Она разбирает тренажер и складывает части в черный пластиковый мешок. Звонит и отказывается от подписки на Канал+ и ТВ 1000. Выбрасывает вибратор.

Все свои воровские инструменты она собирает в другой мешок. Завязывает и выставляет на лестничную клетку вместе с покойным велотренажером, чтобы не забыть их выбросить.

Кто-то звонит в дверь. Беа смотрит в глазок. Это разгневанный сосед. Она рывком открывает дверь. Сосед инстинктивно делает шаг назад: видит, что жаловаться не стоит, если не хочешь получить по морде.

– Я только хотел спросить, не желаете ли записаться на праздник.

– Нет.

Она захлопывает дверь у него перед носом. Запирает на все замки. Выключает музыку. Ставит книги обратно на полки. С чувством глубокого раскаяния оглядывает пострадавший диван. Только его ей жаль.

Звонит телефон. Беа не берет трубку. Включается автоответчик. Это папа спрашивает, во сколько приходить в субботу и что ему лучше надеть.

Она бросается к аппарату, хватает трубку, прежде чем он успевает закончить разговор.

– Планы изменились. Он занят на выходных, – говорит она.

По ее голосу слышно, что она лжет. И папа это знает. Теперь он снова напьется.

– Вот как.

– Может, в другой раз.

– Ладно, тогда не нужно волноваться об одежде.

Беа ненавидит, когда он пытается делать вид, что ничего не случилось. Но что еще ему остается делать в такой ситуации? Конечно, лучше было бы, если бы он промолчал.

Ей хочется, чтобы он был с ней и молчал, пока она плачет.

– Мы можем поужинать и вдвоем как-нибудь.

– Почему бы и нет?

Оба знают, что это произойдет не скоро.

– Как у тебя вообще дела? Чем занимаешься? – спрашивает она, сидя на изрезанном диване.

– Все хорошо. Машиной занимаюсь.

Еще пара минут пустой болтовни, и Беа, простившись, кладет трубку.

Каспер тянется за бутылкой, пьет и ухмыляется. Садится перед телевизором, включает сериал: двойное одурманивание – алкоголь и мыльные оперы. Поочередно прикладывается к бутылке и щелкает пультом. Она же такая чудесная, почему у нее такая трудная жизнь?

– Твое здоровье, старый дурак!

Моя доченька такая милая! Почему у нее такая ужасная жизнь!

Берет вторую бутылку. Вечер только начинается.

Проторчав два часа под ее окнами и так ничего и не дождавшись, Монс отправляется в ближайшее кафе, чтобы передохнуть.

Это уютное кафе. Здесь даже проходит что-то вроде фотовыставки. За стойкой – симпатичная молодая девушка.

– Кофе и… – говорит он и, окинув взглядом меню, добавляет: – Чиабатту с сыром фета и красным луком.

Монс садится в углу.

Смотрит в большое окно, выходящее на улицу, на прохожих. У каждого из них своя тайная жизнь, о которой Монсу ничего не известно.

Есть ли смысл в этой жизни? Зачем люди рождаются, если все, что им предстоит, – это умереть и быть забытыми?

– Пожалуйста.

Девушка приносит заказ.

– Спасибо.

Прежде чем она успевает вернуться к стойке, Монс ее останавливает:

– К вам заходит девушка по имени Беа?

Мирья роется в памяти, но она же не знает, что Беа зовут Беа.

Она качает головой.

– Она невысокого роста, худая, с черными волосами, собранными в хвостик, черными глазами. И она почти всегда в черном.

– А… это ее вы имеете в виду. Да она часто здесь бывает. Почти каждый день.

Мирья скрывается в кухне.

Монс доедает сэндвич и встает, чтобы уйти, но тут его внимание привлекает снимок мужчины с заячьей губой.

Мирья за стойкой листает свежий номер Elle. Оторвавшись от журнала, она смотрит на Монса, застывшего перед снимком, сделанным Софией.

Ей хочется сорвать фотографии со стен, выбросить в канал, чтобы они не напоминали ей о Софии и этой ужасной ссоре, которая проложила пропасть между ними. Но она не осмеливается тронуть их, потому что тогда мама начнет задавать вопросы – и все еще больше усложнится.

Монс поворачивается к ней. Мирья опускает глаза и пристально разглядывает манекенщицу, с изяществом демонстрирующую осеннюю коллекцию. Скоро я тоже буду на страницах журнала, думает Мирья. Благодаря снимкам Софии. Если только не решу оставить ребенка…

Она резко захлопывает журнал, отправляется в кухню и пьет две чашки кофе одну за другой. Она где-то читала, что кофе повышает риск выкидыша.

А потом наступает вечер. Она по-прежнему не показывается, и Монс чувствует, что устал. Поехать домой и вернуться завтра или вообще не возвращаться?

Что он вообще себе вообразил? Что она в него влюбится? Впустит в свою жизнь вот так запросто?

Он что, забыл про свои ноги?

Женщины перестают воспринимать Монса как мужчину, стоит им увидеть его ноги. Вместо этого они видят в нем инвалида, которого нужно или жалеть, или игнорировать.

В лучшем случае они пытаются стать его другом, но это всегда кончается одним и тем же. Они исчезают, стоит Монсу намекнуть, что он хотел бы большего.

Он их не винит. Зачем им он, когда на свете столько здоровых красивых мужчин?

Конечно, у него музыкальный талант. Но он никакая не рок-звезда. У него заурядная внешность, обычное тело, хоть он иногда и упражняется с гантелями. У него нет чувства юмора. Он часто в плохом настроении, потому что принимает проблемы других людей слишком близко к сердцу. Конечно, у него хорошая семья, если не считать, что родители развелись, но у него нет друзей, и денег ему хватает только на еду и оплату счетов. Существуют тысячи причин, почему женщина его не выберет.

Он подходит к двери в подъезд, дергает ручку – дверь заперта. Читает имена на домофоне, находит ее, но боится звонить.

Что сказать? Привет, меня зовут Монс. Я уличный музыкант. Помнишь, ты купила мою кассету? Прости, я пошел за тобой, потому что люблю тебя. Мы можем поговорить?

Вместо этого он идет и садится на скамейку, где заснул вечным сном пьяница Нильс Ларссон.

Там он сидит весь вечер, разглядывая прохожих и изредка поднимая глаза на ее окно.

Беа засыпает на искалеченном диване. Правая рука свисает вниз, почти касаясь пола. Сон у нее неспокойный. Ей снится мама, из глаз которой течет деготь. И из носа, ушей и рта тоже. Беа хочет ей помочь, но не может сдвинуться с места, словно пригвожденная.

Монс вздрагивает, но не потому, что слышит, как Беа кричит во сне, а потому, что по улице проходит разодетый трансвестит на высоких каблуках.

Он не имеет ничего против трансвеститов, даже напротив, считает, что они делают нашу жизнь интересней, но у этой женщины столько горечи в глазах, что Монс просто не может не обратить на нее внимания.

Она ходит взад-вперед по улице. Или надо говорить он ? Монс не знает, как правильно. Но она ходит взад-вперед, пригнув голову и опустив плечи, словно хочет спрятаться. Но тогда зачем она так разоделась? Монс не знает что и думать.

Софии хочется, чтобы Мирья заметила ее из окна. И одновременно ей хочется никогда больше ее не видеть. Ей хочется простить Мирью, но слишком трудно забыть слова, брошенные ей в лицо.

Заткнись, придурок! Стефан! Стефан! Стефан!

София пинает гравий и возвращается домой, где снимает туфли и швыряет с такой силой об стену, что один каблук отваливается.

Задернув шторы, она смотрит телевизор и ест лапшу на ужин. Чувствует себя полным ничтожеством и мечтает, чтобы о ее жалкой жизни сняли сериал под названием «Женщина с членом».

Почему бы не пойти на 5-й канал завтра? Сказать: «Привет! Вот он я. Делайте со мной что угодно. Используйте. Унижайте. Эксплуатируйте. Мне уже все равно. Можете делать какие угодно снимки, даже интимные. Кстати, моя семья принадлежит к свободной церкви. Это ведь добавит пикантности репортажу, не правда ли?»

Наверняка ей посвятят целое реалити-шоу.

Дадут психотерапевта, личного тренера и диетолога, чтобы подготовить к жизни в роли женщины.

Она будет встречаться с красивыми мужчинами и женщинами, пока не найдет того, кто полюбит ее такой, какая он есть, невзирая на пол.

Фанаты будут забрасывать ее письмами. Письмами с излияниями любви. И письмами с угрозами.

Она станет богатой и знаменитой. Поедет в турне. Будет оставлять автографы на груди у фанатов и фанаток. Участвовать в дебатах по телевизору. О ней будут писать все бульварные газеты. Издательство предложит ей написать книгу о своей жизни, записать пластинку и сняться в фильме.

Она появится на обложке таких популярных журналов, как Slitz, Cafe, Moore.

Какой чудесный сценарий.

София выключает телевизор и разражается рыданиями.

До метро далеко, и, поскольку вечер выдался теплый, Монс решает заночевать на улице, прямо под звездами. В детстве они с братом всегда спали летними ночами на воздухе. Разбивали в саду палатку, брали с собой бутерброды и морс, читали комиксы при свете фонарика, лежали и болтали допоздна.

По утрам мама с папой приносили им завтрак на подносе, и они завтракали, завернувшись в пледы. Мама с папой часто касались друг друга. Мама обнимала папу за шею, папа целовал ее в щеку. Мама стряхивала крошки у него с подбородка. Папа клал руку маме на колено.

То, что они развелись спустя полгода после отъезда Томаса из дома, не значило, что они перестали любить друг друга или что у них появился другой. Нет, они просто устали от семьи. Устали от воспитания детей и хотели заняться собой. Никто из них снова не женился, и наверняка они скоро снова съедутся. По крайней мере, на это надеется брат.

Брат, который по-прежнему живет так, как будто ему двадцать лет. Меняет подружек как перчатки, при этом каждую знакомит с родителями. Круглые сутки тусит на вечеринках. У него столько друзей, что он уже потерял им счет. И при этом у него сильные и здоровые ноги. Он бегает и играет в футбол. И с деньгами нет проблем: работа маклера хорошо оплачивается. И у него неплохая квартира в Аспуддене, недалеко от центра.

Монс мог бы ненавидеть своего брата, потому что он получил все, а Монс – ничего. Но в Монсе нет ненависти. Может, если бы у Томаса был музыкальный талант, все было бы по-другому. Может, это было бы уже чересчур. Но, к счастью, у Томаса абсолютно нет слуха, что делает Монса единственным в их семье одаренным музыкантом.