Но все это не имело никакого значения. Сейчас она могла думать только об одном — сегодня ночью она потеряет Темпла.

Она вернет ему ту жизнь, для которой он родился. Вернет ему жизнь, которую он всегда хотел. О которой мечтал и по которой тосковал долгие двенадцать лет.

Да, она потеряет его, но с этим придется смириться.


Она прекрасна!

Темпл стоял в темноте, глядя на Мару, сидевшую на низкой скамье, вырезанной из ствола дерева. И выглядела она при этом так, словно потеряла лучшего друга.

Что ж, возможно, так оно и было.

Ведь отдав Кристоферу Лоуву жалкие монетки, извлеченные из ридикюля, и отправив его прочь из Англии, она потеряла любимого брата — единственного человека, знавшего всю ее историю. Дабы узнать эту историю, он, Темпл, готов был до основания разрушить весь Лондон.

Ему бы следовало ее ненавидеть. Прийти в бешенство! Ведь она помогла Лоуву бежать, отправила из Англии вместо того, чтобы выдать ему. Ее брат пытался его убить!

И все-таки, глядя на Мару, замерзшую и одинокую в саду Лейтонов, Темпл не мог ее ненавидеть. Не мог, потому что понимал ее, видел ее душу. Сидевшая в одиночестве, оцепеневшая и неподвижная, она, казалось, погрузилась в прошлое, думала о той памятной ночи, полностью изменившей и ее жизнь, и его…

Она считала, что заслуживала печали и одиночества. Думала, что сама навлекла на себя все это.

И точно так же думал про себя и он.

Господи, он не просто понимает ее. Он ее любит.

Эта мысль явилась как удар, неожиданный и сокрушающий. Да, он ее любил.

Всю ее — и ту девочку, что погубила его и одновременно сделала свободным, и женщину, что сидела сейчас перед ним. Она, Мара Лоув, — это все, чего он хотел в жизни.

Все прошедшие годы он воображал ту жизнь, которую мог бы вести. Иметь аристократическую жену и детей — наследников… Все эти годы он тосковал по такой жизни и даже не догадывался, что настоящее его счастье — с этой женщиной, только с ней ему хотелось связать свою жизнь.

Он бы избавил ее от отца. Любил бы ее сильнее, чем он, с большей страстью. Он бы ее оберегал и терпеливо ждал.

Конечно, он понимал, что это выглядело бы неправильно и даже возмутительно. Но он все равно дождался бы того дня, когда отец умрет, и взял бы ее в жены.

И он показал бы ей жизнь, какую она заслуживала. Какую они оба заслуживали.

Мара вздохнула в темноте, и герцог услышал в этом вздохе печаль. Услышал глубокое и мучительное сожаление. Жалела ли она, что не ушла вместе с братом, что не воспользовалась шансом сбежать, пока он, Темпл, ее не погубил?

Погубить ее. Почему-то эта цель… словно затерялась во тьме.

Он ждал слишком долго. Учился узнавать ее. Понимать. Видеть.

И сейчас хотел только одного — увезти ее к себе домой и там заниматься с ней любовью до тех пор, пока оба они не забудут прошлое. Пока не начнут думать только о будущем. Пока она не станет доверять ему настолько, что поделится всеми своими мыслями, всеми тайнами.

Пока не станет принадлежать ему.

Настало время начать все сначала.

Темпл вышел из темноты на свет.

— Должно быть, вы замерзли.

Она ахнула и осмотрелась. Заметив его, вскочила на ноги.

— И давно вы тут?

— Достаточно давно.

Чтобы увидеть, как ты предала меня.

И понять, что я тебя люблю.

Мара кивнула, обхватив плечи руками. Конечно же, она замерзла. Темпл снял сюртук и протянул ей. Она покачала головой:

— Нет, спасибо.

— Возьмите. Мне надоело смотреть, как вы дрожите от холода.

Она опять покачала головой.

Темпл бросил сюртук на скамью.

— В таком случае пусть лежит тут, никому не нужный.

Он думал, она его так и не возьмет. Но Мара, очевидно, очень замерзла. Да и дурой не была. Она накинула сюртук себе на плечи, и Темпл мысленно улыбнулся, радуясь тому, как она прячется в тепло. В его тепло.

Он хотел навеки окутать ее своим теплом.

Они долго стояли молча. Исходивший от нее аромат лимонов щекотал ноздри, искушал.

— Мне бы хотелось, чтобы вы поскорее приступили, — внезапно произнесла она, нарушив молчание. И в голосе ее прозвучали гнев и досада.

Темпл склонил голову к плечу.

— Приступил… к чему?

— К сбрасыванию масок. Я же здесь ради этого, так?

Разумеется, ради этого. Так было раньше, но теперь…

— Еще не полночь, — ответил он.

Мара негромко хмыкнула.

— Вам наверняка не обязательно придерживаться особого ритуала. Если вы снимете с меня маску раньше, я смогу уйти, а вы займете свое законное положение в обществе. Вы слишком долго этого дожидались.

— Двенадцать лет. — Внимательно глядя на нее, Темпл видел в ее глазах отчаяние. — Еще один час ничего не изменит.

— А если я скажу вам, что для меня этот час значит очень много?

Он пожал плечами.

— Тогда я спрошу, откуда вдруг такое стремление быть разоблаченной.

— Я устала. Устала жить в подвешенном состоянии, ждать, когда решится моя судьба. Устала от того, что мною управляют.

Темпл чуть не засмеялся.

Мысль о том, что Марой можно управлять, — настоящее безумие. Это она им управляла — полностью завладела его мыслями, превратила его жизнь в хаос.

— Значит, я управляю вами?

Она кивнула:

— Да, конечно. Вы приказали за мной следить. Покупаете мне одежду. Вторгаетесь в мою жизнь и в жизнь моих подопечных. Вы заставили меня… — Она осеклась.

— Заставил вас… Продолжайте. — На какой-то миг Темпл поверил, что она признается ему в любви. И понял, что отчаянно этого хотел.

Она промолчала. Разумеется.

Промолчала, потому что не любила его. Он для нее — всего лишь средство к достижению цели. Как и она для него. Точнее — как была в самом начале.

И вспыхнул гнев. Проклятие! Как он это допустил?! Как сумел привязаться к ней? Как забыл про прошлое, про то, что она с ним сделала? Почему ему стало на это наплевать?

Темпл нахмурился и проговорил:

— Я знаю, что он был тут, Мара. — Помолчав немного, герцог спросил: — Вы же не будете это отрицать?

— Нет, не буду.

— Хорошо хоть так…

«Скажи мне правду, — мысленно умолял он. — Хотя бы раз скажи мне то, во что я смогу поверить».

Словно услышав его, она заявила:

— В ту ночь, когда я вас нашла, я пришла к вам из-за Кита.

Темпл с отчаянием посмотрел в небо.

— Я знаю, — ответил он. — За его деньгами.

Мара решительно помотала головой:

— Нет, не в этом смысле… Открывая приют, я решила: назваться Маргарет Макинтайр — самый простой выход. Вдова солдата респектабельна. Это не вызывает никаких вопросов. — Она тихо вздохнула. — Но ни один банк не позволил бы мне открыть собственный счет без мужа.

— На свете много женщин, имеющих доступ к банковским счетам.

Мара криво усмехнулась:

— Только это не те женщины, которые скрывают свое имя. Я не могла рисковать, не хотела расспросов.

И тут Темпла осенило.

— Ваш брат стал вашим банкиром?..

— Да. Он хранил все мои деньги. Первоначальные пожертвования, а также те деньги, которые платили отцы-аристократы, оставлявшие у нас своих внебрачных детей. В общем, абсолютно все.

Темпл с трудом выдохнул. Гнев и досаду как рукой сняло.

— И все это он проиграл?

Мара кивнула.

— Все до последнего пенни.

— А вы отчаянно стремились эти деньги вернуть, да?

— Конечно. Ведь мальчикам они нужны.

Почему она ему сразу все не рассказала?

— И вы думали, я позволю им голодать?

— Но я же вас не знала… — Она замялась. — Я боялась, вы очень рассердитесь.

Мысленно выругавшись, Темпл заметался между деревьями. Черт возьми, конечно, она была права. Но его это все равно сильно задело.

— Мара, я же не монстр!

— Но я-то этого не знала… — Она вздохнула.

Темпл остановился и повернулся к ней лицом.

— Даже вы считали меня герцогом-убийцей! Даже вы!.. — Проклятие, ведь она должна была его знать! Должна была понимать его лучше, чем кто-либо. Она-то знала, что он не убийца! Но все равно в нем сомневалась. Ему хотелось взреветь от досады.

Шагнув к нему, Мара тихо сказала:

— Нет, Темпл, ошибаетесь.

Опять ложь? Но он все же не сдержался и спросил:

— Тогда почему?

Она развела руками.

— Вы же говорили, что ничто из сказанного мной…

Он тотчас же вспомнил эти свои слова.

— Да-да, я сказал, что ничто из сказанного вами не заставит меня простить вас, так?

Мара кивнула:

— Да, так. И я вам поверила.

Он шумно выдохнул и пробормотал:

— Тогда я тоже в это верил.

— Кроме того, — продолжала она, — в глубине души я почти не сомневалась, что обязана расплачиваться за грехи брата. Я втянула его во все это точно так же, как втянула вас. А потом бросила вас обоих той ночью. Отец наверняка жестоко наказал его, Лондон наказал вас. — Мара почти шепотом добавила: — Похоже, моим ошибкам нет конца.

Темпл долго молчал. Потом вдруг заявил:

— Какая невероятная чушь!

Мара в растерянности пробормотала:

— Вы… о чем?

— О том, что вы спасали не брата, а себя. Мальчик сделал свой собственный выбор.

— Но мой отец…

— Ваш отец — редкостный, мерзавец. Не будь он уже мертв, я бы с огромным удовольствием прикончил его. И он не Господь Бог. Он не слепил вашего брага из глины, не вдохнул в него жизнь. Грехи вашего брата принадлежат ему, только ему. — Темпл вздохнул и почти шепотом добавил: — А мои грехи — только мои.

Мара решительно покачала головой:

— Нет-нет, все не так. Если бы я не опоила вас, если бы вовремя вернулась…