Проводив взглядом выезжавшую из ворот на улицу машину, Исабель отвернулась от окна. Боже, какими далекими ей сейчас кажутся дни, проведенные, например, в Штатах, в колледже. Словно прошел не один десяток лет.

Исабель невольно стала вспоминать годы, проведенные в колледже. О, для нее это было беззаботное время веселья, время первых легких, ни к чему не обязывающих увлечений, порой состоявших лишь из обмена улыбками и озорных взглядов.

Исабель пользовалась большим успехом у юношей, что учились с ней в колледже. Но ни один из них не мог заронить в ее сердце искорку настоящего чувства, способную перерасти в пламя большой любви. Предметы, которые она изучала в колледже, давались ей легко, и у Исабель оставалось много свободного времени, которое она использовала для занятий спортом, часто с друзьями ездила на экскурсии в ближайшие города.

Мадам Герреро ничем не стесняла свою любимицу. Исабель тратила на себя столько денег, сколько ей хотелось. Правда она не относилась к транжирам и расходовала деньги разумно. Она брала напрокат небольшую машину спортивного типа. Исабель очень любила поездки по берегу моря…

Она опять повернулась к окну и прижалась лбом к прохладному стеклу. Почему-то ей вспомнился тот случай, перед самым окончанием колледжа, когда они с подругой возвращались с пробежки в общежитие и неосторожно перебегали через дорогу: ее сбил автомобиль Фернандо Салиноса. Тот ей страшно тогда не понравился. И не потому, что его машина едва не сделала ее калекой, а потому, что он, что, как только увидел ее, лежащую на дороге, так и не отводил больше от нее глаз. Исабель не любила столь пристального внимания, исходящего от мужчин. Оно ее смущало, сковывало и раздражало… А потом вдруг принесли изумительный букет цветов с его визиткой. Были еще попытки с его стороны познакомиться, но она игнорировала их.

Потом Исабель вспоминала возвращение домой после неожиданной телеграммы. Когда она получила ее, то очень запаниковала. Телеграмма была не очень понятна. Исабель знала, что ее мать, мадам Герреро, тяжело больна. Но болезнь эта продолжалась уже не один год. Когда Исабель приезжала на каникулы, доктор Вергара всегда был настроен достаточно оптимистично. Он все время говорил, что приезд Исабель влияет на мадам Герреро лучше, чем самые хорошие лекарства. Говорил, что, как только она вернется после окончания колледжа домой навсегда, мадам тут же начнет поправляться и вскоре станет здоровой совсем. Любовь — лучшее лекарство от всех болезней, шутил он. Наверное, он был прав. Но пока Исабель не испытывала ни к кому такой любви, которая могла бы излечивать болезни. Ведь любовь к матери не идет в счет.

А в салоне самолета к ней подошел тот самый Фернандо Салинос, который чуть не задавил ее, и, представившись, занял свободное кресло рядом с ней. Обычно ей приходилось скучать весь полет, когда она летала прежде. В этот же раз время пролетело так быстро, что Исабель удивилась, когда объявили, что самолет идет на посадку. Фернандо оказался довольно интересным собеседником и не давал ей скучать.

Единственное, что продолжало раздражать Исабель, так это слишком пристальное внимание к ней. Он не стеснялся говорить самые невероятные комплименты в ее адрес: о прекрасных глазах, о красоте волос, эрудированности. Исабель куда интереснее было слушать его рассказы о виденных городах, о том бизнесе, которым он занимался. Говорил больше он, а Исабель слушала. Порой его удачные шутки вызывали у нее улыбку. А ведь прошло совсем немного времени с того дня, когда она вышла из самолета в аэропорту Буэнос-Айреса. За эти последние дни она повзрослела и изменилась. В ней теперь словно живут два разных человека, две разных Исабель. Одна — что была до рассказа Бернарды, другая — что появилась после.

Машинально взяв со столика сумочку, она спустилась вниз, не заметив сверкающих от любопытства глаз Челы, прошла мимо кухни в прихожую, там по телефону вызвала такси.


Подобно тигру в клетке, метался по своему кабинету Фернандо. То, что происходило с ним из-за Исабель, не просто его беспокоило, а вселяло панику. Еще ни одна женщина не имела на него такого влияния. Он ни на минуту не переставал о ней думать, независимо от того, чем занимался и где находился. Она снилась ему каждую ночь. Подписывая деловые бумаги, он вспоминал ее глаза; когда ехал в машине, перед ним была не дорога, а ее лицо. Он несколько раз серьезно нарушал правила дорожного движения, и ему пришлось заплатить штраф. А с ее стороны он видел лишь безразличие, слегка смягченное вежливостью.

— Нет-нет, я идиот! Ну почему я веду себя как ребенок! — бранился Фернандо, пересекая кабинет из одного конца в другой и возвращаясь обратно. Пиджак его висел на спинке стула, Фернандо развязал галстук, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. — Я все время хожу вокруг да около, когда мы встречаемся, и всегда остаюсь на том же месте, с теми же мыслями и с уверенностью, что надо мной просто-напросто смеются! — Фернандо не заметил, охваченный гневом на собственную нерешительность, что в кабинет вошел с подносом в руках Лоренцо.

— Кто может себе позволить смеяться над вами, сеньор? — спросил он у Фернандо, услышав его последние слова. — По-моему, вы все преувеличиваете, — он бережно опустил поднос на стол, — и видите призраки там, где их нет и не должно быть.

— Что ты сказал? — Фернандо переключил внимание на Лоренцо. — Призраки, которых нет и не должно быть? Да какое право ты имеешь сомневаться в том, что я говорю? — Фернандо бросился на него, как бросается бык на красный свет. Изумленный Лоренцо не рад был, что завел разговор на эту тему. — Ответь мне, какое право?!

— Вы ошибаетесь, сеньор, — стоял на своем Лоренцо. — Пройдет немного времени, и вы поймете, что я прав. Просто я позволил себе представить, что положение не так серьезно, как вы о нем думаете. — Лоренцо не уступал в темпераменте Фернандо и доказывал свою точку зрения не менее горячо, чем он. — Вы все слишком драматизируете, сеньор Фернандо.

— Ах, для тебя положение не так серьезно? — взорвался Фернандо. — А для меня оно просто ужасно! Кто тебе дал право сомневаться во мне? — Фернандо так отчаянно жестикулировал, что, казалось, он лишь чудом еще не опрокинул что-нибудь на пол.

— Мои годы, — коротко ответил на этот выпад Лоренцо.

— Годы?

— Да, — кивнул Лоренцо. — И тот факт, что я знаю вас гораздо лучше, чем самого себя. Даже вы, сеньор, не знаете себя так, как знаю вас я. Для вас, сеньор, никогда ни в чем не было проблем, — он не давал Фернандо вставить даже слово, заметив, как тот возмущенно машет руками, отрицая услышанное. — Их не будет и сейчас. Или вам чего-то не хватает?

— По-твоему, единственной проблемой, которая может возникнуть в моей жизни, — перехватил наконец инициативу Фернандо, — это та, что связана с моими делами? Нет! В моей жизни имеются более важные проблемы!

— Извините, сеньор, но вы такой непредсказуемый, такой переменчивый человек, что… — Но Лоренцо опять не смог до конца выразить свою мысль, Фернандо прервал его, уцепившись за слово «переменчивый».

— Да, я переменчивый человек, — все больше распалялся Фернандо, — но разве это дает тебе право сомневаться в моих словах и насмехаться надо мной?!

— Тогда почему бы вам хоть немного не успокоиться, — предложил Лоренцо, — и не привести в порядок свое выступление? — Он ткнул пальцем в кресло. — Почему вы так горячитесь, если уверены в своих словах? Тот, кто уверен, спокоен.

— Послушай, — слова Лоренцо подействовали на Фернандо. Он с размаху плюхнулся в глубокое кресло. — Я уже устал, — заявил он более спокойно, — и я не хочу, чтобы ты насмехался надо мной! — но следующую фразу Фернандо опять почти прокричал: — Я не люблю, когда надо мной насмехаются!

— Смеяться над вами? — Лоренцо наконец-то понял, что Фернандо действительно считает, что над ним смеются. А он принял сначала все это за блестяще разыгранный перед ним спектакль. Ведь они с Фернандо частенько разыгрывали друг друга. Они любили пикироваться, обоим не чуждо было чувство юмора. Но сейчас все оказалось серьезно.

— Да, — подтвердил Фернандо. Он встал и снова заходил по кабинету. Он был так возбужден, что лоб у него покрылся капельками пота, Фернандо беспрестанно вытирал его рукавом рубашки, забыв про платок в кармане пиджака. — Разве я не обыкновенный ранимый человек, которого можно при желании убить насмешками? — допытывался он у переставшего что-либо понимать Лоренцо. — Да-да, меня можно этим убить!

— С вами, сеньор, происходит что-то очень серьезное, — покачал головой Лоренцо. Он принял серьезный вид, внимательно следя за перемещениями Фернандо по комнате. — Я верно говорю?

— Да, ты прав, — кивнул Фернандо. — Просто есть люди, которым кажется, что другой человек не способен страдать. Они позволяют себе по отношению к этому человеку все, что заблагорассудится, совершенно не заботясь о последствиях своих поступков. Эти люди совершенно не способны чувствовать чужую боль, как в моем случае.

— Я, кажется, догадываюсь, о чем идет речь, — задумался Лоренцо, хотя сам, если бы его заставили честно признаться, ничего пока не понимал. — У вас появились проблемы… — Он пытался придумать на ходу эти проблемы. — Проблемы, например, в Соединенных Штатах, куда вы недавно летали, да? — Лоренцо с надеждой смотрел на Фернандо, пытаясь уловить в его глазах подтверждение своей версии. — Что случилось, сеньор Фернандо? — Но так и не дождался вразумительного ответа.

— Мне плохо, — смиренно заявил Фернандо. — Очень, очень плохо, — заметив в глазах Лоренцо недоверие, он мгновенно вскипел: — Лоренцо, я серьезно тебе говорю!

Фернандо было трудно сознаться Лоренцо в том, что причиной его отвратительного настроения и такой агрессивности, не свойственной ему, является молоденькая девушка, которую он еще совсем недавно не знал. А когда увидел впервые, понял, что это и есть та единственная, к которой он всегда стремился, но не встречал до сих пор. Дорога к ней оказалась длинной.