«Интересно, каково это — точно знать, что тебя любят?» — подумала Мара. Взгляд ее метнулся к мужчине, безвольно лежавшему на столешнице. Глядя на его руки, она думала о том, что ей очень хотелось бы оказаться в объятиях этих огромных рук. Хотелось любить и быть любимой…

Мара снова посмотрела на маркизу Борн, не отводившую глаз от мужа.

— Майкл, — мягко произнесла та, — ведь Темпл мне так же дорог, как и всем вам. — Маркиза шагнула к неподвижному Темплу и в тревоге нахмурилась. Затем протянула руку, погладила его здоровое плечо и откинула со лба герцога темные волосы.

Борн подошел к жене и крепко прижал ее к себе. Его лицо исказилось от боли и гнева.

— Боже милостивый… — прошептала маркиза.

— Он выживет, — прохрипел Борн с деланной уверенностью.

Мара с облегчением выдохнула. Этот мужчина — тот, с чьей жизнью она играла… она не уничтожила его. Он небезразличен очень многим; у него были друзья, готовые на все, лишь бы спасти его.

Сколько лет прошло с тех пор, как кто-нибудь беспокоился за нее, Мару? Вот только…

Заслуживала ли она этого?

Тяжело вздохнув, Мара обернулась к женщине с чайником:

— У вас тут теплый чай?

Женщина кивнула, не отводя взгляда от Темпла:

— Да. Я сама его заваривала.

— Спасибо, Дидье, — сказала Пиппа.

Мара взяла чайник и налила немного коричневой жидкости в стакан, который сняла с ближайшего графина со скотчем.

— Надеюсь, в этом отваре есть что-нибудь волшебное. Господь свидетель, сейчас магия ему не повредит, — заметила маркиза.

— Ивовая кора, — отозвалась графиня. — Считается, что она может победить лихорадку.

— Которой у него пока что нет. Будем надеяться, так все и останется, — добавила Мара, поглядев на Кросса. — Помогите поднять ему голову. Нужно напоить его.

Кросс подошел, и они с Азриэлем приподняли Темпла, а Мара, придерживая голову герцога, чайной ложкой начала вливать жидкость ему в рот.

— Ты должен пить, если хочешь поправиться, — твердо сказала она после нескольких не очень-то успешных попыток.

Пролив очередную порцию чая ему на подбородок и на грудь, Мара потеряла терпение. Он будет пить, даже если ей придется силком вливать чай ему в глотку! Она зачерпнула еще одну ложку…

— Глотай, черт бы тебя побрал!

Его глаза внезапно распахнулись, и он закашлялся, разбрызгивая чай во все стороны. Мара в изумлении что-то пискнула, а друзья Темпла переглянулись.

Герцог снова закашлялся и, взглянув на Мару, прохрипел:

— Господи Иисусе, неужели ты опять хочешь меня убить?

Борн негромко выругался. Кросс расплылся в широкой ухмылке. Мара же почувствовала ни с чем не сравнимое облегчение. Она на мгновение зажмурилась, пытаясь побороть смех и слезы. Затем взяла себя в руки и поднесла стакан к губам Темпла.

Тот помотал головой, отстраняя ее руку.

— Кто делал этот отвар? — Темпл посмотрел на женщину с чайником. — Ты, Дидье?

Француженка кивнула. В ее глазах блестели слезы облегчения.

— Да, Темпл. — Она еще раз кивнула. — Да-да, это я…

Герцог настороженно взглянул на Мару:

— И ты к нему не прикасалась?

Мара покачала головой:

— Нет, только налила.

Он подтолкнул стакан к ней:

— Пей.

Она наморщила лоб:

— Но я не…

— Первая выпьешь ты.

Тут Мару осенило, и она захохотала — легко, радостно… и совершенно непривычно. Захохотала с той же радостью, с какой смотрела в черные глаза, в которых больше не было бреда. В этих красивых глазах что-то сверкнуло, и он снова подтолкнул к ней стакан:

— Пей, Мара.

Как красиво звучит ее имя в его устах!

— Что за… — Маркиза Борн шагнула вперед, но муж ее остановил. Повернувшись к нему, она воскликнула: — Но это же нелепо!

— Пусть. Решать Темплу.

Он ей не доверяет! Он настолько пришел в сознание, что в состоянии не доверять ей!

Мара поднесла стакан к губам, сделала глоток и показала Темплу язык.

— Сегодня я не собираюсь тебя травить, понял?

Он внимательно наблюдал за ней.

— Хм… Хорошо.

Сдерживая радость, Мара повернулась и заново наполнила стакан.

— Но это не значит, что ты не можешь довести меня до новых мыслей об этом, — сказала она с улыбкой.

Их руки встретились и вместе поднесли стакан к его губам.

— Ну… доведу как-нибудь в другой день.

Маре хотелось прыгать от радости. Хотелось рассказать ему очень многое. Рассказать такое… во что он не поверит.

Но сейчас она ничего не могла сказать. Поэтому проворчала:

— Пей, здоровенный ты бык.

И он выпил весь стакан.

Мара хотела отойти, но он крепко сжал ее ладонь. Несмотря на огромную потерю крови, его рука каким-то чудом оставалась по-прежнему теплой. Их взгляды встретились.

— Ты дала мне обещание.

Мара замерла на мгновение.

— Да, верно. Я обещала вернуться в общество. Доказать, что ты не убийца.

— Я говорю не об этом обещании.

Она внимательно посмотрела на него.

— Тогда о каком же?

— Ты обещала мне ответить. Обещала сказать всю правду.

Кровь загудела у нее в ушах. Мара не ожидала, что герцог ее слышал, когда лежал без чувств и когда она шептала ему на ухо все эти обещания. Тогда страх и надежда заглушили осторожность.

— Значит, ты помнишь?

— Когда дело касается тебя, память мне обычно изменяет, но не в этом случае. — Он сделал еще глоток отвара. — Правду о той ночи ты мне расскажешь. Сдержишь свое обещание.

Обещание правды… Если он выживет… И вот он перед ней, живой!

Мара кивнула.

— Я сдержу обещание.

— Знаю, — отозвался он.

И уснул.


Три дня спустя, утром, Темпл опустился в ужасно горячую воду, налитую в огромную медную ванну, установленную в «Падшем ангеле» специально для его омовений после боксерских поединков.

Он поднял левую руку, чтобы не намочить повязку (очень уж не хотелось, чтобы незажившая рана воспалилась, снова приковав его к постели), и зашипел от боли. Затем осторожно подвигал плечом, поморщился и откинулся назад, положив голову на подставку.

Испустив долгий вздох, Темпл закрыл глаза и на время отбросил все мысли.

Большую часть мыслей.

Те, что не касались ее — женщины с красивыми мягкими волосами, чудесными странными глазами и невероятной волей. Он отбросил все те мысли, которые не заставляли его снова и снова задаваться вопросом: почему она сделала то, что сделала много лет назад. И то, что сделала тем вечером на ринге. Помогала ли своему брату? Передала ли ему нож?

Но он не мог не вспоминать о той доброте, с которой она промывала его рану утром, когда он очнулся. И подавала ему чай. И лечила его. Но каково же оно будет — вновь испытать ее доброту? И что эта доброта означала?

Темпл громко выругался. Нет, не нужна ему ее доброта! Он хочет ее раскаяния. Ее покаяния. Разве нет?

Он осторожно подвигал рукой — плохо, что каждое движение все еще вызывало боль. Такое ощущение, что рука… застряла в песке. Ох как же ему не понравился страх, нахлынувший при мысли, что рука уже никогда не будет прежней.

Нет, он снова начнет чувствовать руку. И сила вернется. Обязана вернуться.

И вдруг вспыхнуло воспоминание: Мара стоит на краю ринга, ловит его взгляд, и ее огромные глаза полны ужаса. «Он убьет тебя.» — кричит она. Предупреждает его. Но он — черт возьми! — словно загипнотизирован тревогой в ее взгляде и мыслью о том, что не безразличен ей, поэтому не понимает ее слов до тех пор, пока нож не вонзается в его грудь. Пока не становится поздно.

А потом он балансирует на грани сознания, то забывается, то приходит в себя — и слышит, как ее голос нашептывает ему в ухо обещания: «Ты выживешь. Ты выживешь, и я расскажу тебе все».

Он выжил.

И она расскажет ему всю правду о той ночи и о своем решении бежать. Расскажет, почему выбрала его. За что наказала. Почему украла его жизнь. И как собирается вернуть ее.

— Ты уже решил, что делать?

Темпл не показал виду, что удивлен, но сердце забилось чуть быстрее, когда он понял, что кто-то вошел в комнату, а он этого не заметил.

— Ты наверняка расскажешь мне об этом, — ответил Темпл, открывая глаза и глядя на Чейза, стоявшего возле ванны. — И давно ты любуешься, как я купаюсь?

— Достаточно долго, чтобы половина женского населения Лондона сошла с ума от зависти. — Босс опустился на табуретку, расставил ноги и уперся локтями в колени. — Как рука?

— Болит, — буркнул Темпл, сжимая левый кулак и пытаясь нанести апперкот в воздух: — Скована.

Остальные слова он придержал при себе.

Онемела. Слаба. Бесполезна.

— Еще и недели не прошло. Дай ей время. Ты еще вообще должен лежать в постели.

Темпл поерзал в воде и поморщился от пронзившей его боли.

— В сиделках не нуждаюсь.

— И тем не менее. Каждый твой вечер вне ринга мы теряем деньги.

— Я мог бы и сам догадаться, что мое здоровье тебя не волнует.

Они оба знали, что это неправда, ведь Чейз разрушил бы половину Лондона, если бы это помогло выздоровлению Темпла.

— Меня волнует твое здоровье, поскольку оно напрямую связано с размерами моей прибыли.

Темпл захохотал.

— Всегда бизнесмен!

Они долго молчали, затем босс произнес:

— Нужно поговорить о девушке.

Темпл сделал вид, что не понял.

— О которой?

Чейз не обратил внимания на глупый вопрос.

— Она попросила разрешения вернуться к себе.

Темпл не видел ее несколько дней — хотел сначала поправиться, восстановить силы перед тем, как снова с ней схлестнуться. Но он не хотел отпускать ее далеко от себя, хотя и не знал.