Нужно было себя чем-то занять. Слоняться без дела было опасно для здоровья, которое могло подорваться нервным срывом. Сбегать на опушку к Земляникину? Оля нахмурила лоб, несколько однообразное мероприятие: философ и коровы, коровы и философ. Незаметно подкрасться к дому художника и посмотреть, чем там он занимается со своей Музой? Фи. Она до этого не опустится. Хотя, слежка обещает быть увлекательной. Оля решила, что, если ей удастся договориться с собственной совестью, то она обязательно подкрадется и проследит. Если ее застукают, то она придумает какой-нибудь предлог. Можно сказать, что заблудилась, перепутала дома, огороды. Подсматривать лучше всего с тыла. Не убьют же ее в самом деле, за ней не гоняются головорезы.

Принимать решение Ольга отправилась на речку, переодевшись в купальник.

Когда она, мокрая и довольная, переступила порог дома, ее встретил Баланчин. От его неожиданного визита Ольге стало не по себе. Вместо того чтобы наслаждаться обществом своей неземной гостьи, он пришел к ней. Это так многое могло бы значить… Но она чувствовала подвох, видела по его грустным глазам, что не все так просто. И как можно равнодушнее ответила на его приветствие. Прошла в свою комнату и принялась с остервенением тереть мокрые волосы полотенцем.

Надолго ее не хватило, любопытство перевесило желание наплевать и забыть этого бабника. И чего он только приперся? Естественно, не к ней, а к мастеру. Тогда почему топчется в соседней комнате? А! Собирается уговорить ее по-хорошему уступить очередность на ремонт! Ни за что, пусть даже не надеется. Оля не станет задерживаться в этой дыре ни на один лишний день. Как только ее автомобиль встанет на самостоятельный ход, она покажет всем его задний бампер!

Оля в изумлении остановилась перед окном. На подоконнике лежал неизменный букет цветов. Значит, это он принес цветы. Баланчин принес ей цветы! Подкуп доверчивого женского сердца посредством поэзии чувственных восприятий. Так сказал Земляникин, когда отказывался от цветочных подкидышей. Баланчин! Кто бы мог подумать? Кто, кто, она и думала, она на это надеялась. Оля прислушалась, шагов в соседней комнате больше не было слышно. Мавр сделал свое дело, мавр может удалиться. И он ушел.

Ничего, далеко не уйдет, в сарае задержится. Сейчас Оля приведет себя в порядок и поговорит с ним. Что она ему скажет? А что она может сказать? Было бы здорово, если бы он закрыл своими губами ее губы и не дал ничего говорить. Она мечтательно вздохнула, тряхнула все еще сырыми волосами и кинулась переодеваться. Неужели Анжелка ее сглазила, она серьезно влюбилась? Нет, любовь – вирусное заболевание, передающееся через поцелуй. Но Баланчин ее не целовал, так что ничего опасного Ольге не грозит. Легкий флирт, и ничего более. Разве только один-единственный поцелуй. Интересно, как он целуется?

Как Ольга и предполагала, Баланчин задержался в мастерской. Она влетела туда с видом полной идиотки, мечтающей лишь о том, чтобы художник бросился к ее ногам.

Но Баланчин стоял с отстраненным видом и кидаться под ноги не собирался. Он только чуть улыбнулся, увидев девушку на пороге. Но Ольге сразу стало не до улыбок. Феликс Иванович возился не с ее автомобилем, а с раритетом Баланчина! А возле раритета стояла Муза! От нее так и шло сияние важной персоны, волей случая оказавшейся в убогой деревенской мастерской.

Муза даже не посмотрела на вошедшую Ольгу, она погладила капот старинной машины и задумчиво проговорила:

– Двести или триста? Что ты скажешь, Дмитрий?

– Решай сама, – пожал плечами тот, – автомобиль твой.

– Ты сделал мне шикарный подарок, – проворковала Муза, устремляясь к Баланчину. И повисла у того на шее. – Я сумею тебя отблагодарить, поверь мне, нам будет очень хорошо. – И она с вожделением провела указательным пальцем Баланчину по носу.

Оля хмыкнула. Не хватает только того, чтобы эта расчувствовавшаяся парочка устроила стриптиз в отдельно взятом сарае. Но Баланчин на расчувствовавшегося не был похож. Он мягко отстранил Музу и повернулся к мастеру:

– Думаю, действительно, будет хорошо, когда автомобиль встанет на ход.

– А то, – усмехнулся в усы Феликс Иванович.

– Когда же вы закончите его ремонт?! – требовательно поинтересовалась Муза. – Мы спешим, – она взяла Баланчина под руку, – и не хотим задерживаться в этой деревне.

– Не только вы не хотите! – подала голос Ольга и подошла к мастеру. – Мне автомобиль нужнее, правда же, Феликс Иванович?! – и взяла под руку мастера.

– А то, – обалдело ответил тот.

– Вот видите, – довольно сказала Ольга, одержавшая хоть маленькую, но все-таки победу, – отдыхайте спокойно. Сначала мастер займется моей машиной.

– Этим металлоломом? – презрительно фыркнула Муза, устремляя взгляд на «девятку», которая, кстати, стояла почти готовенькая. Новенькая и блестящая. Феликс Иванович все же перекрасил ее в более приятный, по его мнению, оранжевый цвет.

– Да уж лучше, чем ваша рухлядь, – взъелась Оля.

– Да вы, милочка, знаете ли, сколько она стоит?! – возмутилась Муза.

– Не знаю и знать не хочу! – заявила Оля. – Итак, Феликс Иванович, сколько еще требуется денег для восстановления моей расчудесной машины?

– Тыщонки три, – обрадовался тот, – я тогда и то поставлю, и это…

– Берите! – Ольга достала из кармана купюры. – И обязательно поставьте то и это! И чем скорее, тем лучше. Мне задерживаться некогда. Слишком много здесь примитивных личностей с их примитивными подругами. У меня показы в Париже, самолет на Лондон, знаете ли…

– Что вы говорите, – завредничал обиженный примитивизмом Баланчин, – что же показывать будете?!

– Себя! – Оля нагло выставила, как ее когда-то учили в балетной школе, ногу от бедра. – Мне есть что показать, между прочим. – И по привычке тряхнула мокрыми волосами.

Капли сорвались и попали на Музу, она брезгливо отряхнулась.

– Показуха, – заявила она. – Феликс Иванович, сколько нужно для восстановления моего раритета?!

– Тыщонок три-дцать, – заикнулся мастер.

– Заплати ему, Дмитрий, – скомандовала Муза, направляясь к выходу, – пусть делает вне очереди. Феликс Иванович, можно вас на минуточку? – И она вышла.

– Не смейте ему платить! – возмутилась Оля, наступая на Баланчина.

– За бесплатно я не стану делать, – развел руками мастер, выходя за Музой, – детали очень дорогие…

– Только попробуйте заплатить, – прошипела Оля, встав напротив Баланчина. – И не нужно мне улыбаться! И лилии я терпеть не могу! У меня от них, как и от вашей подруги, жуткая аллергия. А от вас… А вы, и вообще…

Она не договорила. Баланчин резко привлек ее к себе, наклонился к лицу и поцеловал.

Здорово! Он целуется очень даже здорово. Бабник! Но такой приятный бабник… Что она делает?!

– Что вы делаете?! – возмутилась Оля, отстраняясь от художника.

– Теряю голову, – признался тот, нехотя отпуская ее хрупкое тело.

– А вдруг она увидит? – провокационно прищурилась Оля.

– А тебя это волнует? – усмехнулся он, не сводя с Ольги своих пронзительных глаз.

– Нисколько, – соврала та, направляясь к выходу. Нужно было немедленно покинуть поле боя, на котором она так быстро сдалась противнику.

– Я рад, Оленька, – сказал Баланчин и пошел за ней следом.

– А я-то уж как рада, – Оля вышла и увидела Музу с Феликсом Ивановичем, – не передать словами.

– Вы не представляете, сколько станете зарабатывать в столице, – говорила Муза мастеру. – Приобретете известность, вашими клиентами будут лучшие люди страны…

– Так оно так, – кивал ей Феликс Иванович, – только мне из Малых Чернушек никуда уезжать не хочется, – признавался он, – и средств мне вполне хватает на прожитие.

– Эх, житие ваше, житие, – процедила Муза и повернулась к Баланчину. – Пойдем, Дмитрий. Но наш разговор, Феликс Иванович, не закончен.

Она зацепила Баланчина и повела прочь. Оля проводила пару долгим взглядом.

– Разойдутся, – махнул рукой Феликс Иванович, – как в море корабли. Разные они, – пояснил он, – у нее на уме только деньги. А он натура творческая, – и мастер покрутил пальцем у виска, – неординарная личность, одним словом.

– Двумя, – автоматически поправила его Оля.

– Ну да, двумя, да только все одно, – согласился тот и вернулся в сарай.

Анализировать свои странные отношения с Баланчиным Ольга отправилась в сад. Она надеялась, что на свежем воздухе ее голова проветрится и обретет былую ясность мыслей. Что ни говори, а поцелуй наложил неизгладимый отпечаток на ее трепетную душу. Правда, Анжелка не считала ее душу трепетной. Но знала бы она, как трепещет ее подруга при мысли о художнике! Все, Оля заболела. Она так стойко держалась, когда вирусная инфекция любви носилась в воздухе в поисках новой жертвы! Первой стала Анжела, загулявшая с итальянцем. Но почему следующая Ольга? Могла бы Пелагея в кого-нибудь влюбиться. В Баланчина. И он бы ее поцеловал. Она почувствовала укол ревности. Вот это да. Ревность!

Только этого ей не хватало в этой деревне! Бабушка сойдет с ума от беспокойства, узнав, что Ольга влюбилась в местного аборигена. Пусть приятного, обходительного, почти что гениального, но неизвестного кругу ее семьи. А что толку от известных? Еще неизвестно, что лучше.

Нужно задержаться в этой деревне подольше и разобраться в хитросплетениях чувств. А бабушка может ничего не знать. Естественно, лучше ей ничего не рассказывать ни про себя, ни про Анжелу. Особенно про Анжелу, а то бабуля поднимет на ноги всю московскую милицию и примется разыскивать Анжелку с сотрудниками и собаками. Да где теперь ее искать-то?

– В полях, – бросила ей Пелагея, выпрыгивая из кабины грузовика. – Хотела отвезти их на станцию, но они наотрез отказались! Пришлось километров за сто вывезти в картофельные поля.

– Анжелка не взяла свои шортики, – задумчиво проговорила Оля. – И что теперь будет?

– Кино и немцы, – рассмеялась Пелагея, – я им блинов с собой дала и термос со щами. Деньги у них есть, так что волноваться не о чем. Помоются в речке и прибьются в какой-нибудь деревеньке.