жалуется на мозоли и изжогу. Это начинает действовать ему на нервы. Он уже подумывает о том, чтобы отправить ее к психиатру или выписать таблетки, от которых она так устанет, что не сможет сюда дойти.

Агнета Буман, сорок три, мать троих детей. Недавно сделала пластическую операцию и теперь постоянно жалуется на беспричинную усталость и требует направление к специалистам во всех областях.

Оке Андерссон, пятьдесят семь, смущенно показывает свою экзему и просит выписать мазь, чтобы не так чесалось. Без проблем. Выписывает рецепт. А как обстоит дело со сном? Неважно. Снотворное пробовали? А от них не бывает побочных эффектов? Совсем никаких. Тогда выпишите, доктор. Спасибо доктор, большое спасибо. Он чуть ли не кланяется, хоть Джек ему в сыновья годится.

Пора на обед, но сначала он звонит в цветочный магазин и просит послать двадцать пять роз Эвелин на работу. Они обещают доставить их до конца рабочего дня. Нет, на карточке ничего писать не нужно.

Покинув приемную, Джек выходит на улицу Вэстерлонггатан и проходит мимо Монса, вернувшегося после сосиски с картофельным пюре к своему месту на площади.

Уличные музыканты ему не нравятся. Они насилуют уши своей музыкой. Им наплевать на то, что иногда людям хочется побыть в тишине. Окинув Монса презрительным взглядом, Джек спешит в свой любимый ресторан, где заказывает здоровый обед: вареную треску с отварным картофелем и вареными овощами. Удивительно, как его мозг еще не размягчился от всей этой вареной еды. Он жует обед без особого удовольствия, только потому, что хочет быть в форме, если вдруг Эвелин пожелает снова до него дотронуться.

Он помнит наизусть каждый сантиметр ее тела. Нежный пушок на затылке. Кудрявые волосы. Веснушки. Родимое пятно на внутренней стороне бедра. Шрамик после операции. Сухую кожу на локтях, которые она все время забывала смазывать. Обкусанные ногти – привычка, от которой она никак не может избавиться. Места, чувствительные к щекотке. Ее запах и вкус. Звук, с которым она ломала пальцы, хотя он просил ее этого не делать. То, как она зарывалась пальцами ног в теплый песок.