Герман Вук - Марджори в поисках пути

У Ноэля резко поднялось настроение. Они созванивались по несколько раз на дню. Редко случалось, чтобы они не встречались по дюжине раз в неделю на ленче, коктейле или обеде.

Они смотрели все лучшие спектакли и фильмы, ходили на лучшие концерты, обедали в лучших ресторанах. Сейчас у Ноэля была необыкновенная работа, которая стала неиссякаемым источником больших денег. Марджори казалось, что она открывает для себя Нью-Йорк. Ее студенческая жизнь шла строго по зигзагообразной тропе через город, пересекающей несколько баров, ночных клубов и ресторанов, которые молодежь считала приличными. Деловая часть Нью-Йорка была не нанесенным на карту прибежищем скуки, предназначенным для взрослых. Приближаясь к своему двадцать первому дню рождения и незаметно становясь одной из этих взрослых людей, Марджори видела, что вкусы студентов ее колледжа были в чем-то такими же наивными, как и вкусы провинциалов. Ее недолгие исследования с Машей были ограничены нехваткой денег. Но Ноэль не страдал от этого недостатка, и он любил Нью-Йорк.

Наряду с богатой волшебной страной между 59-й и 42-й Авеню, которую он знал, как экскурсовод, он любил все виды, вкусы и запахи, которые казались ему острыми и сильными. За одну ночь они могли посетить клуб Феррара с дорогими блюдами и вином, приглушенной музыкой, нарядными, красиво одетыми женщинами — и воняющий рыбой рынок в нижней части Фултон-стрит, где под ослепительным светом электрических ламп в кровавых кучах лежала живая рыба, а обросшие мужчины в рваных свитерах выкрикивали проклятия и громко бранились. Или они могли кататься на пароме, крепко обнимая друг друга, чтобы согреться от ледяного речного ветра, созерцая неровную линию черного небоскреба, плавно плывущего в лунном свете, могли смеяться над замедленным движением лодки, мерзким запахом от реки, а потом пойти в большой ночной клуб за городом, в вульгарный водоворот ярких нарядов, голых ног и невкусной еды, где тридцать долларов таяли за час. Ноэль имел неутолимый энтузиазм для таких прогулок. Когда Марджори была уже готова отступить, у него еще было страстное вдохновение.

— Боже, развлекаться так замечательно! Пойдем дальше. Ночь еще только началась.

— Ты сошел с ума, уже пятый час. У меня заплетаются ноги. А мои глаза? Они абсолютно красные. Отвези меня домой.

— Черт возьми, Мардж, я должен быть в офисе в девять, а не ты. В четыре часа будет играть Кен Ватт — величайший джаз Соединенных Штатов.

— Хорошо, еще один глоток. Потом мы поедем домой. Обещаешь?

— Конечно, мы возьмем такси. О Мардж, самое главное в жизни — это деньги!

Она часто спала до полудня, регулярно читала «Варьете» и «Анонс» и проводила много времени в магазинах Бродвея, где собирались молодые актеры. Ее преследовали некоторые актеры, особенно когда ее равнодушие к ним становилось заметным. Но их красивые профили, большие глаза, длинные волосы и щегольские манеры не действовали на нее. Для нее существовал только один человек в мире — Ноэль Эрман. Когда с ней рядом не было Ноэля, она неустанно посещала офисы продюсеров, и неустанно, как и других юных актрис, ее не пускали зевающие офисные клерки. Но она не отчаивалась. Жизнь манила обещаниями.

Родители Марджори относились удивительно терпимо к жизни, которую она вела. Не было никаких вопросов, осуждений, даже намеков или взглядов. Марджори иногда подозревала, что они разговаривали с Эйрманнами и вместе решили не вмешиваться и уповать на счастливый исход. Мистер Моргенштерн проявлял раздражение, хмурился, но казался смирившимся. Во время встреч с Ноэлем он старался держаться по-отечески.

Это было наиболее пьянящее время в жизни Марджори, более беспечное и радостное, чем первые недели с Ноэлем в «Южном ветре», потому что сейчас между ними не было смущения и страха. Более того, постепенно исчезли сексуальные проблемы, которые так волновали и пугали ее. Они подшучивали над этим. Ноэль говорил, что все будет в порядке.

— Ты взрослеешь, — сказал он однажды, — это чудесно. Все было так прекрасно. Я чувствовал себя самым счастливым человеком. — И когда она возразила, он сказал: — Это правда. Это случается почти с каждой парой. Мужчина делает первый шаг. Это закон. Это все равно что первым снять шляпу или открыть дверь. Почему, черт возьми, ты делаешь это сейчас? Почему этого не было раньше? Просто потому, что ты не обвивалась вокруг меня, как осьминог.

Марджори попыталась показаться обиженной, но ей не удалось сдержаться и она рассмеялась.

Холодным солнечным мартовским утром они катались по парку в двухколесном экипаже, их щеки раскраснелись от мороза. Ноэль был без головного убора. Его волосы развевались на ветру. Он выглядел как мальчишка. Его любовь к жизни была заразительна. От одного взгляда в его смеющиеся голубые глаза Марджори чувствовала головокружение, как будто она раскачивалась на волнах.

На Плаза они вышли из экипажа. Он уговаривал ее съесть омара. Они пили мартини. Было время обеда, хотя они и не планировали обедать вместе.

— Мы будем есть жареного омара с очень редким белым бургундским.

— Нет, Ноэль, только не омара. Извини.

— Прекрати, это же двадцатый век.

— Я знаю, это глупый предрассудок. Но я не думаю, что смогу съесть это.

— Хорошо, дорогая. Закажи что-нибудь еще. Но стоит ли вообще здесь что-нибудь есть? Насколько я знаю, здесь нет ничего, приготовленного по еврейским религиозным обычаям.

— Ты прав. Я не могу не согласиться. Омар действительно вкусный?

— Это наиболее изысканная еда.

— Так или иначе, она не кажется такой плохой, как ветчина. Я не думаю, что могла бы съесть ветчину даже под дулом пистолета.

— Ветчина — это символ, универсальная шутка про евреев. Гордость заставляет тебя настаивать на этом, и в конце концов я думаю, что ты права. Я сибарит. После омара я ничего больше не люблю, кроме хорошей польской ветчины. В любом случае, не хочешь ли ты попробовать цыпленка, приправленного соусом кэрри? У них здесь отличный индийский соус.

— Что за черт! Ты совершенно прав. Какая разница? Я попробую омара.

Но когда принесли омара, она пристально посмотрела на его ярко-красные клешни, многочисленные ноги и мертвые глаза.

— Ноэль, тебе не кажется, что он смотрится как большой красный мертвый паук?

— Между прочим, ракообразные и паукообразные — это почти одно и то же.

С видом знатока он подцепил кусочек мяса вилкой.

— Однако очень вкусно. Нежнее роз в мае.

Она осторожно взяла вилку.

— Я никогда не думала, что смогу съесть большого водяного паука.

— Почему, дорогая?

— Они такие красные. — Она легко отрезала хвост и, следуя примеру Ноэля, окунула кусочек в маленькую пиалу с растопленным маслом и положила его в рот. Мясо напоминало свежую рыбу, но только оно было сладковатым на вкус. Не захотев портить праздник, она широко раскрыла глаза и прошептала:

— Как чудесно!

— Обрати внимание. Ни одна вспышка молнии не проникла через окно, чтобы уничтожить тебя.

— Я и не ожидала этого. Эти библейские законы существовали только в жарких странах в древние времена. — Она взяла другой кусок. Он был восхитительный, особенно в масле.

— Интересно, он показался бы таким же вкусным, если бы не был запрещен?

— Может быть и нет. Есть христиане, которые наслаждаются яйцами с ветчиной так же, как я — вероотступник-еврей.

— Не называй себя так.

— Я шучу, ты же знаешь. Это все вопрос воспитания. В нашем доме всегда ели все — ветчину и омаров.

— Правда? Это немного странно.

— Почему?

— Твои родители постоянно вращаются в еврейских кругах.

— Марджори, мой отец — судья. Он общается и с мусульманами, в его районе довольно много арабов.

Марджори съела три или четыре кусочка белого мяса из хвоста омара. Все еще очень голодная, она стала смотреть, что бы еще можно съесть. Глядя на омара Ноэля, она сказала:

— Какую часть ты будешь есть сейчас? Она выглядит отвратительно.

— Это зеленое мягкое вещество? Это же печень. Она самая вкусная.

— Это действительно съедобно? Я бы сказала, что это противно.

— Многие люди делают глупость, когда не едят то, что плохо выглядит. Но я уверяю, это изумительно. Попробуй.

Марджори вонзила вилку в зеленую массу. Жидкость медленно вытекала тонкой струйкой.

— Нет, нет! — Она уронила вилку. — Я не такая искушенная. Не сейчас.

Она торопливо выпила вино, затем, следуя примеру Ноэля, приложила небольшое усилие к одной из клешней. Клешня не поддалась. Марджори надавила сильнее. Послышался глухой треск, и клешня перелетела через стол на колени Ноэлю.

— Я отломлю их для тебя, — сказал Ноэль покрасневшей от стыда Марджори.

— Честно говоря, эти отвратительные создания похожи на китайскую головоломку. Не стоит ломать голову.

— Опыт и терпение, дорогая. — Он ловко вытянул два кусочка мяса из клешни, положил их к ней на тарелку и добавил вина.

— Что ты думаешь об этом вине?

— Восхитительно, как всегда.

— Пойдем посмотрим новый французский фильм.

— Хорошо. Ты сейчас не сочиняешь новую песню или что-нибудь еще? Мне кажется, что на этой неделе у тебя так много свободного времени.

— Я пишу песни, когда я немного на взводе. Между прочим, прошлой ночью я написал финал к первому акту «Принцессы Джонс». Я могу сыграть для тебя.

— Как твоя работа?

— Хорошо, но не так прекрасно, как я надеялся. Наши светлые мечты всегда оказываются такими далекими.