Она и не сможет. У Баланчина губы пахнут по-другому, как-то маняще, призывнее… Да и целоваться Земляникин толком не умеет. Зачем она ему предложила это заранее обреченное на провал занятие?

– Ну, как? – оторвался от нее Антон и вновь озадачился.

Ольга облизала свои губы и улыбнулась.

– Нормально, – округлила она глаза, – вполне прилично. Очень даже хорошо. Только…

– Что только? – испугался Антон.

– Только… на сегодня достаточно. Что-то мне расхотелось заниматься ерундой. Прав твой Диоген.

Она откинулась на траву и рассмеялась. Никакого сравнения! Да и стоило ли сравнивать? Из-за одной ромашки поверить гаданию? Вон их тут сколько, целая опушка. Если гадать не на одной ромашке, а хотя бы на пяти цветках, что-то хорошее обязательно получится. Если процесс сделать беспрерывным: отрывать лепестки у всех ромашек поочередно и остановиться на «к сердцу прижмет», то ей хватит пару часов.

– Ты точно больше не хочешь? – наклонился над ней философ.

– Точно, – усмехнулась она и потрепала рукой его макушку. – Я уже нашла себе интересное занятие.

– Чем меньше женщину мы любим, – пробормотал Земляникин и откинулся рядом, – тем больше…

– Му-му-му!

Ольга вскочила и огляделась. Ей показалось, что поблизости засела Камушкина и позвала ее из кустов своим грудным, трубным голосом, так похожим на коровье мычание. Но мычала Марфушка. Ей надоело гулять по жаре и жевать траву, она требовала прохладный хлев. Оля пошла к ней, собирая по пути ромашки. Необязательно гадать на опушке, это можно сделать в доме, в спокойной обстановке, не спеша, не суетясь, без соблазнительных студентов. Впрочем, какой он соблазнитель? Кожа, кости да рваные джинсы. Ах, да. Еще мозги. То, чего так не хватает ее подруге. И где же она, Анжелка?! Мобильный молчит, почта тоже. Могла бы отбить телеграммку: «Все тип-топ, сижу в картофельных полях. Скоро вернусь. Инкогнито».

Или она уже синьора Берлусконни?! Зря Ольга позволила ей взять с собой паспорт.


Лакированный черный ботинок из красного «Феррари» осторожно опустился на пыльную деревенскую дорогу. Глухо хлопнула дверца, вспугнувшая разгуливавшую по проезжей части стайку кур. И они устремились наперерез лакированным ботинкам к родному курятнику. Обладатель ботинок прекрасно знал, что куры, где бы они ни находились, бегут не к ближайшему месту спасения, а только к дому. Он подождал, вытер с лакированных ботинок батистовым носовым платком пыль и выбросил платок под колеса.

– Санта Лючия! – нахмурился он и огляделся.

Немногочисленные жители Малых Чернушек с неподдельным любопытством разглядывали заезжего южного гостя в черном костюме, белой сорочке с галстуком и оттопыренной полой пиджака, где, судя по многочисленным сериалам про наемных убийц, должна была скрываться кобура с огнестрельным оружием. Он, в свою очередь, разглядывал немногочисленных жителей. Но для беседы выбрал почему-то Пелагею, спрыгнувшую с подножки своего грузовика.

– Добрый день, девушка! – Он подошел к ней быстрыми уверенными шагами. – Я путешествую по стране, собирался к морю, но случайно попал в ваши края…

– А, – махнула рукой Пеги, – вы не первый, кто туда собирается, а попадает к нам. Господи, да у нас таких перепутавших в день по сотне! И каждый собирался к морю. Едут и в грузовики утыкаются. Вы не уткнулись? А то у меня папаня мастер – золотые руки. Сразу все починит. А, вижу, машинка-то целая. Жаль, очень жаль. Скажу вам честно, у нас гораздо лучше. Девчонки нисколько не жалеют. Вернее, одна не жалеет. Вторая сбежала с итальянцем. Так что, если решитесь, даже не сомневайтесь…

– Решиться сбежать с итальянцем? – не понял гость, но напряженно поглядел на Пеги.

И в этот момент девушка поняла, что русский язык для незнакомца не родной. В ее стриженой, но отнюдь не глупой голове тут же пронеслись слова песни из кинофильма «Семнадцать мгновений весны»: «Не думай о секундах свысока… свистят они, как пули у виска», после них заиграл гимн милиционеров: «Если кто-то кое-где у нас порой…»

– Решитесь остаться, – улыбнулась она ему, настороженно продолжая незамысловатую на первый взгляд беседу. Но на второй… Ей обязательно стоит приглядеться.

– Да, остаться, – обрадовался незнакомец и протянул ей руку. – Иван Иванович Иванов, очень приятно познакомиться.

Пелагея не стала ему говорить, что и в глубинке существуют понятия об этикете. И она прекрасно осведомлена о том, что первой подавать руку незнакомому мужчине должна девушка, если сама этого, конечно же, захочет. Но если в его стране принято по-другому, тогда она уступит и пожмет протянутую грубую ладонь. Иван Иванович Иванов! Как мелко и глупо. Не на ту напал, оборотень без погон.

– Пелагея Пелагеевна Пелагейкова!

– Очень приятно, – сказал Иванов и чмокнул ее ладонь губами.

Это навело Пелагею на мысль, что, возможно, он тот, за кого себя выдает. Симпатичный, обходительный, загорелый, высокий, умный – это же копия Синьора Ее Мечты! СЕМа! Настоящий Сем. Она заволновалась, покраснела, и это не скрылось от его острых черных глаз.

– Если позволите, – продолжил лже-Иванов, прищурившись, – познакомиться ближе, я расскажу вам удивительную историю своего путешествия.

Позволить познакомиться ближе?! А что скажет отец? Он ее убьет… презрением.

– Ох, – выдавила из себя завороженная незнакомцем Пелагея, – что-то я с вами заговорилась. Щи стынут! А вы проедете прямо. Там дом освободился, в нем Марио Берлусконни раньше жил. Хозяйка, что его сдает, живет рядом.

– Марио Берлусконни?! – Черные глаза стрельнули прицельным огнем четкого попадания в десятку.

– Ага, – кивнула Пелагея, указала рукой нужное направление и побежала скрываться.

Она остановилась, захлопнув за собой дверь кухни. Подождала несколько секунд, прислушиваясь к звукам снаружи, и подбежала к окну. Незнакомец стоял и смотрел на ее калитку. Пелагея схватилась за сердце, которое собиралось выскочить из груди, упасть к его ногам, и закрыла глаза. Раньше она не верила в любовь с первого взгляда. Раньше она смеялась над этим. И вот теперь карающая длань судьбы нависла над ее тихим одиноким существованием.

Долго стоять с закрытыми глазами было глупо. Пелагее хотелось смотреть на предмет обожания. Тот тем временем вернулся в машину, хлопнул дверцей и завел мотор. Автомобиль тихо поехал в указанном направлении. Пеги села на табуретку и уставилась на кастрюлю с вчерашними щами. Синьор Ее Мечты. Вот кто на самом деле этот красавец жгучий брюнет. Позволит ли она ему? Позволит! Неужели? А чего еще ждать? Сколько можно сидеть в девках? Даже москвички в ее деревне пристроились: одна сбежала с итальянцем, другая крутит роман одновременно со студентом и художником.

Все-таки есть в Семе одна странность. «Если кто-то кое-где у нас порой…» Почему оттопыривается пола его пиджака? Что он скрывает там? Кобуру с пистолетом? Тогда он не синьор ее мечты, а обыкновенный наемный убийца. Но что же она сидит? Нужно бежать к Муравьевой и все ей рассказать!

Неужели Пелагея такая невезучая?! Встретила жгучего красавца, он ей поцеловал руку и оказался наемным убийцей! Она покачала головой. Этого не может быть, но рассказать Ольге нужно.


– Что ты говоришь?! – обомлела Ольга, закрывая за собой калитку. – Сколько же их на одну несчастную сицилийскую душу?! Бедная Анжелка! Что она станет делать, если они его поймают?!

Оля представила подругу, заламывающую руки в состоянии полного, бесконечного отчаяния у бездыханного тела своего возлюбленного, и одинокая слезинка скатилась по ее щеке. Вторая покатилась следом за первой, когда на месте Анжелки она представила себя, а вместо сицилийца – художника. Пелагея заметила ее страдания и поспешила утешить.

– Вообще-то, – задумчиво сказала она, – он настоящий мачо. Такой, как в сериалах. А настоящие мачо редко оказываются убийцами.

– Это только в кино существует четкое разделение на героев-любовников и наемных убийц, в жизни все так намешано, что не подойдет ни одно точное определение.

– Не знаю, – вздохнула Пелагея, – он такой, такой… необыкновенный.

– По-нят-но, – процедила Оля, подтолкнув Марфушку к хлеву, – ты в него влюбилась. Такое бывает, особенно с первого взгляда. Но потом в мужчине открываются такие сокрытые резервы, что становится ясно, что лучше бы не смотрела вовсе.

Спорить с Пелагеей, наивно считающей, что с такими красивыми черными глазами наемных убийц не бывает, было бесполезным занятием. Полезно же было заняться другим – проследить за незнакомцем, представившимся Иваном Ивановым. Что у Ольги тоже вызывало определенные сомнения в его честности. Ивана Ивановича Иванова в стране победившего капитализма нельзя уже встретить лет тридцать! Есть Эдуарды Ивановы, Мстиславы Ивановы, Поли Ивановы, уж, в крайнем случае, Жаны Ивановы. Но Ивана Ивановича Иванова среди жителей бескрайних просторов нужно искать с собаками среди бела дня.

Все, исключительно все, даже новенькая припаркованная к бывшему дому Марио машина красного цвета, говорило о том, что приезжий – иностранец. Девушки подошли к ней ближе, но выходить из-за кустов сирени не стали.

– «Феррари», – прищурив глаз, кивнула на автомобиль Ольга. – Дорогущая модель! Итальянская марка.

– Ну? – не согласилась с ней Пелагея. – Я иногда езжу на тракторе «Беларусь», но это же не значит…

– Это многое значит, – прошептала Ольга, – такой тип, – она кивнула в сторону дома, – никогда на «Беларусь» не сядет! Значит, ты говоришь, что он неплохо изъясняется по-русски? Это хорошо. Только мы ничего не станем у него спрашивать. Мы же не хотим оказаться невольными свидетелями подготовки к преступлению? Не хотим. А лучший свидетель – это какой свидетель?!

– Немой, – предположила Пелагея.

– Лучший свидетель – это мертвый свидетель, – зловеще прошептала Ольга и изобразила жертву, закатив глаза и высунув на бок рта язык.

Пелагея испугалась. Но чувства, как это обычно бывает у русских девушек, все же взяли верх над рассудком. Она принялась шептать, что Иван не такой, что он хороший, а она еще ни разу в жизни в мужчинах не ошибалась. Был у нее один комбайнер, так Пелагея сразу поняла, что тот женат и скрывает от нее пятерых детей. Те названивали ему каждый вечер на мобильный телефон. А этот совершенно одинок, и глаза у него возбужденные, как у Марфушки в период течки. На что Оля ей ответила, что, вполне возможно, он возбуждается по другому поводу, более кровожадному. Спорили недолго, все же решили проверить, чем в доме занимается Иванов. Оля считала, что он чистит пистолет, Пелагея предполагала, что варит себе борщ. Кто же ему, одинокому, сварит?