Герман Вук - Марджори

— О, Маша, клянусь, я никогда об этом не думала!

— Ты думала и много. — Маша отпила. — Ты знаешь, мои родители говорят все время о тебе. А Я, я никогда не переставала о тебе думать. Ты одна из богинь домашнего очага. Ты просто быстро промелькнула, как ракета на пути, понимаешь, ты такая хорошенькая, счастливая и такая чертовски порядочная. Мои родители хотели быть респектабельными с тех пор, как сошли с корабля, и им никогда этого не удавалось. До нынешнего времени. Теперь они респектабельны, милая, ты не узнаешь их. Мелкие буржуа, чистые и простые, сидящие на солнышке в парке — они будут проводить зимы во Флориде через год или два, я добьюсь этого. У них никогда многого не было. Но по крайней мере у них есть я, и теперь я большая девочка.

Марджори сказала мягко:

— Ты стоишь десяти таких, как я, Маша. Я все еще нахожусь на попечении родителей.

— О, прекрасный принц очень скоро освободит их от этого. А если нет, то ты будешь грести деньги на Бродвее. Этот маленький красный ковер будет прямо развернут для тебя, милая. — Она рассмеялась. — Я дам тебе один крошечный совет все-таки. Если ты пообещаешь не бить меня.

— Валяй.

— Ну, это совсем немного. Это просто: если Ноэль как-нибудь вечером с сумасшедшим блеском в глазах прижмет тебя в угол в своем любовном гнездышке на Банковской улице, не кусайся и не царапайся очень сильно и долго, хорошо? Он не привык к такой борьбе. Ну, не смотри на меня такими обиженными глазами. Что ты думаешь, судьба хуже смерти? Собери сведения среди выпускников вашего класса через десять лет об их женитьбе и выясни, сколько из них заключили сделки, предварительно не попробовав; если ты, конечно, сможешь заставить их сказать правду. О, снова я — растлитель молодежи. Не обращай на меня внимания.

— Не буду, — сказала Марджори. — Никогда в действительности не обращала и никогда не буду. — Она покачала головой, улыбаясь.

— Следуй своим идеалам, дорогая, — сказала Маша, надевая пальто. — Бог знает, мои привели меня в никуда, хотя не думаю, что в этом причина. Мы сравним свои записи, когда мы будем старыми и седыми, и посмотрим, кто оказался ближе к цели. — У выхода из ресторана она добавила: — Но давай не будем ждать так долго, чтобы встретиться снова. Было очень хорошо. — Переход из теплого застоявшегося воздуха на холодный сырой ветер заставил Марджори чихнуть. Они задержались у двери, прячась от ветра, застегивая пальто. Маша сказала:

— Мне на автобус, а тебе?

— О, выпускной же день. Я возьму кэб.

Маша заглянула в ее глаза:

— Ты хорошо развлекаешься, Мардж? У тебя много друзей?

— Не особенно. В основном Ноэль. Ты знаешь, как это бывает.

— Конечно. — Маша протянула руку. — Мы когда-то хорошо развлекались, правда? Сегодня было, как в старые добрые дни. Счастливого выпуска, Марджори Морнингстар.

Маша побежала под дождем к автобусной остановке. Это был ее прежний неуклюжий бег: бедра закачались, каблуки отбрасывались наружу.

Марджори ждала весь вечер звонка Ноэля. Она старалась казаться веселой и благодарной во время изысканного обеда, который ее мать приготовила, чтобы отметить ее выпускной, но мысли ее были очень далеко, так что Сет наконец сказал:

— У тебя скоро ухо отвалится, Мардж.

— Что?

— То, которое направлено к телефону.

Родители захохотали, и она слегка покраснела. Сет сидел невозмутимо, наслаждаясь успехом своей шутки. Ему было пятнадцать лет. Он был высотой шесть футов, с громадными болтающимися руками и с гладким смешным детским лицом, увенчивающим его долговязую фигуру. Его выбрали президентом класса, он получал хорошие отметки и удостоился нескольких школьных наград и постов. Он пользовался невероятным успехом у четырнадцати- и пятнадцатилетних девочек, накрашенных детей, качающихся на высоких каблуках, одетых в платья, из которых они уже выросли. Марджори было трудно осознать, что они были такого же возраста, как и она в начале великой смутной «эры Джорджа».

Марджори ни в коей мере не обиделась на насмешку Сета. К этому времени Ноэль был своим человеком в семье; время тайных свиданий в библиотеке на 42-й улице давно прошло. Они резко прекратились однажды вечером в октябре, когда Марджори сказала, уже в третий раз за неделю: «Ну, мне нужно снова идти в библиотеку», и ее мать ответила: «Слушай, перезвони этой книге и скажи ему прийти сюда для разнообразия. Мне он нравится». Миссис Моргенштерн относилась с неизменной сердечностью к Ноэлю, но отец был склонен ограничиваться формальными разговорами с ним. Ноэль, как мог, избегал появляться в доме Моргенштернов. Он говорил, что никто в этом не виноват, но там он чувствует себя в ловушке.

Мистер Моргенштерн сказал, протирая глаза:

— Мне кажется, что нам следовало бы сегодня куда-нибудь пойти. На спектакль…

— Спасибо, папа, но я думаю пораньше лечь спать, — возразила Марджори, — чтобы завтра встать с ясной головой и встретить лицом к лицу жестокий мир.

— Ты действительно собираешься поискать работу актрисы? — спросила мать.

— Я собираюсь получить ее.

— Ну, мне кажется, — сказала миссис Моргенштерн, — что это все равно что вытаскивать монеты через решетку тоннеля. Сумасшедший способ зарабатывать на жизнь, но ты будешь много на свежем воздухе. В конце концов — это твоя жизнь. Успеха тебе.

Мистер Моргенштерн сказал, зевнув:

— Она была великолепна в той школьной пьесе. Может быть, она всех нас удивит.

Марджори растянулась на кровати в домашнем халате, читая роман, который она взяла в библиотеке, когда раздался стук в дверь.

— Ты одета?

— Входи.

На Сете было кричащее серое твидовое пальто с поднятым воротником и новый красно-желтый галстук. Его увлажненные светлые волосы блестели.

— Я просто хотел сказать поздравления и все такое лично.

— Спасибо, Сет.

— Жалко, что меня не было на выпускном вечере. Мне бы хотелось посмотреть на тебя в берете и плаще. Ручаюсь, ты выглядела смешно.

— Ужасно.

— Какие чувства ты испытываешь, Мардж? Ты вне школы, с ней все покончено.

Марджори подумала.

— Ну, с одной стороны, это большое облегчение, с другой стороны, чувство пустоты.

— Думаю, я был бы в панике. Я не хочу кончать школу.

— Ты скоро изменишь свое мнение об этом. Конечно, сейчас ты любишь ее. Ты король школы. И все твои девушки бесценны и привлекательны…

— О, ну, если говорить об этом. — Глядя на свой качающийся ботинок, он сказал: — Не то чтобы ты была так уж потрясающа, но я не встречал никогда и нигде девушку, хоть немного похожую на тебя, что показывает, как несчастна сильная половина человечества.

Марджори подошла и поцеловала его в щеку. Она еще не привыкла к тому, что ей приходится поднимать голову, чтобы посмотреть на своего младшего брата.

— Спасибо, несмотря на оговорки.

С удивительной силой он быстро обнял ее и отпустил.

— Мардж, желаю тебе всяческих успехов. Думаю, фу, черт, извини, что я пошутил по поводу Ноэля, я думаю, он в порядке. — Сет вышел из комнаты — спотыкающийся клубок рук, ног и пальто.

Контора Гая Фламма находилась в узком старом здании на 40-й западной улице, между двумя театрами. Марджори испытывала трепет, даже прочитав его имя на грязной табличке указателя. Еще раз она проверила, на месте ли письмо, затем нажала кнопку лифта, руки ее вспотели, в животе было неспокойно.

Она открыла стеклянную дверь, на которой золотыми буквами было написано «Предприятие Гая Фламма», с чувством, будто вступает в свое будущее.

Полная девица с сальными волосами в зеленоватых очках сидела в комнате, втиснутая между старым коммутатором, еще более старой картотекой и столом, заполненным доверху сценариями, переплетенными в разноцветные обложки.

— Да? — сказала она раздраженным голосом, отхлебывая кофе из бумажного стаканчика и откусывая от сдобной булочки с изюмом.

— Мне бы хотелось встретиться с мистером Фламмом.

— По какому поводу?

— Насчет роли.

— Нельзя.

— Извините?

Девица жевала булочку некоторое время.

— Он не распределяет роли.

— У меня назначена встреча.

— Так бы и сказали. Имя?

— Марджори Морнингстар.

— Подождите. — Девушка сообщила имя по коммутатору и через некоторое время повторила: — Подождите, — и продолжила чтение сценария, который был у нее на коленях, всматриваясь и хмурясь через свои зеленоватые очки.

Марджори неловко стояла посередине маленькой приемной, ей было чрезвычайно жарко в бобровом пальто, но не хотелось его снимать. Половина впечатления от ее нового красного платья состояла именно в том, чтобы его не показывать; она хотела, чтобы Гай Фламм это прочувствовал. Позади нее был стул, заполненный сценариями.

— Мисс, вы не возражаете, если я возьму этот стул?

— Нет.

— Что?

— Не трогайте его. У меня там сценарии сложены в определенном порядке.

Итак Марджори, молча стояла. Было неестественно находиться вдвоем в помещении размером в две телефонные будки и не обменяться ни единым словом с другим человеком. Она переминалась с ноги на ногу. Томительно прошло десять минут. Марджори с трудом сдерживала себя, чтобы не возмутиться, когда загудел коммутатор.

— Входите, — сказала девушка, резко показывая большим пальцем руки через плечо.

Первой достойной внимания характерной чертой Гая Фламма была пара стреляющих глаз, один из которых был красным и слезился. Фламм прижал к нему платок. Он встал из-за стола — краснолицый маленький человек с густыми, тщательно подстриженными седыми волосами, с седыми аккуратными усами, в рыже-коричневом твидовом пиджаке, в рубашке в бледно-зеленую полоску, с зеленым галстуком-бантом.