Герман Вук - Марджори

Марджори рассмеялась и сказала, что она только развлекается с Ноэлем; он не подходит для семейных отношений.

— Так я и думал, Моджери. Я думаю, он джентльмен. Мне кажется, он серьезный парень. Ты хорошая девушка, я знаю, чем ты занимаешься, поэтому какая разница? Я давно знаю, кто есть кто, поэтому развлекайся. Послушай моего совета, малышка.

— Есть вещи, дядя, которым нас не учат в школе.

— Твоя мама пишет, дружит ли Моджери с кем-либо из парней. Я ничего не отвечаю. Я говорю: в «Южном ветре» хорошая погода. Я говорю, что ловлю много рыбы в выходные.

— У тебя доброе сердце.

— А что я знаю? Я мою посуду на кухне. Ну а если мама и папа приедут сюда на следующей неделе? Что тогда?

— Ну, пускай приезжают.

Марджори убедила себя не думать о предстоящем визите своих родителей. Они собирались приехать в субботу вечером и уехать в воскресенье после полудня по пути на дачу в Сэте, расположенную в ста милях севернее. Как-нибудь, думала она, выкручусь, заморочу им голову в течение этих двадцати сумасшедших часов и скрою от родителей то, что случилось.

Вечером ее родители смотрели представление, в котором Марджори споткнулась и упала, танцуя на сцене с хором. Впервые подобное произошло с ней. До того, как зрители разразились смехом, она снова была на ногах, шустро вытанцовывая и смеясь. Когда она гордо удалилась за кулисы, Ноэль был там, приподняв край занавеса рукой.

— Ты в порядке? Ты, должно быть, перепугала своих стариков.

— О, у меня все нормально. Каблук внезапно подвернулся, вот и все.

Ноэль рассмеялся:

— Не в духе папаши Фрейда. Падение было с серьезным намерением.

— Несомненно. Почему бы тебе не написать об этом книгу? Извини, мой выход.

Пока спектакль продолжался, она пришла в замешательство от потока сексуальных и непристойных шуток. На репетициях до нее не доходило, что спектакль настолько непристойный. Но в этот вечер скетчи Падлса Подела смутили ее. Ее ошарашило и то, что романсы и скетчи Уолли были нарочито вульгарны. Гвоздем вечера был номер Уолли, в котором три актера изображали Гитлера, Сталина и Муссолини. Они были одеты медсестрами и нянчили детей, распевая о том, что они используют для ускорения их роста. Марджи смеялась до слез, когда впервые это услышала на репетиции; но сейчас она поняла, насколько пошлыми были их шутки.

После спектакля она лихорадочно сменила макияж и переоделась. Как это ни странно, Марджори была полна желания поговорить с родителями. Она нашла их сидящими на раскладных креслах у самой танцплощадки и наблюдающими за танцорами. После месяца разлуки они показались ей старыми. Отец был почти совсем седой, у матери пролегли глубокие морщины, которых Мардж не замечала раньше, особенно существенный отпечаток возраст оставил на ее шее. Конечно, обоим было за пятьдесят, подумала Марджори. Она не могла ожидать, что они будут всегда выглядеть такими же молодыми, какими были в ее детстве.

Отец сказал:

— Я не мог предположить до настоящего времени, какая у меня прекрасная дочь. Ты выглядишь на сцене лучше любой кинозвезды, которую я когда-либо видел. Все здешние парни, должно быть, влюблены в тебя.

— Они падают без чувств направо и налево, папа! — рассмеялась Марджори.

— Ты ушиблась, когда падала? — спросила миссис Моргенштерн.

— Нет. Эта сцена пустотелая, и поэтому звук получается гулким. А, пустяк. Жаркий вечер, не так ли? Как насчет выпить чего-нибудь?

Они заняли небольшую кабинку в баре. Она заметила, как родители переглянулись, когда она заказала эль. Отец заказал то же самое. Миссис Моргенштерн долго мялась и наконец попросила принести лимонад. Они снова переглянулись, когда она вытащила пачку сигарет и прикурила одну.

— Эль, сигареты, — сказала мать. — Все взрослеют, и ты тоже?

— Мы тоже можем столкнуться с этим, мам, я пропала, как ты предсказывала.

Марджори выпустила кольцо дыма и была раздосадована тем, что вырвалось у нее. Она пустила еще кольцо и втянула его в себя.

— Это не то, что дядя нам говорит, — ответила миссис Моргенштерн. — Он говорит, каждый здесь считает, что ты единственная хорошая девушка в этом обществе.

— Ну ладно, мам, у меня хорошая перспектива. Я, понимаешь, актриса.

— Ты моя дочь, поэтому ты хорошая, вот и все, — сказал отец, — это меня не удивляет, и не стесняйся этого. Люди могут подшучивать над тобой, но они будут уважать тебя.

Подали напитки, и Марджори залпом отпила половину своего эля, с удовлетворением наблюдая, как изумило это ее мать.

— Ах! Нет ничего лучше в такой жаркий вечер. — Она затянулась сигаретой, сощурившись, как мужчина.

Отец спросил:

— Ответь мне, Мардж, ты хоть чуточку чувствуешь… я не знаю, что немного странно… играть в таком спектакле? Я имею в виду, я не так мелочен и слыхал за свою жизнь множество пошлых шуток, но…

— Чего ты ожидал в Содоме? — прервала мать. Гамлета? То, чего хочется толпе, то они и дают ей.

— Мама права, папа. Мне кажется, сегодня вечером было хуже, чем обычно, но в конце концов, с этой толпой… Привет, Ноэль, иди сюда и познакомься с моими родичами.

Он подходил со стаканом, одетый в вельветовый пиджак порыжевшего цвета поверх черной водолазки, и ей понравилось, что он был свежевыбрит, а волосы тщательно причесаны. Субботними вечерами он часто выглядел, как тощий усталый бродяга. Ноэль сказал, удивленно подняв брови:

— Привет, как приятно видеть тебя, Мардж.

— Мама, папа — это руководитель труппы… вы знаете, он пишет и ставит пьесы — Ноэль Эрман.

Ноэль был любезен и непринужден в обмене приветствиями.

— Я надеюсь, вы не ужаснулись, когда Марджори упала? Это не входит в танец, она сама это придумала.

— Нам понравился ваш спектакль, — сказал отец, — немного грубоват, но мы, естественно, этого здесь ожидали.

— Боюсь, что так.

— Вы считаете, что у нашей дочери есть способности, мистер Эрман? — спросил отец.

Ноэль смерил Марджори взглядом и рассмеялся:

— Трудно сказать, мистер Моргенштерн. Откровенно говоря, если актриса привлекательна, как Марджори, нелегко судить о таланте. Хорошая внешность — маскировка. Но я думаю, у нее есть талант.

— Ну, спасибо, дорогой. — Марджори хлопнула своей ладонью по его и со смехом обратилась к родителям: — Ну, я счастлива, что вы приехали. Впервые он вынужден открыто высказаться об этом. Обычно он не хочет делать мне комплименты, чтобы скрыть свою доброту.

— Это очень любезно, назвать тебя привлекательной, — сказала миссис Моргенштерн, потягивая лимонад и награждая Ноэля одобрительным взглядом поверх стакана.

— Но не когда я пытаюсь выяснить, могу ли я играть, мам. Это все равно что говорить доктору о его привлекательности, когда хочешь выяснить, может ли он вырезать аппендицит.

— Вы из Нью-Йорка, мистер Эрман? — спросила мать.

— Да, мадам.

— Из Манхэттена?

— Да. Конкретно из Виллиджа. — Ноэль прикурил сигарету. На секунду он бросил взгляд на Марджори. Он откинулся на стуле, сложил руки на груди и глядел на ее мать, склонив голову.

— О, Виллидж. Зимой вы тоже ставите спектакли?

— Я поэт-песенник, миссис Моргенштерн.

— О, поэт-песенник.

Марджори вмешалась:

— В бродвейских спектаклях есть скетчи Ноэля, и публике известны десятки его песен, мама. Ты помнишь «Поцелуи дождя»? Это очень популярная песня.

— Боюсь, что нет.

— Ну, я не знаю, как же ты могла ее упустить? Это была самая модная песня 1933 года.

Ноэль вставил:

— Ну, достаточно.

Марджори сказала:

— Папа, а ты слышал? Она всегда звучала по радио, все оркестры повсюду играли ее…

— Мне кажется, — ответил отец, — времена, когда мы с мамой следили за популярными песнями, для нас давно миновали.

— Ну и какая разница? — возразила мать. — Модная песня кое-что значит. Послушай, Ирвин Берлин не бедняк.

Ноэль усмехнулся:

— Одной модной песни недостаточно, чтобы стать Ирвином Берлином.

— У тебя много модных песен, — возразила Марджори.

— Хорошо, я начну следить за вашими песнями, — сказала миссис Моргенштерн, — повторите, как пишется ваше имя?

Ноэль повторил снова.

— Ноэль Эрман, хм? Очень интересное имя. Оно мне еще не встречалось. Ну, итак, вы не еврей. Не думаю также, что были им.

— Боже мой, мама, какая разница? — сказала Марджори. — К примеру, он еврей, но по тем же причинам большинство труппы нет, и…

— Однако Ноэль, — возразила мать, уставившись на него, — означает Дед Мороз, не так ли? Никто не называл еврейских мальчиков Ноэль. У католиков вас, видимо, звали бы Пасовер.

Ноэль запрокинул голову и рассмеялся. Марджори кусала губы. Эрман сказал:

— Миссис Моргенштерн, я мог бы согласиться с вами, но я привык к Ноэлю. — Он помахал официанту: — Я должен заплатить за выпивку.

— Благодарю. Я выпила весь лимонад, и мне довольно, — сказала миссис Моргенштерн.

Но Ноэль заказал всем по новой порции. Затем он объяснил, что выберет себе имя, как только будет опубликована его первая песня.

— О, тогда это будет псевдоним, вот что, — сказал отец. — Как Марк Твен или Шолом Алейхем.

— Ну, я хотел бы приблизить переименование, и это идея, мистер Моргенштерн.

— А какое у вас другое имя? То есть, можно узнать ваше настоящее имя? — спросила мать.

После короткой паузы Ноэль ответил:

— Саул Эйрманн. Не слишком сильно изменил, как видите.

— Нет, ничего подобного, — возразила миссис Моргенштерн. — Эйрманн… Я знаю судью Эйрманна. Его фамилию писали с двумя «н».